Читать интересную книгу Война за "Асгард" - Кирилл Бенедиктов

— Вы находитесь здесь именно для того, чтобы принять участие в этом проекте. Вам предстоит пройти некоторые тесты. Отбор кандидатур на роль матери нашего Сверхчеловека довольно жесткий. Не хочу вас огорчать, но из пяти присутствующих девушек только одна имеет шанс пройти на следующий тур тестирования. Может случиться и так, что в этот раз мы не отберем никого.

Последние слова Радостина сопроводила смешной гримаской — уголки губ опущены вниз, носик наморщен. Артистичная натура, бесспорно. Мария Бальта по-прежнему сидела, равнодушно глядя куда-то перед собой. Беата вскинула голову, впервые проявив хоть какую-то заинтересованность. Стойменова высоко подняла тонкие брови — и этот жест внезапно очень расположил к ней Идзуми. Как и всякий японец, он считал западных женщин омерзительно волосатыми; даже его любимые скандинавки позволяли себе порой не брить подмышки и оставлять чудовищно толстые, пшеничного цвета брови. У Анны Стойменовой брови были выщипаны до состояния двух почти прозрачных ниточек, и это придавало мимике ее обрамленного медно-рыжими локонами лица удивительную пластичность. Плюс балл, решил для себя Танака.

— Сейчас вам раздадут блокноты и письменные принадлежности, — продолжил он, подождав, пока девушки воспримут смысл сказанного. — Вопросы, на которые вам предстоит ответить, очень просты. Тем не менее каждый блокнот снабжен переводчиком, который позволит вам уточнить все неясные детали. На этот тест вам дается полчаса. Девушка, правильно ответившая на все вопросы раньше всех, получает пять дополнительных баллов. Во время теста я буду ходить между вами и задавать вопросы — вы обязаны отвечать на них быстро и не задумываясь. Все понятно?

Им было понятно. Танака подал знак одному из охранников, и тот обошел девушек, вручая каждой электронный блокнот и набор световых ручек.

Пять минут испытуемые разбирались с несложной системой управления блокнотом и учились писать световыми ручками. За Стеной использовались в основном карандаши и — очень редко — гелевые ручки, считавшиеся предметами роскоши. Тонкие, похожие на вспыхивающие разноцветными огоньками травинки световые ручки поразили девушек. Беата и Мария ошеломленно рассматривали их, не решаясь дотронуться до прозрачных листков электронного блокнота. А рыженькая Стойме-нова настолько осмелела, что поймала за край форменной куртки охранника и, улыбаясь, попросила его показать, как пишут световой ручкой. Танака засчитал ей еще один балл — Мнемон любил непосредственных и общительных девушек.

Сами по себе вопросы действительно были очень просты и разрабатывались с учетом среднего интеллектуального уровня трэш-контингента. Хитрость заключалась не в них, а в реакции испытуемых, которых постоянно отвлекали. Танака ходил за спинами девушек, двигаясь мягко и бесшумно, словно кот, потом останавливался и неожиданно спрашивал что-нибудь вроде: “Как звали твою сестру?”, или “Сколько тебе было лет, когда ты впервые попробовала алкоголь?”, или “Какого цвета глаза у белого медведя?”. Как он и предполагал, Беата Пачек и Мария Бальта постоянно запинались и отвечали на его вопросы после длительной паузы. Петра реагировала быстрее, но ей требовалось некоторое время, чтобы вновь сосредоточиться на вопросах теста. Лучше всего дела обстояли у Анны с Радостиной — эти двое, казалось, не испытывали никаких проблем с переключением внимания и отвечали доктору, даже не поднимая глаз от своих блокнотов. Качественный материал, подумал Танака, молодец Кобаяси, хорошо поработал сегодня, следует его вознаградить…

Работу офис-менеджера Исследовательского центра Йоши Кобаяси никто не назвал бы простой. А те задания, которые он получал от доктора Танаки в рамках проекта “Мнемон”, были к тому же связаны с нешуточным риском.

Мнемон выдавал информацию слишком маленькими порциями. Из-за этого Кобаяси отправлялся в свои экспедиции в среднем раз в неделю. Казалось бы, народу за Стеной — не просто много, а чересчур много; тысячи лагерей, десятки городов, плотность населения в отдельных районах изолята выше, чем в Токио. На практике выходило, что Кобаяси мог искать кандидаток только в прилегающих к базе поселениях, а там за годы работы над проектом его успели узнать хорошо. Слишком хорошо.

В некоторых лагерях при появлении Кобаяси девушки прятались в подземных укрытиях. В других офис-менеджера пытались подкупить или разжалобить. Два или три раза в него стреляли, и хотя в каждом таком случае дело заканчивалось зачисткой лагеря силами Истребительных отрядов, гарантии, что покушение не повторится, не мог дать никто.

