Читать интересную книгу Благословенный (СИ) - Коллингвуд Виктор

— Разрешилась, — машинально ответил Безбородко. — Седьмого дня, девочкой.

— Ну, вот видите, вам бы жить и жить, а тут такое! Мой вам совет, граф — падите в ноги цесаревичу, пусть замнёт это дело! Государыня милостива, а уж сейчас, когда Павел Петрович навсегда отбывает в Гельсингфорс, можно надеяться на самое доброе отношение!

— Непременно! Непременно, Степан Иванович! — плача навзрыд, произнёс Безбородко.

— Вот славно! Ведь вы же умный человек, вы же всё понимаете!

* * *

Александр Андреевич действительно был умён. Вскоре все возражения во всех инстанциях были сняты, и Екатерина вскоре получила представление от Сената, согласно которого «Верный Сенат ваш, Государыня Императрица, после обнародования отречения Великого князя Павла Петровича, умоляет признать наследником Вашего трона и власти Великого князя Александра Павловича». Формальности не заняли много времени, и к началу февраля 1791 года моё положение окончательно определилось.

Вот славно!

Эпилог.

Всё потихоньку входило в свою колею. Некоторое время о судьбе шведского короля не было никаких известий. Лишь через неделю в Петербург пришло сообщение о гибели короля во время боя. В Финляндии были пойманы два шведских морских офицера, спасшихся вплавь с горящей галеры и пытавших добраться до своей армии. Они подтвердили, что король Густав, после того, как его яхта налетела на подводное препятствие, на шлюпке добрался до их галеры. При прохождении мыса Крюссерорт галера была обстреляна русской батареей; одно из калёных ядер вызвало пожар. Его Величество героически руководил тушением пожара, но тут галеру обстреляли крупной картечью, и гребцы, несмотря на присутствие монарха, бросились в воду. Видя, что спасти судно невозможно, Густав и его офицеры вновь перешли на шлюпку и попытались перейти на другое судно, но шлюпка короляпо пути была разбита картечью. Офицеры смогли доплыли до берега и долго искали своего монарха, но Его Величество так и не объявился.

Таким образом, выходило, что король Густав, вернее всего, утонул, хотя, что доподлинно случилось, установить так и не удалось. Никто не знает, что стало фатальным: огонь линкоров Повалишина, ядра и картечь фрегатов контр-адмирала Нельсона, а может, картечный обстрел с береговой батареи Бонапарта прервали его жизнь. Но следствия этого события оказались весьма разнообразные.

Швеция была совершенно обезглавлена. Король, скорее всего, погиб (но это не точно). Его «заместитель», могущий взять на себя функции регента, герцог Карл Седерманландский, оказался в плену. Флот почти полностью потерян, армия деморализована, в общем, воевать дальше в Швеции оказалось некому и незачем.

Власть на себя принял ригсдаг. Вернулись ранее бежавшие диссиденты, снова подняли голову финские сепаратисты. Екатерина дала нужные распоряжения, и «финский проект» двинулся вперёд. Из пленных шведов отобрали уроженцев Финляндии и передали их в ведение «конфедератов». Вскоре они сформировали три батальона, отправившихся покорять леса и скалы Суоми. Вскоре они овладели практически всей страной, за исключением нескольких крепостей со шведскими гарнизонами.

Георг Магнус Спренгтпортен, возглавлявший в Терийоки группу мятежных финских офицеров, объявил о независимости королевства Финляндского, и обратился к Российской императрице с просьбой, признав новое государство, оказать ему военную помощь. Императрица ответила туманно-благосклонно: в Петербурге ожидали результатов переговоров со шведами.

Ригсдаг шведский, не смея сам начать международные переговоры, затеял выборы нового короля. В нём усилилась «партия шапок», решительно возражавшая против абсолютизма и настаивавшая на конституционной монархии. Они склонялись к идее передачи трона Карлу, герцогу Седерманландскому но на условиях сильнейшего ограничения власти короля. Императрица разрешила герцогу вступить с ригсдагом в переписку по поводу условий его воцарения. Со своей стороны, Российская империя выставила довольно умеренные, учитывая ситуацию, требования — нейтральный статус Швеции, независимость Финляндии и выплата крупной контрибуции.

