Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Историк возражать не стал, Ева тем более: до сих пор она вообще только слышала про убежище Вараксы. Троица поспешила расправиться с завтраком, и скоро водитель «мерседеса» уже выруливал с Каменного острова в сторону Мурманского шоссе.
– Как думаешь, – Одинцов обернулся к Мунину, сидевшему с Евой на заднем сиденье. – Про Андрея Первозванного в бане тоже Брюс придумал или всё-таки Нестор?
Мунин пустился в рассуждения, которые прервала Ева:
– Совсем не важно. Главное, что маркер показывает связь Андрея с географией.
– Важно! – Одинцов продолжил наседать на историка. – Ты говорил, что про путешествие апостола на Волхов только в «Повести…» сказано и больше нигде. Выкладывай подробности, пока едем.
Уговаривать Мунина не пришлось. Начал он, как водится, издалека и рассказывал обстоятельно.
Слово апостол означает «посланец». На праздник обретения Торы двенадцать учеников Иисуса и семьдесят приверженцев получили в дар свыше умение говорить на иностранных языках. Они стали апостолами – посланцами, несущими учение назареян другим народам. Словом христиане их назвали позже, в Антиохии: там последователи апостола Павла проповедовали веру в Мессию, который по-гречески – Хри́стос.
Апостолы покидали родную землю Израиля и отправлялись в разные концы света – каждый к тому народу, чей язык он теперь знал. Андрею выпало служение на берегах Чёрного и Мраморного морей, где сейчас Турция, Румыния, Болгария и страны бывшей Югославии. И ещё досталась ему Великая Скифия – то есть нынешняя Украина и часть европейской России.
Тридцать лет Андрей ходил в те края. А спустя восемь веков, уже во времена Рюрика, византийский монах Епифаний повторил маршруты апостола. Он не стал ничего выдумывать о местах, где побывать не удалось. Зато там, куда добрался, Епифаний собрал письменные и устные предания, систематизировал, выбросил откровенную фантастику – и создал «Житие Андрея», в общей сложности тоже потратив тридцать лет.
– Неслабая работёнка, – оценил Одинцов.
Мунин сформулировал иначе:
– Выдающееся историко-географическое исследование! Очень подробное и документальное – даже по сегодняшним меркам.
В «Житии» сказано, что апостол Андрей совершил из Иерусалима три больших путешествия через множество городов, и в третьем походе добрался до Крыма, посетив Корсунь. По мнению Епифания, оттуда Андрей пошёл в Византий, где поставил епископа из числа своих спутников, а потом в Патры, где его распяли на косом кресте.
– Корсунь – это где князь Владимир стал христианином, – негромко сказала самой себе Ева и сделала заметку в мобильном телефоне, а Мунин продолжал:
– «Повесть…» появилась через двести пятьдесят лет после «Жития Андрея». И в ней написано, что из Корсуни апостол ещё успел сходить на север, к Волхову.
Одинцов присвистнул:
– Не ближний свет! Это ж сколько времени он угрохал? То есть три путешествия за тридцать лет – выходит, по десять лет на каждое. Можно много чего успеть, но всё-таки где Волхов, а где Византий… Это же Стамбул сейчас?
– Я вам больше скажу, – историк торжествовал. – Если верить «Повести…», Андрей с Волхова отправился в Рим, рассказал Петру про путешествие и про баню, и только после этого попал в Византий! Огромный крюк через всю Европу – непонятно зачем. И почему-то про этот крюк не сказано у Епифания.
– Епифаний писал только про места, где визитировал сам, – напомнила Ева, – ты сам говорил. Может, он боялся идти сюда.
– Даже если так, никто не мешал ему проверить хотя бы часть маршрута от Ладоги до Рима и от Рима до Византия, – возразил Мунин. – А он почему-то этим пренебрёг. Странно.
– Ну да… – Одинцов прикинул современную географию похода, чертя пальцем в воздухе квадрат. – Это если из Крыма на север к Волхову, потом по Волхову в Ладогу, по Неве в Балтику, морем на запад мимо Польши до Германии, по суше через всю Европу на юг до Италии, оттуда снова морем на восток в Грецию и снова по суше до Турции… Хорошо погулял дедушка!
За разговором они миновали место, где Салтаханов с академиками перехватили машины израильтян. Мунин отвлёкся от истории древних времён и с воодушевлением рассказал Еве о собственных приключениях недельной давности.
– У поворота на Старую Ладогу ларьки стоят, – сообщил Одинцов компаньонам. – Рыбку там продают свежайшую. Можем на обратном пути прикупить к обеду. Хоть сырой, хоть копчёной, её коптят прямо на месте. Как думаете, повар не обидится?
– Я с ним поговорю, – пообещала Ева, а историк, запомнивший реплику Одинцова, съязвил:
– Кстати, насчёт дедушки. В своём последнем путешествии апостол Андрей был моложе вас.
