Я вымученно улыбнулась, хотя он на самом деле меня очаровал и чем-то напомнил артиста разговорного жанра, потихоньку устанавливающего связь с залом. Он рассказывал о Лос-Анджелесе как о земле обетованной, о том, как чувствовал себя гориллой в пятисотдолларовых костюмах, как после изысканного ланча в дорогих ресторанах с боссами «Юнайтед театрикалз» украдкой покупал себе хот-доги.
— Можешь себе представить ланч в «Сен-Жермене»? Тарелочка маринованных грибов и кусочек сушеной рыбы. И это у них называется ланчем!
Я глупо подхихикивала ему, чувствуя, что не могу остановиться. Состояние у меня было самое что ни на есть истерическое.
— Ты ведь ничего не боишься. Правда? — продолжил он. — Например, я сказал тебе, что та закуска на шведском столе — кальмар в соусе из собственных чернил, а ты преспокойно все съела. Просто взяла и съела. Я видел, как тебя представили их принцу или что-то вроде того, а ты просто улыбнулась, и все. Интересно, каково это — быть такой, как ты? А тот парень Блэр Саквелл? Я всю жизнь видел его рекламу в журналах, а ты вот так, запросто, обнимаешь его и целуешь его, будто старого друга. Интересно, каково это — вести такую жизнь, как у тебя?
Но когда я начала говорить, точнее, отвечать на его вопросы, стараясь объяснить ему, как завидовала школьникам, которых встречала в Америке и Европе, и как мне хотелось тоже быть частью коллектива, Марти очень внимательно меня слушал. Да-да, слушал. Глаза его по-особенному блестели, он задавал мне наводящие вопросы, свидетельствовавшие о том, что он не пропустил ни единого слова.
Но я, в свою очередь, тоже постаралась присмотреться к Марти получше. Нет, его нельзя назвать совсем уж нетипичным жителем Лос-Анджелеса. Он не пытается утверждать, что телевидение — это ужас-ужас. У него есть свои критерии того, что такое хорошо и что такое плохо. И он ими руководствуется. Он яростно защищает телевидение, говоря, что оно делается людьми, для людей и о людях. Совсем как романы Чарльза Диккенса. Хотя лично Марти за всю свою жизнь не прочел ни одного. Для Марти вершиной всего является то, что он называет одним словом — «хот». В данное понятие он включает деньги, талант, искусство, популярность. Но Марти отнюдь не собирается продавать за это душу. «Хот» — его религия, а он ее адепт.
Но основные силы ему дает его лихое уличное прошлое и несколько бандитский стиль. Когда он в напряжении, то говорит исключительно на языке ультиматумов, угроз и заявлений.
Вот только один пример. «И тогда я и говорю им: „Послушайте меня, засранцы! Или вы даете мне прайм-тайм, или я ухожу“. И вот уже через десять минут звонит телефон, и они говорят: „Марти, ты получил что хотел“. А я и отвечаю: „Все правильно, черт побери!“» И всегда так.
Однако есть в нем и некоторая наивность. Я имею в виду его очаровательную неотесанность, в которой так много искренности. Именно этим качеством и объясняется успешность Марти.
Ведь остальные ведут себя так, только если понимают, что они пустое место, а вот Марти всегда такой.
Он никогда не забывает, что вышел из низов, и непременно подчеркивает данный факт, причем бедные в Нью-Йорке и бедные в Калифорнии — две большие разницы. На побережье даже официантки с бульвара Сансет говорят на безупречном английском, а чистенькие пригороды Сан-Франциско с домиками для среднего класса иногда называют гетто. Но настоящую бедность можно встретить только в Нью-Йорке.
Не знаю, зачем так подробно описываю каждую деталь и что пытаюсь тебе объяснить. Очень может быть, именно тот наш разговор и стал началом нашего романа. Ведь мы проговорили целых два часа и только потом легли в постель, так как ему была нужна не только постель. И я ненавидела себя за то, что думала только об одном: когда же мы наконец ляжем в постель, поскольку это было единственное, чего я хотела.
В любом случае я была здорово взволнована. Нет, конечно, тогда не было таинственного флера, как в наших с тобой отношениях, и сердце не говорило мне, что это роман всей моей жизни. И не было ощущения сбывшегося чуда, как с тобой.
Но он мне нравился, действительно нравился. Затем примерно через час разговоров вокруг да около случилось то, что перевесило чашу весов.
Оказывается, Марти был на просмотре «Конца игры».
Уж чего-чего, но этого я никак не ожидала. Ведь людям из Голливуда вовсе не обязательно посмотреть фильм, чтобы уничтожить его. Для экранизации они купят книгу, которую еще никто не успел прочесть.
Но Марти тем не менее посмотрел «Конец игры».
И когда мы заговорили о фильме, Марти сказал удивительные вещи. Он сказал, что у Сьюзен есть и смелость, и воображение. А еще она чертовски профессиональна. И моя роль — настоящий динамит. И я переплюнула Сэнди. А ни одна опытная актриса такого не допустит. Но в картине неправильно то, что во мне было больше от американки, чем во всех остальных. Ведь у меня курносый нос Джи-Джи, маленький рот и все такое.
— Неужели, чтобы найти чирлидера из средней школы, нашей цыпочке надо было ехать на греческий остров? — спросил меня Марти.
Нет, это не работает. Ну, что касается техасских наркодилеров, они потрясающие, первоклассное прочтение. Но греческий остров и моя внешность! Нет, очередная иностранная подделка. Это не работает.
Ну, на самом деле я до сих пор не знаю, был ли он тогда прав или все же нет. Но меня удивило, как от него могут исходить подобные мысли. Но еще больше удивило то, что он вообще удосужился посмотреть фильм.
В любом случае для Сьюзен было бы лучше не выпускать этот фильм. И тогда я подскочила и напрямик спросила его:
— Ладно, но ты сможешь хоть что-нибудь сделать для нее в Штатах?
— Ничего сногсшибательного обещать не могу. Но сделаю все, что в моих силах. — А потом он дотронулся до моей руки и сказал: — Я так понимаю, от этого зависит, останешься ты или нет. Можно, я тебя поцелую?
— Да, — ответила я. — Давно пора.
Он оказался потрясающим любовником. Я будто трахалась с водителем грузовика, но он трахался так, как никто другой. Почему я тебе все это рассказываю? Потому что ты должен знать, чтобы понять дальнейшее развитие событий. Ты должен понять и другое. Конечно, этот парень не такой умелый и чувствующий партнер, как ты, но в любом случае я действительно очень его любила. Ведь раньше я спала только с мальчишками и понятия не имела о слаженности. Встретив тебя, я разлюбила Марти. Правда разлюбила. Для меня ты стал мужчиной моей мечты, и ты был таким же серьезным, как те люди из прошлой жизни, когда мама еще иногда снималась в хороших фильмах и я, совсем крошка, засыпала за столом, устав от жарких споров о любви и искусстве. Ты элегантный и рафинированный и очень красивый. Ты красив какой-то особенной — небрежной и естественной — красотой. И конечно, я уже не говорю о слаженности наших действий в постели. Когда ты прикасаешься ко мне, я испытываю такое сильное физическое влечение, какого раньше не знала.