Всё как в монологе Фамусова: погребение и обед соседствуют — «одно уж к одному». Письма Василия Львовича дают представление о главных жизненных интересах московского барства, о своеобразной жизненной философии, о круговороте московской жизни.
«В Москве новостей и приключений множество. Кирияков, богатейший из здешних купцов, зарезал за обедом сестру свою. Это случилось 7 числа в присутствии многих родных и гостей. Несчастная жила около суток, исповедовалась, причащалась св. тайн и простила своего убийцу. Все утверждают, что он без ума и что бешенство всему причиною; однако в допросах он ничего безумного не говорил. Старуха мать в совершенном отчаянии. Дом Кириякова запечатан. Он объявил более трех миллионов капитала, а наличных денег нашли только шестьсот тысяч рублей. Старший брат его недавно с ним разделился и получил также на свою часть несколько миллионов. Эти Кирияковы — двоюродные братья тому, который купил прежде бывший твой дом у Тутолмина. Убийца содержится теперь в тюрьме и производится следствие.
На прошедшей же неделе, 9 числа, наши московские гаеры играли „Семирамиду“. Надобно тебе сказать, что Семенова здесь и приехала сюда на месяц. Кондаков, представлявший роль Ассура, лишь только появился на сцену, забыв свою роль, залепетал, упал и — умер. Занавес опустили. Директор предложил взять деньги обратно, но публика собранную сумму отдала жене умершего. Киселевы в этот день звали меня в свою ложу, но я по какому-то предчувствию не поехал. Зрителей в театре было множество, и все в одну минуту разъехались по домам» (19 сентября 1819 года) (264).
Что касается купца Кириякова и его преступления, то мы пока не можем ничего добавить к рассказу В. Л. Пушкина. А вот ужасная театральная история может быть дополнена некоторыми сведениями. Сначала — несколько слов о ее участниках.
Екатерина Семеновна Семенова — великая трагическая актриса, ученица Н. И. Гнедича. Дочь крепостной, в замужестве она стала княгиней Гагариной и покинула сцену. Игрой «великой Семеновой» восхищался А. С. Пушкин, видевший спектакли с ее участием в Петербургском театре. В 1820 году в статье «Мои замечания об русском театре» он дал восторженную характеристику и ей, и ее игре:
«Говоря о русской трагедии, говоришь о Семеновой и, может быть, только об ней. Одаренная талантом, красотою, чувством живым и верным, она образовалась сама собою. <…> Игра всегда свободная, всегда ясная, благородство одушевленных движений, орган чистый, ровный, приятный и часто порывы истинного вдохновения, все сие принадлежит ей и ни от кого не заимствовано» (XI, 10).
Игрой Е. С. Семеновой восхищался и дядя А. С. Пушкина:
«Актриса Семенова в Москве, но тебя здесь нет, следственно она уедет в Петербург без кружевного платья. Я ее видел, играющую Клитемнестру в „Ифигении“. Прекрасно! Но прочих должно со сцены гнать помелом. Это не актеры, а разбойники» (14 октября 1818 года) (239–240).
Партнер Е. С. Семеновой в спектакле «Семирамида» (трагедия Вольтера) — Михаил Кондратьевич Кондаков, актер русской драматической труппы в Москве. По отзыву театрала С. П. Жихарева, он «играет, что велят, а по настоящему резонер и порядочный Тарас Скотинин»[495]. Благодаря дневнику С. П. Жихарева сохранилась и оценка игры М. К. Кондакова, данная известным актером и драматургом П. А. Плавильщиковым в 1805 году:
«Вот хоть бы взять нашего Кондакова: он из семинаристов и, по-настоящему, плохой актер, но публика его терпит, потому что он читает внятно, слова нижет как жемчуг, ни одного не проронишь. Такой человек если не оттенит своей роли, то и не проглотит ее, но передаст публике верно, что хотел сказать автор. Если имеешь орган и чистое произношение, то есть и возможность заставить слушать себя»[496].
Смерть М. К. Кондакова на сцене нашла отражение в «Записках» актера П. А. Каратыгина. В его рассказе есть подробности, которые свидетельствуют о трагизме произошедшего, бездушии театральных чиновников, черствости некоторой части театральной публики. И хотя, вероятнее всего, В. Л. Пушкин ничего не знал об этом, позволим себе привести достаточно пространный отрывок из «Записок» П. А. Каратыгина:
«Здесь мне пришло на память одно грустное происшествие, случившееся с Семеновой в Москве, которую она не раз посещала.
В один из этих приездов назначена была, для первого выхода Катерины Семеновны, трагедия „Семирамида“. Разумеется, за несколько дней до представления все билеты были разобраны нарасхват; но накануне этого спектакля московский актер Кондаков, который занимал в этой трагедии роль Ассура, сильно захворал. Через великую силу он кое-как пришел, однако, поутру на репетицию и предупреждал режиссера, чтобы он на всякий случай принял какие-нибудь меры, потому что он играть, кажется, не в состоянии. Режиссер бросился к директору с этим неприятным известием. Директором московского театра был тогда Майков; он немедленно приехал в театр взбешенный и не хотел слышать никаких отговорок; отменить такой интересный спектакль, которого ждет половина Москвы, он ни за что не соглашался. Позвали доктора. Театральный эскулап пощупал пульс у больного, прописал ему что-то и сказал, что он ничего особенно важного не предвидит и полагает, что к вечеру больной поправится; Майков, со своей стороны, ругнул беднягу и дал ему заметить, что если из-за его ничтожной болезни спектакль не состоится, то за это не поздоровится ему во всю его жизнь; даже грозился отставить его от службы. Нечего делать! Бедный Кондаков был человек пожилой, семьянин, запуганный, скромный по природе, хотя и изображал классических злодеев; он покорился необходимости; кое-как окончил репетицию, вечером явился в театр, облачился в мишурную хламиду и, как гладиатор, пошел на смертную арену по приказанию начальства.
Первый акт прошел благополучно, но во втором акте, в сцене с Семирамидой, он должен был стать перед нею на колени, он стал — и упал мертвый к ее ногам! Завесу опустили; публика поднялась, из-за кулис все бросились к нему — но он уже покончил свою жизненную драму! — апоплексический удар был следствием его болезни. Можно себе представить, какой потрясающий эффект произвела в театре эта роковая катастрофа.
Мертвеца отнесли в уборную и совлекли с него мишурное облачение. Тот же эскулап, который поутру не предвидел ничего опасного в болезни, пустил ему кровь, но никакие медицинские меры не могли возвратить жизни бедному труженику.
Публика более четверти часа оставалась в недоумении, наконец пришли ей известить, что спектакль, по внезапной болезни актера Кондакова, не может быть окончен. Начался, конечно, шум, говор, суматоха; кто требовал назад деньги; кто спрашивал капельдинеров: можно ли оставить билеты до будущего представления „Семирамиды“; нашлись, может быть, и такие господа, которые думали, что покойный был просто пьян»[497].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});