84. О надежде
Потайная комната за кабинетом Псурцева походила на центр управления космическими полётами.
Собственно, здесь и был центр управления, только следили отсюда не за космосом, а за троицей. На одном из мониторов по карте ползла пульсирующая красная точка – след машины, движущейся от Петербурга по Мурманскому шоссе. На других мониторах сменялись изображения с камер слежения и прыгали разноцветные диаграммы: компьютеры обрабатывали звук от микрофона, установленного в «мерседесе», и с мобильных телефонов, которые шпионили за своими владельцами.
Псурцев с Иерофантом сидели перед неизменным афганским кофейником, попивали ароматный напиток и слушали голоса Мунина, Одинцова и Евы, доносившиеся из колонок.
– Надо было отправить за ними ваших людей, – сказал Иерофант. – Хотя бы ещё одну машину.
Генерал поставил пустую чашку на столик.
– Зачем? Их везёт мой человек. Мы видим, где они, и слышим, о чём они говорят. Чего ещё? Лишние люди – это лишние проблемы. Ещё засветятся или инициативу решат проявить, не дай бог…
– Они встали ни свет ни заря и, вместо того чтобы с документами работать, едут в Ладогу, – продолжал брюзжать Иерофант. – Что их вдруг туда понесло? А если Ковчег всё же спрятан на даче у Вараксы? Если ваши его проморгали, а эти найдут?
– Эх, последняя капелька! – сказал Псурцев и снова наполнил чашку. – Встали они рано, потому что привыкли, и потому что им Одинцов расслабляться не даёт. Зачем понесло – вы слышали. А если найдут… Куда они его денут? На «мерседесе» Ковчег не увезти, всё равно грузовик нужен. Грузовик у меня наготове, и если найдут – я буду только рад. Как пишут в романах: терпение, мой друг, терпение!
Иерофант благодушия генерала не разделял, и Псурцев, отхлебнув кофе, добавил:
– Не знаю, как вам, а мне их слушать интересно. Узнаю много нового. Восполняю пробелы в образовании.
– Вот-вот. Это ещё у Монтеня мысль была: «Мудрые философы – хорошие люди, и простые крестьяне – хорошие люди, а всё зло – от полуобразованности». Четыреста лет прошло, и стало только хуже. Полуобразованность – обратная сторона всеобщей грамотности. Помните, кто такой Тур Хейердал?
– Обижа-а-аете! Ещё бы не помнить. Экспедиция «Кон-Тики» на плоту из Южной Америки в Полинезию, потом на тростниковых лодках через Атлантику, через Персидский залив… Помню, конечно! Норвежский герой номер один, по нему полмира с ума сходило. Кстати, во время Второй мировой он учился в диверсионной школе. Почти мой коллега, можно сказать.
– Тур Хейердал – настоящий викинг и великий путешественник, – сказал Иерофант. – А ещё бездарь в науке – именно по причине полуобразованности. Он однажды встречался с большим учёным, имя вам всё равно ничего не скажет. Рассказывал ему о своих гипотезах. Учёный был в ужасе и пытался объяснить, почему это всё несусветная ересь. А Хейердал только смеялся в ответ – мол, старик написал книги, которые прочли от силы человек десять, а он пишет бестселлеры, которыми, как вы справедливо заметили, полмира зачитывается.
– И в чём подвох? – нахмурился Псурцев.
– В том, что Хейердал подменял научные аргументы личной храбростью и умением организовать международный пиар! Дилетант может быть талантливым и привносить в науку энтузиазм. Мозг, не скованный профессиональными предрассудками, способен родить свежие нетривиальные идеи. Однако при всём этом дилетанту нужно понимать, что для вторжения на территорию науки требуются глубокие знания и школа. Надо изучать научные методы, надо погружаться в массив специальной информации, причём не с наскока… Романтика – дело хорошее, но воинствующий дилетант ужасен.
– Сурово. Почему же тогда вы были за то, чтобы Ковчег искала непрофессиональная группа?
– Совершенно другой случай, – покачал головой Иерофант. – Наша троица – далеко не дилетанты. Я уже устал вам объяснять.
– А я всё понимаю, – заявил Псурцев. – Просто, наверное, выгляжу таким тупым. Про дилетантов – это же в мой огород камешки были. Только я по своей части кое-что смыслю, а в ваши дела стараюсь не соваться – разве что из любопытства… Значит, вы говорите, есть надежда скоро найти Ковчег?
- Красное колесо. Узел I. Август Четырнадцатого - Александр Солженицын - Историческая проза
- 1916. Война и Мир - Дмитрий Миропольский - Историческая проза
- Несерьезная история государей российских. Книга первая. Русь Киевская - Василий Фомин - Историческая проза