Как только вода с громкими брызгами опрокинулась на мирайю, Иллиана подумала, что вот сейчас ей станет легче, огонь уйдет.
Но нагиня ее даже не заметила. А вода, что должна была бы погасить хотя бы часть пламени, просто испарилась, белым туманом исчезнув в воздухе.
Иллиана ахнула. Этого следовало ожидать: вода была бесполезна против проклятого огня.
Демоническая музыка звучала в ушах отвратительным звоном. Как писк тысяч комаров возле уха. Звонко и тонко, пронизывающе:
«Приходи и полюбуйся Красотой пейзажа, Ночь придет, огонь потухнет, И останется лишь сажа…»
Иллиана невольно вновь прислушалась к словам и под властью все сильнее накатывающей паники вдруг поняла, что у них есть всего лишь одна ночь. А наутро все будет кончено.
Повернув голову, она увидела, как к ней приближались две пока еще живых и здоровых мирайи. Они плакали, закрыв лица руками, но их хвосты неотвратимо несли их к огню.
Иллиана схватила одну из нагинь за талию, стараясь не дать ей войти в костер. Кажется, она что-то говорила ей, даже кричала.
Но та лишь посмотрела на нее широко раскрытыми глазами, из которых продолжали литься слезы. А затем просто двинулась вперед. Сила ее огромного змеиного хвоста была непреодолима. Иллиане пришлось отпустить мирайю, если она не хотела оказаться в огне вместе с ней.
Девушка упала на колени у самой кромки костра, с ужасом глядя, как две нагини коснулись пламени и мгновенно вспыхнули, чудовищно закричав.
– Это конец, – прошептала Иллиана, не замечая, что по ее щекам тоже уже давно текут слезы.
«…и останется лишь сажа…»
В этот момент двери храма Иль-Хайят с треском распахнулись, давая понять, что прежде кто-то запер их изнутри. И наружу, крича, выползла едва стоящая Райела.
– Я не хочу умирать! – закричала она, заламывая руки и двигаясь вперед.
А вслед за ней, белый как мел, со стиснутыми зубами на пороге появился Торриен.
Почти сразу он безошибочно нашел в толпе Иллиану. Взглянул на нее, медленно опустив веки и снова подняв. Словно… прощался.
Он тоже не мог сопротивляться песне. Как и все мираи. И тоже вот-вот должен был отдать себя во власть проклятого огня.
Иллиана почувствовала, как земля уходит из-под ног. Голова закружилась, а перед глазами заплясали разноцветные круги.
Он не должен был оказаться там, только не он…
Но он оказался. Как бы Иллиана ни пыталась его задержать, как бы ни кричала и ни тянула его обратно.
Торриен молчал. Улыбнулся один раз очень грустно и на ходу обнял ее, коротко поцеловав.
– Уходи. Не смотри на нас. Это моя вина, я открыл город. Я должен быть здесь, вместе со всеми.
– Что за чушь?! – заплакала Иллиана, хватая руки, которые выскальзывали из ее ладоней. – Это Фендор, это все Фендор! Я не знала, что он способен на подобное. Не знала! Пожалуйста, не уходи…
Золотой змей снова болезненно улыбнулся.
– Никто не знал. Не вини себя, – проговорил он тихо. – Помни, что я люблю тебя. Всегда любил, с первой встречи.
С этими словами он оттолкнул ее подальше от черного огня, который был уже слишком близок.
– Отойди, – сказал он последний раз. – И не приближайся.
А в следующий миг вошел в пламя.
Черные языки взвились в воздух, словно только и ждали нового повелителя всего змеиного царства.
Торриен зажмурился, плотнее сжав челюсти, но не закричал.
А огонь не смог мгновенно поглотить его, как сделал это с другими мираями. С Райелой и Саримархом, которые были уже внутри погребального костра. Огонь не смог подобраться к нему, потому что Торриен внезапно окружил себя стеной рубинового огня.
Кристально-розовое пламя покрывало руки, грудь, хвост и даже волосы Великого змея, не позволяя черной смерти коснуться его. И все мираи, что стояли поблизости, стали сползаться к нему, чтобы коснуться священного огня.
Торриен закрыл глаза и резко выдохнул.
Пламя первых царей Шейсары на миг взвилось в небо и тут же опустилось, расширившись на три метра вокруг.
