— Пробомбил-то хорошо, как и положено, но почему ни одна бомба не взорвалась, вот вопрос! — увожу своих солдат от ненужного разговора.
— Может, болотный грунт сработал как амортизатор?
— При чем тут амортизатор, взорваться должны, как только коснулись почвы.
— Все дело во взрывателе, ребята, — поясняю, — если бы были нормальные взрыватели, вся батарея взлетела бы на возлух.
— Может, интернационалисты на немецком или швейцарском заводе при сборке взрывателей какой шарик не положили в нужное место? 1
— Скорее всего так оно и есть, — подтвердил я, — достаточно одному рабочему на конвейере опустить шарик не в ту дырку — и все в порядке, взрыватель не сработает.
— Представляю, как горевал немецкий летчик, когда оглянулся назад. Ищет взрывы, а взрывов нет!
— Повезло нам. За всю войну первый раз вижу, чтобы из четырех бомб ни одна не взорвалась.
Действительно, всем нам повезло, иначе от нас ничего бы не осталось. Но — наше счастье! — у всех бомб оказались испорчены взрыватели.
Сестричка
В одном из боев за деревню Полунино нам не удалось выбить немцев из траншеи. Мы отползли метров на сто назад и залегли. На голом поле на нас обрушился такой огонь, что невозможно было головы поднять. Таяли остатки батальона младшего лейтенанта Глыбы. От пятидесяти человек уже два десятка осталось. Черная, густая цепь немцев выскочила из траншеи и побежала на нас в атаку. Огнем батареи я положил немцев на землю, и тут у меня перебило телефонный кабель. Лежа с комбатом в цепи остатков батальона, я с телефонной трубкой в руке жду связи с батареей, а позеленевший комбат выворачивается наизнанку в тревоге, как бы удержать своих солдат на этом рубеже.
Немцы снова окатили нас пулеметным огнем и минами. Пыль, дым, огонь и грохот. Земля вздыбилась, ходит ходуном. Взрывы поднимают в воздух тела солдат, осколки рвут на части живых и мертвых. Страшно неимоверно! Мы вжались в землю. И тут фашисты снова поднимаются в атаку. Мы отстреливаемся, но положение критическое — судьба наша предрешена. И вдруг в этом аду меня оползает какой-то шупленький солдатик — движется вперед, на нейтралку! Что за смельчак? — ревниво, с завистью подумал я, в таком тарараме не боится, опережает даже меня, обстрелянного лейтенанта. И чего ему там надо среди огня и трупов? Движимые единственным стремлением ворваться в Ржев, мы и мысли не допускали, что кто-то из нас захочет в плен уползти, да и о загранотрядах, которые, нацелив в спины нам пулеметы, лежали сзади, мы не думали.
— Назад! — заорал я во всю глотку.
На мой окрик, как блеск молнии, на мгновение сверкнуло в быстром повороте девичье личико и тут же исчезло, успел заметить лишь прилипшие к потным щекам кудряшки и снисходительную улыбку. В два прыжка девушка оказалась около одного из лежавших впереди нас тел красноармейцев, потом, как синичка, перескочила, быстро обследовала другого, третьего. У четвертого задержалась и стала быстро перевязывать голову. Увертываясь от пуль и осколков, девушка намертво вцепилась руками в ворот раненого и, напрягая все свои силенки, короткими, частыми рывками стала перемещать спасаемого в нашу сторону.
Между тем самые резвые из атакующих немцев уже приближались к нашей сестричке. Бежавший впереди немец намеревался впрыжке подмять под себя отважную санитарку и размозжить ее голову коваными сапогами. Пуля нашего бойца сразила фашиста на взлете. Девушка же настолько была увлечена спасением раненого и так умучена, что даже не заметила ни надвигавшейся опасности, ни своего спасения.
Тут в моей телефонной трубке захрустело, появилась связь, и я открыл огонь по фашистам. Разрывы наших снарядов разметали немцев, а девушка благополучно приволокла раненого на нашу позицию.
Я не узнал имени той храброй девушки. Но, думаю, родом она была из Старицы подо Ржевом, именно оттуда девушки-добровольцы поступали в нашу дивизию.
А теперь передаю слово военврачу нашей дивизии Варваре Александровне Сомовой. Со слов В.А. Сомовой я записал ее рассказы, и мне захотелось включить их в свою книгу. Они дополняют мой рассказ, но трогательны, интересны и сами по себе, показывая жизнь женщин на войне. Родилась Варя Сомова в 1919 году в селе Чертовищи Ивановской области. В феврале сорок второго окончила Ивановский мединститут и была направлена на должность военврача в 106-й медсанбат 52-й дивизии, формировавшейся тогда в Коломне. С дивизией прошла весь ее боевой путь — от первых боев подо Ржевом до Порт-Артура. Как оказалось, всю войну мы прошли почти рядом, а познакомились только в июне сорок пятого. Привожу рассказы Варвары Александровны, всего их в книге три, ничего не меняя, такими, как их услышал, поэтому здесь и в дальнейшем повествование в этих рассказах идет от ее имени.
Под знаком Красного Креста Рассказ военврача В. СомовойСкорбным, опасным и каторжным был труд медиков переднего края. В наш 106-й медсанбат за всю войну не поступало такого количества раненых, как подо Ржевом. Во время летнего сорок второго года наступления поля, болота и рощи в районе боев были сплошь устланы трупами сотен и сотен людей, а поток раненых в медсанбат исчислялся тысячами.
Первая помощь раненым оказывалась на поле боя, затем они доставлялись в наш медсанбат. Располагались мы в районе деревень Бельково й Харино, которые дотла были выжжены немцами, поэтому раненых размещали в близлежащих рощах, в старых немецких блиндажах, в санитарных палатках. Порой наплыв раненых был настолько велик, что их располагали рядами на носилках среди лесных полян. В иные дай поступало до семисот раненых, это означало до ста человек в течение одного-двух часов. Приемно-сортировочное отделение не успевало вести регистрацию и осмотр вновь прибывавших. Особенно много раненых было в августе, когда после проливных дождей застопорилось наше продвижение и бои приняли жесточайший характер. На раскисших дорогах вязли наши машины и повозки с ранеными; кони, утопая по брюхо в грязи, не в состоянии были сдвинуться с места.
Отправка в тыл транспортабельных раненых затруднялась не только отсутствием нужного количества машин и сопровождающих, но и постоянными обстрелами и бомбежками. Ни днем, ни ночью медсанбат не оставляли в покое немецкие самолеты и дальнобойные орудия. Только закончится артобстрел, как его сменяет налет авиации. Со страшным, душераздирающим завыванием пикируют на раненых самолеты. Они не обращают никакого внимания на разложенные поблизости опознавательные красные кресты и делают свое гнусное дело. Мощные разрывы целиком сметают санитарные палатки, разбрасывают тесные ряды носилок с ранеными, засыпают их грязью, убивают, наносят новые увечья. Трещат деревья, падают огромные сучья, уничтожаются подвешенные на деревьях капельницы. Мечутся среди разрывов окровавленные врачи, медсестры, санитары. Вскакивают с носилок тяжелораненые, которым и шевельнуться-то запрещается.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});