Мы некоторое время ожидали исхода этого дела, но к зиме истощили терпение. По договорённости с финнами наши войска вступили в Финляндию и заняли её полностью, кроме крепостей Свеаборг и Таммерфорс, сохранявших сильный шведский гарнизон. Затем был устроен зимний поход по льду Ботнического залива, подобно тому, что совершался во времена Северной войны. В поход этот бросили два полка донских казаков, два полка башкир, карабинерный полк и 7000 разной пехоты, посаженной на сани.

Появление наших войск в окрестностях Стокгольма, особенно ­– «диких косоглазых варваров», заставила шведских парламентариев крепко задуматься. К этому добавилось резкое обострение отношений с Данией, спешившей воспользоваться моментом урвать своё, и побольше. И, в конечном итоге, соглашение было достигнуто — герцог всё подписал и отправился восвояси.

Опубликованный текст мирного соглашения поднял бурю в Европе. Великобритания совершенно уже была готова начать войну против России, прислав в Балтику свою эскадру и вновь активизировав переговоры с пруссаками о совместном военном выступлении. Но у этих планов вдруг возникла сильная оппозиция в парламенте. Либерально настроенные члены палаты общин заявили о несправедливости такой позиции, — ведь получалось, что Англия выступала против нового независимого государства. Злые языки поговаривали, что здесь не обошлось без некоторых финансовых интервенций со стороны русского посольства, но кто же им верит? А затем начались волнения в Польше, и пруссакам стало не до войны с Россией.

Постепенно все международные дела удалось утрясти. После взятия Измаила в исходе войны с Турцией уже никто не сомневался, а комбинация пруссаков с польским сеймом ожидаемо провалилась — узнав условия антирусского союза, паны немедленно послали херров. В Англии по получении известия, что Финляндия получит русского короля на условиях строгого разделения тронов и вообще разной государственности, утратили интерес к этому делу. Тем более, что потенциальные союзники — шведы — были разгромлены настолько убедительно, что не представляли теперь решительно никакой ценности. «В другой раз» — говорят, произнес министр Питт, когда в кулуарах парламента его спросили про перспективы войны с Россией.

Императрица Екатерина была в восторге. Благополучный исход внезапной Шведской войны, недавнее взятие Измаила, ретивая исполнительность молодого фаворита, и, в особенности, благополучное разрешение вопроса с престолонаследием поселили в ней самое наилучшее расположение духа. Казалось, на какое-то время к государыне вернулась молодость: она была весела, много смеялась и шутила, кокетничала с послами. Праздники следовали один за другим: на одном из маскарадов, занявших сразу несколько залов Зимнего дворца, присутствовали восемь с половиной тысяч гостей!

Гатчинское семейство готовилось к отъезду. Надо сказать, что, поскольку в Гельсингфорсе не было достойного короля помещения, Екатерина решила подарить Павлу дворец. Он сам мог выбрать архитектора, проект и прочее, а его финансировали на полмиллиона рублей — 250 тыс. на постройку и столько же на отделку. Мария Фёдоровна, конечно же, вся исстоналась на тему, как им этого мало. Вообще маман всем, кому только можно, жаловалась, как скверно императрица обошлась с родным сыном, отправляя его править страною, размерами и богатством не превышающую средней российской губернии. Разумеется, императрица об этом немедленно узнала и, само собою, не добавила им на дворец ни копейки — сверхлимитные расходы пришлось нести из казны молодого государства. Екатерина не прощала неблагодарности.

Мне было немного грустно. В семье меня молчаливо осуждали — ведь теперь наша фамилия окончательно разделилась на «русских Романовых», остающихся в Петербурге — это я и Константин, и «финских Романовых» — это все девочки, покидающие нас вместе с гатчинским двором. Впрочем, Екатерина однажды обмолвилась, что старшую внучку она тоже желала бы видеть у себя при дворе, но это, видимо, ожидалось ближе к взрослению принцессы.