Мираи, что стояли рядом, застонали и вдруг замолчали, так, словно боль ушла. Они жались к своему повелителю как к последней надежде. Но, увы, места всем не хватало. За границей рубиновой стены народ Шейсары продолжал кричать. Медленно и мучительно погибать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Иллиана не могла оторвать взгляда от происходящего. Она прижала руки ко рту, чтобы не выть вместе со всеми, отчаянно надеясь, что силы Торриена хватит продержаться до утра. Тогда, если повезет, магия гесайлахов исчезнет, а ее царевич останется жив.
Хотя бы он, тот, кто был ее сердцем и душой. Пусть и всего лишь с несколькими десятками нагов.
Иллиана не хотела размышлять о том, насколько она сейчас жестока к остальным мираям. Думала она в данный момент только об их царе.
Лишь бы он остался жив…
Но, увы, похоже, ее надеждам не суждено было сбыться. Уже через некоторое время на лице Торриена появилось напряженное выражение. Он сдвинул брови, тяжело дыша, словно магия, которую он творил, отнимала у него все силы.
И, очевидно, это и впрямь было так. Потому что рубиновый огонь внезапно начал гаснуть. Сперва его площадь уменьшилась до двух метров в диаметре, потом – до одного. А затем и вовсе крохотные языки стали покрывать лишь тело царя.
Когда на небе поднялась огромная бледная луна, рубиновый огонь потух окончательно. Черная магия окружила тело Золотого змея и вгрызлась в него как в самую желанную добычу. Торриен зарычал, до крови прикусывая губы. Но крик не сорвался с его губ.
В этот момент Иллиана поняла, что теперь надежды больше нет.
Она больше не плакала, слез не осталось. А может, решимость, которая внезапно вспыхнула у нее в голове, вытравила оттуда бесконечную тоску и отчаяние.
Когда шансов на спасение не стало, Иллиана поняла, что для нее нет другого выхода. Она улыбнулась, мысленно попросив прощения у матери, и шагнула в огонь.
Кажется, Торриен что-то кричал ей. А может, он кричал просто так. Как и другие мираи, чьи голоса уже давно слились в один.
Когда черные языки коснулись тела девушки, это было невероятно больно. Пожалуй, ничего ужаснее с ней не происходило никогда в жизни. И если первый шаг в пламя она сделала медленно, словно прощаясь со всем тем, что оставалось позади, то остальные она пробежала, стараясь не застыть на месте, вопя от агонии.
Но ей нужно было… Нужно только одно…
Уже через пару невероятно долгих мгновений она коснулась своего царя, обняв его со спины, и проговорила, давясь собственным хрипом:
– Торриен, Тор…
Мужчина обернулся, обхватив ее руки своими, которые уже были обожжены до страшного алого цвета.
– Что ты натворила… глупая.
Она подняла голову, глядя, как остатки рубинового пламени, как маленькие драгоценные вспышки, еще виднеются в его черных волосах, не давая им сгореть, и проговорила:
– Вместе, навсегда… – Тут же поцеловав его в последний раз. Лишь бы почувствовать его дыхание, его губы, теперь такие сухие и обожженные, но, как и прежде, такие родные и мягкие.
Иллана закрыла глаза, растворяясь в этом поцелуе, цена которого была столь велика. Забывая себя и зная, что не ошиблась. Торриен был половиной ее сердца, и если бы эта половина умерла, вторая все равно не смогла бы выжить.
Теперь, рядом с ним, оно вновь стало целым. Пусть и в последний раз.
Однако, как только их губы соприкоснулись, что-то произошло.
Боль исчезла, словно ее и не было.
Иллиана распахнула глаза, не понимая, что происходит. Быть может, она уже умерла? И они вместе с Торриеном ушли за черту?
Но этого не произошло. Случилось другое, гораздо менее вероятное событие. Оказывается, с каждой секундой, что их губы соприкасались в поцелуе, рубиновое пламя Торриена росло. Оно вырвалось из его тела взрывной волной, отбрасывая прочь черную тьму гессайлахов. С каждым мгновением радиус священного огня становился все шире, и совсем скоро вся площадь озарилась им, укрывая мираев волшебным теплом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Никто больше не кричал. Никто не погиб.