В городе положение было тяжелым. И Брож не пытался скрыть безвыходность ситуации. Низкая боеспособность частей не давала, по его словам, реальных надежд на укрепление обороны. В батальонах не было офицеров, не хватало командиров рот и взводов. Большую часть личного состава подразделений составляли новобранцы, которые прибыли на фронт только 6 марта. Они еще не умели как следует обращаться с оружием и были не обстреляны в боях. Не хватало пулеметчиков. Измученные люди засыпали на ходу. Опытных бойцов осталась небольшая группа, но они с беспримерной отвагой сражались против превосходящих сил гитлеровцев.
- Город не удержим, - откровенно заявил мне подполковник Брож.
Сдача города могла произойти в любой момент. В штабе бригады царила нервозная атмосфера. Брож выглядел бледным и изнуренным. Что бы он ни делал, а хозяином положения не являлся. В обстановке тревоги и неразберихи вокруг него крутились солдаты, офицеры, посыльные, офицеры связи, наши и советские. В крайнем напряжении сил он пытался одновременно управлять боем, принимать решения, оценивать информацию, решать материальные и кадровые вопросы, поддерживать связь с корпусом. Для одного человека это было чересчур много. Среди шума и гула его сильный голос то резко выделялся, то вновь заглушался. "Как долго все это протянется?" - пронеслось у меня в голове при виде этой картины. Дело шло к быстрому концу. Призрак окружения витал над городом, прокрадываясь в среду солдат на боевых позициях, проникая в сознание командиров и работников штабов, парализуя их волю опасениями за свою судьбу, если их схватят нацистские головорезы. Слово "окружение" никто не произносил вслух, но все понимали это как возможную реальность. Сознание этого лишало уверенности даже тех, кто еще надеялся отстоять город. Вот в такой ситуации притащили пленного гитлеровца. Он надменно и громко продемонстрировал начальнику гарнизона фашистское приветствие, и до допроса дело не дошло.
Картины развернувшегося сражения за город одна за другой врезались в мое сознание. В течение дня с переменным успехом шли бои за казармы, вокзал, пригород Палудзка. После ожесточенных атак с разных направлений гитлеровцы постепенно просачивались в город. Опорой обороны стали наши 76-мм противотанковые пушки. Установленные между бараками, они с поразительной точностью уничтожали цели и наводили ужас на врага. Смело вели себя расчеты орудий. Позже, в последних боях за город, им выпала почетная миссия прикрывать своим огнем отступление пехотинцев. Они делали это, выступая в качестве арьергарда.
Мне надо было возвращаться. Смеркалось. После недавней метели и утреннего тумана воздух стал прозрачным, морозным. Освещенная закатом, окружающая природа казалась подчеркнуто белой и искрилась чистотой. Стояла чудесная, умиротворяющая погода. А людям надо было сражаться! Биться за свою собственную жизнь! Возвращаться днем было невозможно, разве что проползти но кювету вдоль дороги на Околичне. Подумать только, два километра по дну кювета!
Когда я из крайнего городского дома рассматривал свою обратную дорогу, бой шел за расположенную невдалеке железнодорожную будку. Ползти пришлось долго. На полдороге я был уже весь мокрый от пота. Попробуйте-ка совершить марафон ползком, да еще в тяжелой шубе!.. День незаметно кончался. Наконец я достиг спасительной деревушки и увидел Шпачека с машиной. Шпачек взглянул на меня с удивлением. Домой мы возвращались в звездную ночь, не проронив ни слова.
Назавтра вечером мне вновь пришлось испытать хождение по мукам по пути в Липтовски-Микулаш.
Мы ехали по дороге от Св. Петера. Перед Околичне на красном фоне выделялись серые силуэты домов, над Липтовски-Микулашем разлилось багровое зарево пожаров. На дороге было пусто. Я не имел представления, что творится впереди, но предчувствовал что-то неладное. Издалека доносился какой-то рев и шум. А через мгновение мы оказались среди лавины солдат, которая катилась в сплошной темноте от Микулаша в сторону Околичне прямо по заснеженным полям. Вскоре солдатская масса забила улицы деревни и направилась дальше. Дело было дрянь! Паника! Она никогда не приводит к добру. Усмирить ее - это все равно что остановить хлынувший поток в прорванной плотине. Я бросился навстречу бегущим солдатам, беспомощно размахивая пистолетом и крича изо всех сил. Напрасно! Никто не обращал на меня внимания. В глазах бегущих застыл ужас. Еще немного, и они увлекли бы меня с собой.
Солдаты бежали, ничего не слыша и не соображая. Что, стрелять в них? На это я был не способен. И опять расчеты наших противотанковых 76-мм пушек оказались на высоте. Заняв позиции в проломах домов и на гумнах, они открыли огонь прямой наводкой по приближавшимся гитлеровцам. В Околичне загорелись дома, и на деревенской площади стало светло как днем. К первым смельчакам присоединились другие. Их становилось все больше. Паника была ликвидирована. По праву офицера с высшим званием я взял на себя временное руководство организацией обороны. В водовороте событий я совершенно забыл о своем водителе.
Посреди всеобщей неразберихи, освещенный заревом пожаров, невзирая на разрывы мин и снарядов, на площади неподвижно сидел эа рулем Шпачек. Мотор тихо работал, машина была развернута на случай возможного отъезда, как я и приказал. Водитель с пунктуальной точностью выполнил приказ, словно весь этот гам его не касался. Меня грызла совесть, что я оставил машину на самом бойком месте, как говорится, в пасти тигра. Казалось, просто непостижимым видеть, что Шпачек сидит, как памятник, - без страха, спокойно, решительно. Я мысленно назвал его рыцарем. Через несколько дней я повесил ему на грудь медаль "За храбрость" - за поведение под Конской и в Околичне. Был он, конечно, на вершине счастья. Эту медаль Шпачек не снимал с груди до самой демобилизации. Из него получился потом отличный водитель, иногда приходилось даже умерять его смелость. 3 марта после замены советской дивизии оборона города была поручена 1-й чехословацкой бригаде, а на восьмой день, несмотря на все усилия, мы оставили город. Это был страшный удар. Советские части заплатили дорогой ценой за взятие Липтовски-Микулаша. Их потери были тем обиднее, что достигнутый ими успех не удалось закрепить и развить.
Последние бои и разгром
После всесторонней тщательной подготовки, какая еще не проводилась ни перед одним из предыдущих наступательных боев, войска 1-го чехословацкого корпуса были полны решимости нанести последний удар. В подготовительном периоде были выявлены причины неудачи девятидневных боев и недостатки в боевой подготовке и моральном состоянии личного состава. Были приняты максимально возможные меры для устранения этих недостатков. Штаб корпуса разработал новый план наступления, который предусматривал нанести главный удар большинством сил на северном фланге фронта в направлении Жиар, Яловец. Вопреки старой тактике решили отказаться от артиллерийской подготовки и атаку пехоты предпринять внезапно для противника ночью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});