синод 30 сентября 1719 года торжественно осудил его. Не обращая на это никакого внимания, Гюк не унимался, рьяно проповедовал, и его сторонники встретили дубинками кроткого Пьера Кортеза, явившегося к пророку с умилительными увещеваниями. Лишь в 1723 году Гюка схватили в Сен-Поль-Лакост солдаты королевских войск, отвезли его в Монпелье, и 5 мая того же года он был там повешен.
Вейрак и Винь, соратники Жуани, были арестованы в феврале 1706 года, когда они переправлялись через Рону, и 3 марта их обоих казнили в Монпелье.
Грозного волопаса Абдиаса Мореля, именуемого Катина, и Раванеля в апреле 1705 года сожгли на костре, привязав их к одному и тому же столбу; Соломон Кудерк сожжен на костре 3 марта 1706 года, Жан Кудерк колесован 28 января 1707 года, Пьер Клари колесован в октябре 1710 года, итак далее, и так далее… Мари Долговязую после пыток повесили 6 марта 1704 года, Мари Планк (жену Кастане), Лукрецию из Виварэ, по прозвищу Крепкая, и других пророчиц и прачек заключили в Башню Постоянства в Эг-Морте, где Мари Дюран в течение тридцати восьми лет отказывалась отречься от своей веры…
* * *
У прелатов, офицеров и знатных особ вызвали любопытство эти мятежники, которых травили и хватали поодиночке с тех пор, как удалось их расколоть.
«Я видел их, — пишет маркиз д’Арзелье. — Это люди без всякого образования и без опыта, по большей части неказистые, и мне трудно понять, как могли они оказывать нам сопротивление и продержаться так долго…»
«Люди грубые, нескладные и свирепые…» — замечает епископ Пима, монсеньор Флешье, член Французской Академии («искусный оратор, отличавшийся изысканным слогом», — как сообщается о нем в «Малом словаре Ларусса»).
«И однако ж эти безумцы, эти нищие, эти евангелисты, эти проповедники, эти пророки больше двух лет сопротивлялись двадцатитысячному корпусу регулярных войск и сорокатысячному городскому ополчению, заключали договора с маршалом Франции», — пишет немного позднее в местах восстания молодой Антуан Кур и сообщает, что «на эшафоте неукротимый Кастане с яростью оттолкнул аббата Тремонди, настоятеля церкви Нотр-Дам, и аббата Пломе, каноника кафедрального собора в Монпелье: «Убирайтесь вы, саранча адова! Зачем прилезли сюда, проклятые искусители!»{118}
* * *
Аврааму Мазелю, который первый поднял знамя восстания, суждено было остаться последним из мятежников.
Этот гугенот, покаравший аббата Шайла, стал узником Башни Постоянства в январе 1705 года. В ночь на 24 июня того же года он совершил из этой темницы побег вместе с семнадцатью заключенными собратьями, — самый удивительный из всех побегов, какие случались в действительности или па страницах романов. Троих бежавших поймали, восемь сдались, но, конечно, Мазеля не было среди них. Он направился к Мариону в Пон-Сент-Эспри, и оттуда им удалось пробраться в «обетованную» Женеву.
Встретили их в этом «Убежище» тепло, но радушия хватило ненадолго. Укрывшиеся в Женеве «пасторы, бросившие бедных искалеченных, замученных овец на растерзание волкам, — писал Марион, — искали страну тучную, где царят мир и изобилие… сердца их обросли жиром, уши заложило, и глаза не видят ничего…»
Два наших крестьянина-мятежника без стеснения говорят «зажиревшим» швейцарцам:
«Вы щедро платите людям, именующим себя камизарами, хотя на деле они дезертиры, паписты, боровшиеся против пас в Севеннах; а нам, едва избежавшим колесования или сожжения на костре, вы отказываете даже в скудном пропитании…»
В результате их выгнали: «Мы оказались на улице, не зная, где преклонить голову, почти все стали врагами нашими…»
Тогда они едут в Лондон. А там французы, пасторы англиканской церкви, возбуждают против них население. Наших двух горцев чуть было не линчевали.{119}
И вот Авраам Мазель возвращается в Севенны.
Прибыв 12 мая 1709 года в Виварэ, он призывает к восстанию, увлекает за собой человек сто и отправляет на тот свет некоего полковника. 7 июля его ранили двумя пулями. 8 июля происходит схватка под Бати-де-Крюссолем; Авраам Мазель окружен, но отряд в сто шестнадцать повстанцев, которым умело руководил старик гугенот, твердо держался против всех гренадеров Керси, наступавших под командой самого интенданта Бавиля. Собрав уцелевших в сражении, Авраам Мазель отошел. Десять дней спустя оп снова был окружен и должен был отбиваться от превосходящих сил противника — на них напали сто пятьдесят пеших драгун, три эскадрона конных драгун, сто гренадеров и все ирландские роты; повстанцы убили трех офицеров, многих солдат, но потеряли еще пятьдесят человек.
В живых осталось всего пятнадцать человек, но в сентябре Авраам Мазель снова решает выступить в поход. Пьеру Кортезу с трудом удалось умерить его пыл и уговорить подождать до лета.
Осенью 1710 года Аврааму Мазелю удалось поднять две тысячи человек. Оп доверил командование некоему горожанину Юзеса — Арману Соссииу, и тот предал Мазеля. 14 октября 1710 года Авраам Мазель укрылся на уединенном Ножевом хуторе, был окружен, но, прежде чем пасть от вражеских пуль, старый мятежник из Пон-де-Монвера разрядил свой пистолет в лейтенанта…
После смерти Людовика XIV, ко времени отставки интенданта мессира де Бавиля, случившейся в 1718 году, больше не оставалось камизаров, но Пьер Кортез, Бонбону и Антуан Кур все еще скитались по долинам и в сумерках находили оставленную для них пищу на тех же самых плоских камнях, где некогда оставляли ее для Бруссона и Бивала, а там, где побывали проповедники, Севенны охватывал огонь заступничества за «религию, именуемую реформатской».
Долго еще не прекращались преследования гугенотов. Людовик XV продолжал вешать «сих еретиков, исповедующих религию, именуемую реформатской», и отрубать им головы; последних сосланных на каторгу за принадлежность к протестантской церкви освободили только в 1775 году;{120} законность браков, заключенных протестантами, признана была лишь в 1787 году.
Камизары победили только в 1789 году.
"Никого нельзя беспокоить за его мнения, хотя бы религиозные… Свободное сообщение другим мыслей и мнений есть одно из драгоценнейших прав человека» (Декларация Прав человека и гражданина, принятая 26 августа 1789 года). Так Французская революция воздала мятежникам-горцам за то, чем она была им обязана, за то, что позаимствовала у них."
Итак, мы ввели сюда Историю[9]. Но некоторые действующие лица, быть может, плод воображения: такими в мечтах видел своих предков современный уроженец Севенн, пытаясь установить свою родословную, — он вертится вокруг да около нее, но вместо торжественного генеалогического древа находит лишь вековые каштаны, а простая их древесина идет на бедные гробы…
РОМАН ЖАНА-ПЬЕРА ШАБРОЛЯ О КАМИЗАРАХ
I
Религиозные войны во Франции волновали умы многих писателей. Бальзак оставил нам незаконченную книгу «О Екатерине Медичи», Проспер