там в церковь не заявилась, были к ней приставлены всякие там существа, рожденные моей фантазией, не позволяющие ей сделать это.
Но это лишь первая интрига, узелок для дальнейшего повествования. Теперь следовало показать, как колдовство меняет судьбу человека. Коль героиня — девушка, она должна мечтать о женихах, свадьбе и всем таком, чего ждут обычно барышни ее возраста. «Хорошо, — сказал сам себе, — пусть будет свадьба, но с необычным концом…» Но в чем его необычность? Видимо, в том, что брак ее вскоре расстроится, в чем и будут проявляться последствия колдовства. А что потом? Вечные страдания? Нет, нужно что-то другое необычное, из ряда вон выходящее.
После недолгих размышлений нашел выход и из этого положения. Представим себе, что свадебку сыграли, гости на ней погуляли, а потом, как и положено, молодых проводили в спаленку, где невесте предстояло потерять свою девичью невинность. Вот тут начинается самый кульминационный момент, после чего все поймут: с нашей невестой что-то неладно. Невеста сбегает от своего суженого-ряженого обратно в родительский дом, но не из-под венца, как это изображается довольно часто самыми разными авторами, а с брачного ложа, не пожелавши расстаться со своей девичьей сущностью. Скандал на всю округу! А что с женихом? Покончил с собой от стыда! Что еще ему оставалось?.. На мой взгляд, именно так колдовские силы могли воздействовать на прекрасную девушку, не дав ей жить по общепринятым правилам;
Собрал разбросанные по столу листки с текстом, прочел свое собственное сочинение и чуть не выбросил его в находящийся рядом печной зев. Гадость, а не рассказ получился, аж самому противно. Не то!!! Несмотря на все старания, героиня моя оказалась особой неприятной, вечно чем-то недовольной. Одним словом — грымза, ни больше ни меньше. Но почему? А фиг ее знает. Не в ту сторону меня повело: или моего авторского опыта не хватало, или иное что, но вот такая непростая ситуация вышла, и нужно было как-то ее исправлять, менять героиню на более-менее привлекательную.
Стал искать объяснение, пытаясь понять, почему меня занесло не туда, куда хотел. И тут дошло: такой вижу ее, как автор. Гордячкой, озабоченной лишь своей собственной особой, а на других людей ей просто наплевать и растереть. Такая она есть и ничего с ней не сделать.
Ладно, решил, гордая значит. Будем лечить гордыню известным дедовским способом — отпаривать под всякие там наговоры и народные снадобья в обычной деревенской баньке. А что? Простуду там лечат, спину вправляют, дурь и то изгоняют, по словам знахарок, с которыми мне пусть и не часто, но приходилось иметь дело. Попробуем и с гордыней справиться.
Набросал довольно легко сценку ее похода в баню с одной такой знахаркой, где та чего-то шептала, на каменку воду плескала и девку ту лечила одной ей известным способом. Перечитал. Мура чистейшей воды! Все реплики словно со страниц центральных газет позаимствованы, диалоги детские и наивные, а сам сюжет оказался настолько картонным, ходульным и не живым — самому противно. И, самое главное, не верится во все написанное!
Грустно мне стало. Впору не только руки опустить, но и голову класть на ближайший чурбанчик и не поднимать ее оттуда, пока не наступит просветление. А чего делать, как быть — никто и не подскажет.
И тут мне вспомнилось, как писал свою первую повестушку, вспомнил образ той, первой героини, в которую, кажется, был даже тайно влюблен. Может, любовью то чувство можно назвать с большой натяжкой, но какое-то брожение чувств и фантазий точно происходило. И тут до меня окончательно дошло: героиню или там героя, не важно, но нужно, прежде всего, любить, лелеять, холить и пылинки с него сдувать, пускай ты его хоть в самую преисподню спускаешь. Но с любовью, черт тебя подери, автор долбаный!!!
Слов нет, та моя героиня тоже заговорила своим собственным голосом не с первых строк, чуть посопротивлялась. Но потом-то дело пошло и еще как! Она и вести себя начала соответственно действу и даже подсказывала мне нужные словечки, свойственные только ей и именно ей. Не шучу, но ее помощь и соучастие и позволили мне добраться до заветного слова КОНЕЦ.
А вот сейчас никакой любви к новоявленной кришнаитке автор не испытывал, козел его забодай, автора этого. Никакого чувства в наличии не оказалось. Обычное серое равнодушие и желание чего-то там сотворить, смастерить, вылепить. А вот и нет, шалишь, парниша, не пойдет, не получится, поскольку живым в этом мире может быть лишь то, что сделано с любовью. И не тебе сей вечный закон опровергать, переиначивать. Или бросай это безнадежное дело или… ищи способ как полюбить свою героиню.
И тогда осознал окончательно — своего героя нужно не только желать духовно и телесно, но, самое главное, относиться как к своему родному ребенку, рожденному в любви и согласии. И опять же — любить! Как любят сердобольные родители детей. Жалеть, страдать вместе с ним, когда он шишку набьет или температура там у него вдруг подскочит. А это, братец ты мой, дано далеко не каждому автору, будь он втрое, впятеро гениальней всех известных миру мудрецов. И это есть аксиома всего и всея творчества, как таблица умножения в математике. Ничего другого пока что в наличии у Творца нашего нет и вряд ли когда появится.
Нет, есть еще и ненависть, обратная сторона любви. И можно привести массу примеров, когда она становилась движущей силой авторского процесса, помогая ему вытягивать против течения баржу тяжелющих воспоминаний, унижений и отрицания всего доброго. После прочтения такого текста хочется если не напиться, то долго-долго не брать в руки никакие печатные издания, боясь заразиться той самой бациллой злобы, брюзжания и прагматизма. Чего греха таить, можно, не особо напрягая память, назвать пару десятков имен достаточно популярных авторов, чья нелюбовь к действительности или, что еще смешнее, к прошлому запряжена в тачанку отнюдь не созидательного словоблудия. И писарь тот, нещадно нахлестывая злобных своих рысаков, мнит себя пророком, разящим ангелом, чье слово жжет не глаголом, а печальной фактологией криминальных сводок, и жаждет он не любви, но крови, вызывая тем самым понимание и поддержку среди таких же, как он, люмпен-маргиналов.
Но об этом стоит поговорить отдельно и не грузить читателя лишний раз своими, не во всем правильными доводами, превращаясь в лектора времен столь часто упоминаемого социалистического прошлого, которому все ясно-понятно и сомнений на его чистом челе не разглядишь через самый мощный окуляр. Он знает, как и куда нужно вести народ, и для него