— Ну что? — бросил он, оказавшись рядом как раз в ту минуту, когда мы закончили.
— Все в порядке, — процедила я, хлопнув пыльными ладонями по своей тунике и поднимаясь с пола.
— Потрясающая работа, — похвалил Витрувий. — И великолепные статуи, Юба. Римские?
— Все, кроме Венеры. Она из Греции, чем-то меня зацепила.
Я бросила взгляд на Венеру; должно быть, мое неутоленное тщеславие придало скульптуре некие знакомые черты. Формой носа и светлыми глазами она определенно походила на меня. В это мгновение я поймала на себе пристальный взгляд нумидийца. Галлия приглушенно произнесла:
— Напоминает любовницу Цезаря…
— Терентиллу? — обронил Юба. — Да, что-то есть.
Вечером я с особой тщательностью наряжалась в гости к Марцеллу, на его первый пир. Отыскала самую лучшую тунику из голубого шелка, с серебряным поясом в тон сандалиям. Потом Галлия собрала мои волосы в прелестный пучок на затылке, закрепив его длинными серебряными булавками, — и даже сама залюбовалась.
— Ты стала красавицей, — произнесла она, опрыскивая меня смесью фиалковой и жасминовой воды. — Рядом с тобой даже Гера начнет ревновать.
— Откуда тебе про нее известно? — рассмеялась я. — Это греческая история.
— Что-то прочла, что-то рассказывал Веррий.
— Как он там, не скучает без нас? — поинтересовалась я по дороге к портику.
— А ты как думаешь? Теперь у него только Друз и Випсания. С ними не очень-то позанимаешься.
Бедный учитель Веррий, подумалось мне. Он-то, наверное, воображал, что ленивее Марцелла и Юлии учеников не найти.
Александр и Луций уже ожидали нас в портике, праздно бросая кости.
— Вам когда-нибудь надоест? — поддразнила я.
Брат поднял голову, и его губ коснулась улыбка.
— Мило. Даже чересчур мило, — прибавил он, предостерегающе заглянув мне в глаза.
На пути к Палатину я нервно сжимала и разжимала руки. Потом спросила:
— Представляете себе, какая у них должна быть вилла?
— Без рабов? — подмигнул Александр. — Запущенная, конечно.
— Октавия одолжит им своих, — возразила я. — И Юлия собиралась взять у отца лучших поваров.
— Посмотрим, — обрадовался брат.
И вот мы на пороге. Дверь открыла юная рабыня, которую я уже видела на вилле Октавии.
— Salvete, — произнесла девушка. — Входите, прошу вас.
Закатный свет бросил яркие отблески на золотую кайму ее туники. Задумка Юлии, сразу же догадалась я. Только ей придет в голову одевать в золото даже рабов.
Едва мы вошли в вестибул, как у Клавдии вырвался вздох восхищения. Пол из каррарского мрамора, изящные фрески, лепнина — все просто сияло. Разумеется, в ночь свадьбы здесь побывало множество гостей, однако я сомневаюсь, что у кого-то из них нашлось время оценить красоту здания. Скользя одобрительным взглядом по нишам и альковам, Витрувий переглядывался с Октавией и улыбался: видимо, был доволен.
Когда мы вступили в триклиний, Марцелл и Юлия поднялись с кушетки, а мой брат шепнул:
— Какие столы!
Кедровые столики были искусно отделаны слоновой костью и яшмой.
— Добро пожаловать, мама, — торжественно произнес молодой хозяин. — Ну как? — тут же радостно вырвалось у него. — Тебе нравится?
— Красиво, — признала она. — И мрамор, и свет. Особенно в атрии.
— Завтра Юлия купит недостающую мебель. Нужен еще ларарий, кушетки в комнаты для гостей… Пожалуйста, устраивайтесь, где вам удобно.
По дороге сюда меня немного тревожили эти церемонии по поводу рассаживания, однако все было так же, как и каждый вечер на Палатине. Октавия заняла место между дочкой и зятем, Витрувий и Юба присоединились к ним. Друз и Випсания ели вместе с Антонией и Тонией за отдельным столиком, а мы, остальные, устроились рядом с молодоженами.
— Собственная вилла, — произнесла я, не скрывая зависти. — Ну и как ощущения?
— Чудесно! — выпалила хозяйка. — Никто не указывает, что тебе делать, когда вставать, куда идти…
— А из бассейна виден Большой цирк, — прибавил Марцелл. — Сейчас там холодновато, даже если как следует натопить, а вот весной — милости просим.
— Наверное, на вилле Августа без меня стало очень тихо, — предположила Юлия.
— Да уж, — ответил Тиберий, подняв брови. — Даже придраться не к кому, кроме рабов.
Она рассмеялась, и у меня в голове мелькнуло: «Надо же, как меняет людей супружество. Раньше Юлия нипочем не оставила бы за ним последнее слово».
— Ты уже была наверху? — спросила она, обращаясь ко мне.
— Нет еще.
— Там целый чертог для купания, а окна другого выходят на Форум. Идем, я покажу!
Юлия встала с места.
— А как же гости?
Она беззаботно махнула рукой.
— Во время закусок никто и не спохватится. Пусть себе выпивают и едят устриц.
Поднявшись наверх, хозяйка принялась показывать все, что (как она знала) могло впечатлить меня: ониксовый пол, покрытый гладкими шкурами, желто-синие мраморные мозаики на потолках… У ковров, драпировок и занавесок был совершенно новый вид, и я полюбопытствовала:
— А кто жил здесь раньше?
— Какой-то бездетный старик. Отец купил виллу полгода назад и сразу вывез безвкусную обстановку. Видела бы ты, что здесь творилось. Да и сейчас тоже — ни прилечь, ни поесть спокойно.
Вскоре я поняла, о чем она толкует. В комнате для молодой жены, невзирая на сверкающий от полировки пол и красивые окна, стояла всего лишь одна кушетка.
Заметив мой взгляд, Юлия скрестила руки на груди.
— Хуже, чем у отца на вилле, правда? Даже весталкам живется привольнее!
Я была вынуждена согласиться.
— Приходи завтра, — немедленно взмолилась она. — Пройдемся по Форуму за покупками.
— Мне нужно работать с Витрувием.
— Что? Ну не каждый же день! Пожалуйста, ты лучше всех разбираешься в этих тонкостях.
Я все еще медлила с ответом.
— Прошу тебя. Он поймет. Скажи, что наша с Марцеллом вилла — твое очередное задание!
Наутро мы под охраной двух преторианцев отправились к Форуму. Александр напросился с нами, и Юлия вслух заметила:
— Странно видеть тебя одного, без Луция. Не помню, когда встречала вас порознь.
Брат поплотнее закутался в плащ. Ливень еще не начался, но ветер дул беспощадно.
— Сегодня он у отца. Хочет показать ему свои сочинения и попросить совета насчет покровителя. — Александр посмотрел на меня. — Как думаешь, есть надежда?
— Почему бы и нет? Витрувий и сам обрел покровительницу.
— Октавию? Да, но они спят вместе. А нам хотелось найти человека, которому было бы достаточно одного искусства.