Читать интересную книгу Некто Финкельмайер - Феликс Розинер

Ряды охватывали эстрадную площадку и то тесное пространство перед ней, где сидел Арон, полукруглым амфитеатром. Поэтому, оглядывая зал, Арон видел множество лиц, образующих стену из желто-розовых кафельных пятен, которые могли смещаться, дышать, колебаться около им предназначенных мест, наполняя эту подвижную стену вибрацией, но не столь заметной, чтобы стена разрушалась.

Взгляд Арона скользил вдоль рядов, и он тоже ловил чьи-то взгляды и со все растущим недоумением обнаруживал, что где-то встречал… кого-то видел… с кем-то был знаком… когда-то… Где и когда?

Почему эти люди тут? Он их забыл, но они — они его помнят..?

— Я вам вчера объяснил, — усмехнулся адвокат. — На девяносто девять процентов места заполнили ваши коллеги по министерству. И общественный обвинитель будет из министерства. Вы работали в их коллективе, вот их тут и собрали.

— А я думал — так… Просто — публика… — протянул Арон.

— Понятно, понятно… Публика!.. Случайной публики тут нет. И ваших друзей — им придется померзнуть на улице, перед входом.

Тут раздалось: «Встать! Суд идет!» — Финкельмайер вскочил и в это мгновение понял, что он от суда по левую руку, а не по правую. Судьей была женщина, и одним из двух заседателей тоже была женщина, — обе средних лет, седоватые, в строгих костюмах. На лице заседательницы —миловидном, простодушном, застыла не идущая ей значительность, и Арона от этого кольнуло неловкостью. Заседатель-мужчина имел, напротив, естественный вид администратора, для которого разборы персональных дел — занятие привычное. Почти над плечом Финкельмайера устроились две туфельки и пара капроновых ножек судейского секретаря — молоденькой девчонки, которая тут же принялась писать.

— …материалы на Финкельмайера Арона-Хаима Менделевича… У вас два имени? Пока сидите, сидите!

— Да, это два имени, — поспешил подтвердить Арон.

— И еще уточнение: «А-а-рон» — два раза "а" у нас записано, это правильно?

— Да-да: А-а-рон!

— Спасибо, очень хорошо. «…тысяча девятьсот тридцать второго года рождения, уроженца города Москвы, еврея, беспартийного, образование — высшее, проживающего по адресу…»

Финкельмайер о себе все это знал, но надо было с готовностью слушать, потому что его опять могли о чем-нибудь спросить, и он, отгоняя рассеянность, старался культивировать в себе эту готовность, что получалось с трудом. Он почувствовал себя неуютно здесь — внизу, под нависающим амфитеатром и рядом с эстрадой, поблизости от ножек секретарши: куда ни направишь глаза, все на что-то наткнешься Приходилось поэтому голову опускать, но он тут же спохватывался, что так невежливо — не смотреть на судей, что опущенная голова может выглядеть знаком раскаяния, — и он резко откидывался назад и снова как будто с готовным вниманием слушал.

Но наступил момент, когда ему стало что слушать и стало на что смотреть, так как начали вызывать свидетелей: первой — Фриду; за нею — Никольского; следом — редакторшу издательства, где вышла книга «Удача» (редакторша взглянула на Арона с ненавистью, его опять укололо болью стыда); потом профессора Карева — «Карев Андрей Валерьянович!» — вызвала судья, и появился импозантный, до мозга костей партиец-интеллигент уже отходящей формации, похожий или на Луначарского или на Бонч-Бруевича — не внешностью, а именно формацией, — Арон мгновенно забеспокоился, вспомнив про Ольгу и ища ее глазами, она должна где-то быть! — где же? где же она, как же бедненькой не повезло! приехать, чтобы попасть на эту неприятность… И тут пришлось ему с изумлением обнаружить, что в зале находятся люди, которых видеть было так странно, как если бы это были давно уже позабытые или даже умершие люди, явившиеся участвовать в делах сиюминутных, но не реальных, что бывает разве в сновидениях, потому что вызван был — кто?! «Пребылов»?! Пребылов! Умора! О чем он будет говорить?

— Найдет, найдет, — тихонько сказал адвокат. — Они тут все не зря. А этот вам тоже известен?

«Этот»?! Этот — это… как? как назвала судья?.. «Штейнман… Александр Эммануилович?!..» Критик Штейнман из «Литературки»! — почтил своим присутствием?! Зачем ему…

— Известен, известен! — с возбужденным шепотом наклонился Арон к адвокату. — Когда-то читал!.. моих стихов!.. рецензировал!.. Хотел литературный институт, на конкурс!

— ну да, ну да! Зачем ему, по-вашему?..