Танака через платных агентов Службы безопасности в лаге-рях-за-Стеной настойчиво распространял слухи о том, что попавшие в его Центр девушки пользуются всеми благами цивилизации и в перспективе могут рассчитывать на изменение гражданского статуса. Семьям кандидаток — если у них, разумеется, были семьи — выдавали дополнительные талоны на воду, сокращали рабочие часы на строительстве, предоставляли льготы на получение энергоносителей, однако большинство усилий пропадало втуне. Рассказам о творящихся за стенами Исследовательского центра ужасах трэшеры верили куда охотнее.

Доходило до того, что кандидатки, переступавшие порог Жемчужной комнаты, теряли сознание от страха. Понятно, что тесты в таких условиях оказывались почти бесполезны, отбирать приходилось наугад, а Мнемон очень болезненно реагировал на ошибки. Чересчур болезненно.

После прокола с Кирси Мнемон не шел на контакт целый месяц. Не выходил из своего странного, похожего на лабиринт дома, часами слушал тибетскую музыку, курил шох. Доктор Танака несколько раз приезжал к нему, привозил подарки — Мнемон даже не соизволил выйти во двор. Потом, спустя четыре недели, сам позвонил доктору в лабораторию, сказал: “Приходи”… А сколько за это время можно было всего узнать — и сколько уникальных воспоминаний навсегда кануло в Лету, в белый информационный шум…

— Какими словами вы могли бы признаться в любви? — спросил Танака, останавливаясь посреди комнаты, на равном расстоянии от всех кресел. — Вопрос относится ко всем вам.

На лице Беаты Пачек отразилось мучительное раздумье. Мария подняла глаза к потолку и почесала шею указательным пальцем. Петра оторвалась от своего блокнота и сказала:

— Девушка не должна признаваться в любви первой, это точно. А если б парень мне сказал, что любит, я б ответила, что он тоже ничего себе. И все дела.

Танака одобрительно кивнул и взглянул на своих фавориток. Рыженькая опустила плечи, склонила голову набок и, взмахнув ресницами, произнесла на довольно сносном японском:

— Покорно прошу меня простить, но я люблю вас, господин…

“Откуда она знает японский? — подумал пораженный Танака. — И эта поза… Так сидели гейши лет двести назад, еще до революции Мэйдзи, но сейчас увидеть такое можно лишь в театре кабуки. Кто же она, Анна Стойменова? Ах, жаль, что нельзя вернуться в кабинет и пролистать ее досье — придется ждать завершения тестов…”

Внезапно он осознал, что не хочет отдавать рыженькую Мнемону. Это открытие так его ошеломило, что он пропустил первые несколько слов Радостны, которая, закрыв глаза и обхватив руками колени, речитативом говорила по-русски:

— Что я могу еще сказать? Теперь я знаю, в вашей воле Меня презреньем наказать. Но вы, к моей несчастной доле Хоть каплю жалости храня, Вы не оставите меня.

— Пушкин? — вежливо осведомился Танака, когда она замолчала. Девушка изумленно распахнула огромные синие глаза — не ожидала, очевидно, что японец узнает русского автора. — Кем вы были за Стеной, Радостина? Переводчиком?

— Я работала учительницей, господин Танака. Учила детей чтению, письму, счету… У нас хорошая школа, может быть, одна, из лучших в Ново-Тырново…

Он поднял руку, жестом призывая ее к молчанию. Обвел кандидаток цепким, сканирующим взглядом.

— Что ж, пора подвести некоторые итоги. Кто из вас закончил отвечать на вопросы?

Успели, как выяснилось, все те же Радостина и Анна. Остальные не ответили кто на два, кто на три вопроса — отнюдь не самых сложных, требующих скорее соображения, нежели эрудиции. Что ж, подумал Танака с легкой грустью, пожалуй, на этот раз ожесточенной борьбы не получится. Лидеров двое, выбрать одного труда не составит. Плохо лишь, что по отношению к Анне я, кажется, начинаю испытывать нечто большее, чем простой исследовательский интерес…

Он еще раз, куда внимательнее, рассмотрел Анну. Изящная, тонкокостная, с длинными ногами и тонкими руками музыканта. Удивительно обаятельная улыбка, хотя и расчетливая — лишь бы кому не улыбается, понимает, что это ее капитал, ее не подверженная деноминации валюта…

— Прекрасно, — сказал Танака, просмотрев распечатки электронных блокнотов. — Радостина и Анна, вы переходите на вторую ступень отбора. Беата, Петра, Мария — ваше участие в программе “Homo Super” закончено. Не расстраивайтесь, вы будете вознаграждены за ваши старания. Сейчас вас отведут в комнаты, где вы сможете привести себя в порядок и отдохнуть, потом покормят и вечером отвезут домой. Каждая из вас получит десять зеленых талонов на воду и большой продовольственный паек. Предупреждаю, что вы не должны никому рассказывать о том, что видели в Исследовательском центре и как проходила процедура тестирования. Все понятно?