качает поникшим челом, озабоченный мыслью: «Сдержаться бы только, не явить ненароком душевный надлом. Помахать кулаками хватило б отваги, но ведь снова придется сей дом навещать…» А всего и нужны-то: листочек бумаги, да чиновная подпись, да рядом печать. Не трагедия вроде бы: справку не дали, но, однако же, сколько добавилось бед тем, чьи жизни зависят от некой детали, запропавшей в безвестности прожитых лет (Василий Костомыгин).* * *
Мы даже не замечаем, что происходит с языком. Блатной жаргон прочно вошел в быт, даже депутаты Госдумы не стесняются с трибуны употреблять слова типа «опущенный», «крышевать», президент страны призывает «мочить в сортире»; появляются неологизмы типа «нерукопожатный», «пиарить»; о простом люде и говорить нечего. Русский язык беднеет на глазах, превращаясь в нечленораздельные восклицания Эллочки Людоедки из романа «12 стульев» И. Ильфа и Е.Петрова: «Хо-хо! Знаменито. Мрак. Жуть. Не учите меня жить. Кр-р-расота! У вас вся спина белая», – «всего 30 слов, фраз и междометий, придирчиво выбранные ею из всего великого, многословного и могучего русского языка».
Почти исчез русский эпистолярный жанр, когда письма становились произведениями искусства; электронная почта заменила его короткими рваными фразами, без знаков препинания и правил грамматики. Об SMS-ках и говорить нечего…
От техники невольно мы зависим.Следы любви? Какие пустяки!Но умер век прекрасных длинных писем,Остались телефонные звонки.Лев Куклин, СПб.
А теперь прочтите зарисовку и ее перевод, а потом вслушайтесь, как мы разговариваем,
Теофиль Готье, знаменитый путешественник (1811–1872), значительное время провел в России, описывая все, что ему удалось увидеть, Свои заметки он отправлял на родину, во Францию, в виде писем, которые затем публиковались в печати, Отрывок из одного такого письма приводится далее:
«Вооруженные широкими лопатами дворники очищали перед дверями тротуар и бросали снег на мостовую, точно щебенку на насыпную дорогу, Со всех сторон прибывали сани, и, удивительная вещь, за одну ночь столь многочисленные дрожки исчезли напрочь, Уже нельзя было встретить на улице ни одной колесной повозки, Казалось, что за ночь город вернулся к более низкой стадии цивилизации, когда колесо еще не было придумано, Роспуски, телеги, все повозки на колесах скользили теперь на полозьях, Мужики везли свои корзины на санках, дергая их за веревку, Шапочки с раструбом кверху исчезли и уступили место бархатным шапкам.
Я возвратился домой очень довольный ездой. После завтрака я прогулялся пешком на берег Невы, чтобы полюбоваться зимней сменой декораций. Всего несколько дней назад я видел, как эта широкая река, течением перекатывая мраморные складки волн, в безконечном движении своем отражала игру света. Ее без устали бороздили корабли, лодки, пароходы, барки. Она текла к Финскому заливу. Теперь река полностью изменила вид: на смену самой живой деятельности пришла смертельная неподвижность. Снег толстым слоем покрыл застывший лед, и между гранитными набережными далеко, как только видел глаз, тянулась белая долина, из которой там и сям торчали черные пики мачт полузасыпанных снегом барок. Колышки или сосновые ветки указывали место прорубей, устроенных для того, чтобы из них можно было набирать воду, и от одного берега до другого помечали безопасную дорогу, так как пешеходы уже пошли через реку. Из досок готовили спуски для саней и карет. Лед еще не был достаточно крепким, и рогатки пока загораживали проезд…»
За прошедшее время (а прошло с момента написания этих строчек никак не меньше полутора веков) в общем смысле мало что изменилось: Санкт-Петербург жив, Нева не высохла, Финский залив остался на месте, сохранилось судоходство и гранитные набережные. Только живут здесь постоянно и приезжают сюда уже другие люди, изменился городской облик, изменился и язык. Можно предположить, что сегодня об увиденном в городе скажут примерно так:
«Лопаты у дворников – в стиле «бери больше, кидай дальше, пока летит, отдыхай», снег швыряют прямо на дорогу. Ждут, наверное, когда какой-нибудь водила на них все маты сложит. А тачки здесь рассекают – я скажу – мама, не горюй, крутизна, зашибись! Вроде бы поубавилось их. Фиг знает, снег-то выпал, вот подснежники и отвалились. Кто рисковый парень, или на крутой тачке – рулит бодряка, остальные отдыхают. Ну и, соответственно, холодно, снежок падает, так что расплел растаман свои косички, натянул пипку и дует по городу, завернут и замешан по самое то.
