Глава двадцать вторая
Пунктир времени
✓ Создана Межклубная партийная группа, объединения коммунистов – членов неформальных клубов и организаций.
✓ «Правда» печатает неподписанную статью-отповедь Александра Яковлева Нине Андреевой.
✓ Создано совместное советско-финское предприятие с финской фирмой «Валио».
✓ В Женеве подписаны документы по политическому урегулированию положения в Афганистане.
✓ Создано совместное советско-американское предприятие СТЕРХ, которое будет снабжать предприятия по производству минеральных удобрений средствами управления технологическими процессами.
✓ В Ялте прошел митинг против мафизации местных властей.
✓ В Будапеште подписано соглашение между СССР и Венгрией о развитии взаимного обмена товарами народного потребления и дополнительный протокол об условиях взаимных безвизовых поездок граждан.
✓ М. Горбачев принял в Кремле Патриарха Московского и всея Руси Пимена и членов Синода Русской Православной Церкви.
Градов прилетел по срочному вызову Пухова, но перед встречей заглянул к Пугачеву. Положил на подоконник объемистый сверток.
– Дары природы, – похлопал он по свертку рукой. – Не знаешь, с какой стати меня выдернули? Никто ничего не говорит… – Пожал плечами. – Не припомню такого.
– Дурные вести быстрее ветра, – ухмыльнулся Пугачев, – стало быть, не беспокойся. С новым прииском что-то, наверное. Решили тебя, старого бобра, поближе к свету из норы тащить. Металла там пшик, но земли кидать не перекидать. И Нера – не ручеек какой-нибудь, на гоп-стоп не ухватишь. Но приспичило! Деньги нынче дают, если в ногу с прогрессом шагаешь. Такие времена. – Пугачев ехидно хмыкнул. – Не прииск, а картинка из рекламного журнала, залюбуешься, а ты с министром ручкаешься – вот и понадобился.
– Как знать, как знать… – задумчиво сказал Градов. – Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь. Пойду, – кивнул он, – судьбе навстречу, после поговорим.
Пухов, когда он вошел, приветливо встал, протянул крепкую ладонь.
– Не пора ли, Олег Олегович, тебе о славе задуматься, – начал он, – имя свое в святцы занести?
– Мне туда путь заказан, – покачал головой Градов. – Грешен, заповеди нарушаю. А старателя – если и не в святцы, то хотя бы на пьедестал. Памятник, к примеру, ему золотой отлить давно пора, вот только слава нам противопоказана. От нее у компетентных органов сильно в разных местах зудит. Воображение воспламеняется, а золотишко тишину любит.
– Пора, пора перебираться. – Пухов неожиданно заговорил об Унакане.
– Кому же принадлежит сия блестящая идея? – спросил Градов.
– На всякий случай не забывай, впереди тяжелые времена. – Пухов навалился грудью на стол. – Средства урезают, а затраты растут.
– Выходит, государству наплевать на сотню тонн золотишка? Где подешевле взять хочет, может, на Лондонской бирже?
– Не резвись, – строго заметил Пухов. – Реально посмотри. Сколько лет Унакан перед носом маячит, как морковка. Сто тонн или больше – неизвестно. Одни предположения. Над ним проклятие какое-то. Только начнут подбираться, обязательно что-нибудь помешает.
– Если прогноз близок к правде, – помолчав, откликнулся Градов, – хорошему руднику лет на тридцать работы, а то и поболе.
– В такие дали не заглядывай.
Градов понял, что Пухов темнит. Он мечтательно закинул голову и с азартом сказал:
– А я пожил бы еще лет сто. Хочется посмотреть, как все устоится. Меня, помню, учили, что бытие сознание определяет, а теперь, выходит, наоборот. Говорят, пора тебе, Градов, сознание перестраивать, отстало оно. Я не понимаю, как у всей страны может сознание отстать.
– Не веришь, значит? – Пухов поднял насмешливые глаза, подумав, что в Градове скрывается очень большой актер.
– Скорее, не понимаю. У старателей незыблемый принцип: как потопаешь – так и полопаешь. Люди такой подход одобряют – ко мне в артель со всей страны очередь, значит, правильное у меня сознание, можно сказать, народное, если народ ко мне тянется. – Градов помолчал, молчал и Пухов, угрюмо рассматривая какой-то список на столе под стеклом. – Чудно, – снова заговорил Градов. – Во все времена перемен жесткий порядок требовался, чтобы так: сказал – сделал, а мы бузу разводим. До какой дури надо дойти, чтобы начальство себе выбирать. – Градов тряхнул головой, проведя рукой по шикарной шевелюре, в серых глазах его мелькнуло злорадство. – Или тут не дурь?
Пухов чувствовал усиливающееся раздражение на себя за то, что вынужден юлить и обманывать. Всю жизнь он искал и добывал золото, ничего другого не умел и не хотел уметь. Такое дело в жизни выпадает однажды – он не знал людей, добровольно бросивших геологию, и никогда не ставил под сомнение раз навсегда усвоенную теологом истину: золото – это валюта, принадлежит государству и только ему.
На его долгом веку всякое случалось: разубоживались месторождения, золото затаптывали, оно уходило в отвалы, в войну менее десяти граммов на кубометр просто не мыли. Что говорить, всякое бывало.
Но сейчас все иначе. И он, Пухов, старается впрячься в сорокововскую тележку, вот и Градова обрабатывает, авось пригодится – лучшего председателя для такой авантюры не найти. Но сейчас не война! Золота больше не стало, а он готов помалкивать, готов! Напоминает о себе возраст или выработанная годами привычка исполнять? Как случилось, что интересы партийного секретаря и государства вдруг разошлись на незыблемой, казалось бы, своей основе – на недрах. Что последует дальше – там, где добывают нефть, газ, медь, никель…
«Он ведь тоже не согласен?» – Пухов внимательно посмотрел на Градова, словно искал в его глазах ответы.
– Вряд ли буду полезен, – сказал Градов, выдержав взгляд. – Я мог бы рискнуть, но не против принципов. Меня проверяли десятки раз, и кроме мелочей ничего не находили. – Пухов заметил, как глаза Градова вспыхнули злым блеском. – Ради чего риск? Мы хороним страну? В противном случае что получит государство? – Градов помолчал. – А давайте сами проведем горные работы под разведку и бухнем им на стол эти сто тонн! – Он торжествующе, довольный собой и неожиданной идеей, выпрямился, приосанился, в голосе послышался вызов. – Ради такого можно и рискнуть! Тут – или грудь в крестах, или голова в кустах. Кое-кто кипятком бы записал.