Вазир барида продолжал что-то кричать и отбиваться от цепких волокущих рук. Тарег поднял шлем и неспешно надел его на голову. Лицо скрылось под защитной маской и наносником. Тонкие волосы белого султана тут же растрепал ветер.
Конь и нерегиль двинулись вперед. Напряженный, натянутый, как струна, мальчишка шел, высоко подняв голову, и судорожно сжимал грязные пальцы на поводьях.
- Господин нерегиль! Господин нерегиль! Вы должны меня выслушать! У меня сведения! Ворота укреплены! Все ворота города завалены землей и валунами, сооружен деревянный настил! Удары катапульт ничего не дадут! Стены Куфы в отличном состоянии, двенадцать локтей ширины по всему периметру! Двенадцать локтей камня! Приняв условия сдачи, мы сохраним войско! Господин нерегиль!
С каким-то отчаянным усилием Абу-аль-Хайр вывернулся из джунгарской хватки и бросился под стремя:
- Господин нерегиль!
Он вцепился одной рукой в поводья, а другой - в железную скобу стремени. На задранном лице читалась растерянность и тревога. Тарег подтянул поводья, Гюлькар встал.
- Они собрали ополчение числом...
Маска шлема развернулась, и Абу-аль-Хайр посмотрел в закрытое железом лицо. Заглянул в узкие прорези для глаз, встретился взглядом с Тариком. Сглотнув, смешался, посмотрел на свою руку на поводе коня, разжал пальцы. Задрожав, отпустил стремя.
- Отойди, землепашец, - фыркнул Элбег и оттолкнул Абу-аль-Хайра в руки к воинам.
Послы ожидали перед строем конников. Куфанцев принесли в здоровенных паланкинах с парусящими занавесами и толстыми резными столбиками из сандалового дерева. Уважаемых людей такой толщины конь бы не выдержал - к каждым носилкам полагалось по восемь здоровых зинджей. Спины рабов лоснились от пота, купцы обильно текли из-под тюрбанов. Послам не предложили сесть на молитвенные коврики, конные ряды джунгар молча и неправдоподобно ровно стояли перед ними. Вертя головами, куфанцы, пользуясь случаем, вставали на цыпочки и пытались разглядеть осадные машины. Мачты манджаников обычно торчали над любым строем, но тут их что-то не было видно.
Звучно хлопали и бились в утреннем воздухе знамена. Хвосты тугов взлетали и пушились под мощными порывами ветра. Время шло. Купцы чесали под тюрбанами, переминаясь с ноги на ногу.
С лязгом и резкими криками команды строй принялся расступаться - в открывшемся широком проходе показался серый поджарый конь, несущий всадника в простом кожаном панцире и шлеме с белым султаном. Завидев оборванного, с черными ногами и всклокоченными волосами гулямчонка при поводе, послы недоуменно переглянулись.
Охраняющие их степняки сидели на корточках, тупо таращась перед собой и пожевывая травинки. Завидев приближающегося всадника, воины повскакивали, смахнули с голов малахаи и принялись взволнованно их тискать. Парень с бронзовой пайцзой десятника поддернул пояс на торчащем ватой халате и резво побежал навстречу Повелителю.
Бухнувшись на колени под копыта Гюлькару, джунгар стукнулся лбом о траву и радостно сообщил:
- Живи десять тысяч лет, Повелитель! Эти двое толстяков под переговорным флагом пришли, мира хотят, золото дают!
- Серебро, дурень, - насмешливо поправил степняка Элбег.
И махнул пятерней:
- Пусть подходят!
Джунгар вспрыгнул на ноги и припустил к своим, на бегу отлаивая команды.
Охрана послов решительно прихватила обоих за локти и поволокла к командующему. Послы громко и возмущенно орали, пытались дергаться, но тщетно.
Когда их бросили на колени у копыт сиглави, один из купцов, потерявший богатый парчовый тюрбан и потому оставшийся с голой лысиной, хрипло закричал:
- Это неуважение к посольству! Мы будем жаловаться халифу!
Элбег вытянул из-за пояса плетку и принялся стегать кричавшего:
- Закрой свой грязный рот, предатель! Твой лжехалиф сегодня будет болтаться в петле! Такие, как ты, должны были ползти от ворот на коленях, с открытыми затылками и поясами на шее!
Купец тоненько выл, закрывая ладонями голую голову, парча на спине набухала багровыми полосами. Джунгарский строй сохранял молчание, над головами всадников рвались с древков узкие черные знамена. Державший повод сиглави грязный мальчик смотрел на происходящее с неподвижным, недетским лицом.
Отведя душу, Элбег свернул окровавленную плетку и фыркнул:
- У тебя были какие-то слова к Повелителю, грязный сын ишака?
Небитый посол, до того тихо стоявший на четвереньках, вскинул голову в съехавшей набок чалме и залепетал:
- Во имя Всевышнего, милостивого и милосердного...
Элбег тут же шлепнул плеткой и его. Купец икнул и втянул голову в плечи.
- Говори кратко, о сын шакала.
И тот, жалко сгорбившись и дрожа всем телом, тихо сказал:
- Вот наши условия: мы выплачиваем дань, а вы не разоряете город. У нас укрепления... гарнизон... но мы готовы сдаться и присягнуть халифу аль-Мамуну! Вот наши условия!..
Элбег широко улыбнулся и, задрав лицо, посмотрел вверх, на неподвижного всадника в седле сиглави. Тот не шевельнулся. Джунгар вздохнул, понимающе кивнул и указал на исполосованного купца:
- Повелителю понадобится сильно битый. Второму сломать хребет.
Человек с красной полосой поперек спины успел отчаянно заголосить. Крик оборвался хрустом, потом хрипом. Второй посол так и стоял на четвереньках с открытым ртом и остекляневшими глазами. Роскошные пурпурные занавески на дорогих носилках выдувались ветром. Зинджи все так же сидели в траве и тупо жевали ямамскую смолу, пуская по подбородкам слюни.
Между конских боков протиснулся Абу-аль-Хайр, его тут же поймали. Вазир барида дергался между кольчужных рук охранников и кричал в спину Тарегу:
- Господин нерегиль! Не делайте этого, во имя Всевышнего! Там женщины! Дети! Невинные! Господин нерегиль!
- Уберите его, - брезгливо сморщился Элбег. - Хотя... - джунгар улыбнулся и отмахнул потащившим вазира воинам, - не надо. Рот заткните только. Пусть смотрит - ему полезно. Не будет больше своим грязным языком нести чушь про Повелителя. М-мутазилит хренов, ослячий умник... - и джунгар сплюнул в траву с невыразимым презрением.
Абу-аль-Хайр успел проорать, что это, мол, не аль-джабр, и не уравнение, и что нельзя вот так вот просто вычесть целый город - и тут ему засунули между зубов кнутовище.
Тарег все это время неподвижно сидел в седле.
В ветреной тишине все смотрели на выжидательно замерший город в тяжелом прямоугольнике огромных стен.
Скрипнул и засвиристел вынимаемый из ножен меч. Нерегиль опустил клинок через плечо грязного мальчика, державшего поводья. Тот закусил губу, глубоко вздохнул - и чиркнул пальцем по лезвию. Охнул от резкой боли, тут же сунул набухающий алой каплей палец в рот. По длинной стальной ленте меча зазмеилась красная полоска крови. Мальчик отпустил узду, задышал, как пуганая собака. Самийа тронул коня, сначала шагом, а потом поднял серого в галоп.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});