— Понятно, понятно… — пробормотал адвокат и, покачав головой, жирно записал в блокнот: Штейнман.

Финкельмайер еще во все глаза рассматривал проходившего мимо Штейнмана, эту приспущенную волейбольную камеру, его все те же серые, ничуть не поредевшие патлы на огромной голове, — как объявили новый персонаж, и рядом прошел недавний начальник Арона — подтянутый, одетый с иголочки парень, который возрастом был помладше многих из своих подчиненных, но пылом деловых стремлений превосходивший их всех. Арон ему кивнул. Тот подвигал плечом, как отмахиваясь от осы.

И старушка-соседка! Притащилась, болезная. Волнуется — такое в жизни ее происходит! Свидетельствует в суде, да еще в каком — в особенном, в показательном. Бог ее простит…

— Разъясняю вам, что вы обязаны говорить только правду… — заученно заговорила судья, — что свидетели несут ответственность за отказ от показаний и за дачу ложных показаний… порядок предусматривает, что сейчас вы должны покинуть зал суда, поэтому прошу…

Свидетели направились к боковому выходу. Никольский поддерживал Фриду под локоть, рядом с ними разыгрывалась картинка: Штейнман и Карев на ходу обменивались рукопожатием и бормотали друг другу что-то приветственное.

В зале зашевелились, закашляли, и Арон не сразу понял, что его адвокат, встав с места, выступает с каким-то возражением.

— Манакин? — переспросила судья и заглянула в бумаги.

— Есть, есть. Манакин Данила Федотович, так? Но он же иногородний.

— Считаю, что его присутствие совершенно необходимо, — твердо сказал адвокат. — С точки зрения защиты Манакин — один из основных свидетелей.

— На чем основано такое ваше утверждение? — Судья строго взглянула на адвоката.

— Манакин — поэт, член Союза писателей. Его показания должны пролить свет на характер трудовой деятельности моего подзащитного. Как всем здесь понятно, именно этот вопрос будет предметом рассмотрения.

— Предмет рассмотрения нам, действительно, понятен, — иронически согласилась судья. — Что же предлагает защита?

— Ходатайство о перенесении настоящего слушания на более позднюю дату с тем, чтобы Манакин Данила Федотович имел время прибыть в Москву и участвовать в разбирательстве дела в качестве свидетеля.

Поднялся возмущенный шум. Судье пришлось постучать ладонью об стол. Адвокат обернулся к Арону:

— Не обращайте внимания, говорите, как было условлено.

Арону адвокат заранее объяснил, что их ходатайство — отложить судебное разбирательство из-за отсутствия Манакина — будет отклонено. «Нам это нужно только для протокола», — пояснил адвокат. У него был какой-то свой юридический интерес… Но возмущения зала Арон совсем не ожидал, сотни глаз, вперившихся в него, он ощутил всей кожей и с трудом мог встать, когда судья обратилась к нему.

— Н-н… да… я хотел бы…

— То есть вы ходатайствуете? — поторопила судья.

— Совершенно верно, да.

Арон потерянно сел, с облегчением слыша, как зал стихает.

— И насчет второго, — быстро сказал адвокат. — Вы помните? — ничего не известно!

Арон не ответил, даже не кивнул.

— Держите себя в руках! Вы слышите?

— Да-да, я — естественно…

— После совещания на месте, — четким голосом начала судья. Воцарилась тишина. — Посовещавшись на месте, суд решил отклонить ходатайство защиты. Названный защитой Манакин не является жителем Москвы, следовательно,он не может сообщить полезные для нас сведения о том, какой образ жизни ведет привлекаемый к суду.

— Правильно! — удовлетворенно сказали из зала.

— Кроме того, писателей и поэтов среди свидетелей у нас достаточно. Вот по этим причинам ходатайство оставлено без последствий. Вы что-то хотите добавить? — спросила судья, увидев, что адвокат встает.

— Надеюсь, все это занесено в протокол, — растягивая слова, будто с ленцой произнес адвокат. — И теперь второе. Со слов подзащитного, по описанию его родственников и других окружающих его лиц видно, что он вел уединенный образ жизни, нередко забывая о еде…

— Уединенный! С бабами! Газету бы почитали! — выкрикнул кто-то, и поднялся сдержанный ропот.

Адвокат возвысил голос:

— Уважаемый суд! Я убежден в необходимости рабочей обстановки!.

— К порядку, к порядку! — громко сказала судья, стуча костяшками пальцев. — Продолжайте.

— Не останавливаясь на примерах, ходатайствую, таким образом, о направлении Финкельмайера Аарона-Хаима Менделевича на судебно-психиатрическую экспертизу.