Тормознул я тачку, водила шустрый попался, то-се, ля-ля-тополя, побазарили, доехал в кайф. Ну вот, а сегодня, пока проснулся, пока похавал с утреца, тут мне и встряло по Неве прошвырнуться, глянуть, как оно там. Ну, я скажу, елы-палы, на той неделе все пароходы шастали туда-сюда, какой-то народ оттягивался на мелких катерках – прет себе, волну за собой гонит, орет чего-то, бухой в доску, расслабон, короче, полный. Ну вот, а сегодня не погуляешь в приятной компании, пивка не попьешь на палубе. Негде пить. Да еще какой-то даун оставил в речке свою посудину, так она вмерзла так, что пиши – финита настала его корыту. Народ уже ломанулся напрямик, по льду. А лед-то еще тонкий, кто-нибудь точно в водичке побарахтается, и в ящик сыграет. Ну да хорошо – вечером по ящику этого жмурика покажут – другие мозги включат…»
Эту «былинку» написал по моей просьбе давний сотрудник редакции Борис Семенов.
Старославянский язык
Отчего, обжигая горло,Разбираю часами подрядСочетания «оло» и «оро» —Вран и ворон, молод и млад?«Чловек некий име два сына…»Я прислушиваюсь к словам.Открывается в них Россия,Легендарная быль славян.Сеча лютая. Доля тяжкая.И в открытую, не тайкомПесни горькие да протяжныеЗаплетали девки венком.Поднимались из пепла вотчины,Пахарь зерна бросал с руки.По утрам меж хлебами сочнымиОткрывали глаза васильки.Сто-ро-на. Го-ло-са. До-ро-га.Я усвоил твердо азы:С давних пор открытостью слогаЗнаменит славянский язык.Сергей Крыжановский
«Дивишься драгоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок: все зернисто, крупно, как сам жемчуг, и, право, иное названье еще драгоценнее самой вещи». Н.В. Гоголь.
Устная речь
Это так, а не иначе,Ты мне, друг мой, не перечь:Люди стали жить богаче,Но беднее стала речь.Дачи, джинсы, слайды, платья…Ценам, цифрам несть конца, —Отвлеченные понятьяУлетучиваются.Гаснет устная словесность,Разговорная краса;Отступают в неизвестностьРечи русской чудеса.Сотни слов родных и метких,Сникнув, голос потеряв,Взаперти, как птицы в клетках,Дремлют в толстых словарях.Ты их выпусти оттуда,В быт обыденный верни,Чтобы речь – людское чудо —Не скудела в наши дни.Вадим Шефнер, СПб.* * *
Xеперь все по-другому, даже долгожданная зима вдруг повалила снегом в конце теплого сухого октября. Ранним утром природа была одета в яркий желто-зеленый сарафан, а еще через час кругом белым-бело, и с крыш срываются снежные стайки, скоро растворяясь в воздухе. Лица людей помолодели: как ни хороша была осень, а время требует перемен. Народ радуется первому снегу, хотя и знает, что это лишь первая попытка – зима только примеривается завладеть своими