формам антирелигиозной пропаганды, однако, начался уже по крайней мере с конца 1939 года. Присоединив Западные Украину и Белоруссию в сентябре 1939 года, а затем Прибалтику, часть Карелии и Бессарабию в 1940 году, надо было на первых порах считаться с существовавшими там каноническими организованными церковными структурами. Да тут еще и большой войной пахнет. И засекреченная перепись 1937 года опрокинула все расчеты на быстрое уничтожение религии. До того советская пропаганда утверждала, что количество храмов сокращается пропорционально сокращению числа верующих. А тут оказалось, что верующих в стране более 50% населения! И вот в советской печати появляются статьи (в том числе того же Ярославского), что нельзя смешивать религиозную идеологию с конкретными верующими. Религия остается врагом марксизма, но подавляющее большинство верующих — лояльные советские граждане, патриоты, и недопустимо их оскорблять или считать неполноценными гражданами. Однако такое «великодушие» появилось на фоне уже почти полностью уничтоженной церкви. По внутренним данным НКВД на 1941 год на территории всего СССР оставался 3021 действующий
367
православный храм, из коих почти 3 тысячи находились на недавно присоединенных западных территориях, так что в границах СССР на сентябрь 1939 года действовало не более одной или двух сотен храмов.
Как известно, после нападения немцев на Советский Союз Местоблюститель митрополит Сергий занял патриотическую позицию и в первый же день войны, в воскресение 22 июня, в день Всех святых, в земле Российской просиявших, призвал всех православных встать на защиту Родины. Церковь активно участвовала в сборе пожертвований на войну, патриотические призывы митрополита Сергия распространялись с советских самолетов по ту сторону фронта. Однако Сталин не спешил навстречу церкви. Только 4 сентября 1943 года наконец он вызвал к себе в Кремль трех оставшихся на своих кафедрах митрополитов и в устных переговорах разрешил созыв собора, избрание патриарха, формирование Синода и открытие семинарий и духовных академий. Встреча была вызвана необходимостью для Сталина убедить западных союзников в веротерпимости советского правительства на предстоявшей Тегеранской конференции, на которой главным вопросом было открытие Второго фронта, а также хоть как-то ответить на массовое открытие церквей на территориях, оккупированных врагом, поскольку началось наступление советских войск на Запад, и надо было притушить волнение населения западных областей СССР, а тем более восточноевропейских стран по поводу советской религиозной политики. Смягчение антирелигиозной политики ни в коей мере не означало смены или смягчения тоталитарной политики во всех остальных сферах жизни: концлагеря и тюрьмы были переполнены и во время войны, и после ее окончания, во всяком случае, до хрущевских амнистий и реабилитаций, начавшихся лишь в 1956 году. В заключении оставалось немало духовенства, особенно тех, которые отказались дать подписку о полной лояльности церковному курсу Сергия, избранному патриархом на скороспелом соборе 9 сентября 1943 года. На практике, однако, исполнение обещаний Сталина в отношении свободы церкви оказалось весьма куцым. Если на оккупированных территориях было открыто более 7 тысяч православных храмов и 29 монастырей, то на территориях,
368
никогда под власть оккупантов не попадавших, было открыто менее полутора тысяч храмов и один монастырь (Троице-Сергиева лавра). По архивам можно проследить, что даже в самые лучшие для Церкви годы, с 1944 по 1949, удовлетворялись ходатайства верующих об открытии храмов менее чем на 10 %. Что касается западных областей, то там уже с 1945 года началась так называемая «консолидация» монастырей — объединение нескольких монастырей в один, отнятие у них пахотных земель и огородов, а также «возвращение» колхозам под хозяйственные и прочие нужды тех храмов, что в 1930-х годах были отобраны у верующих, а во время немецкой оккупации им возвращены.
Во время войны Сталин понял, что в том униженном и обескровленном виде, в котором Церковь оказалась после неслыханных по тотальности гонений 1920-х и 1930-х годов, она может быть полезна советской власти на поле внешней политики. После войны и Сталин, и в еще большей мере Хрущев, использовали ее в разных международных форумах борьбы за мир и разоружение. Одним из замыслов Сталина при активном участии патриарха Алексия I было перенести центр православия из ее номинального центра в Константинополе в Москву. Была попытка созвать межправославный собор в Москве, но греки на это не пошли, утверждая, что созыв такого собора — прерогатива Вселенского патриарха в Константинополе. В результате вместо собора в 1949 году состоялась просто юбилейная конференция по случаю 500-летия автокефалии Русской православной церкви, на которую съехались главы православных стран, где у власти находились коммунисты. Сталин понял, что сфера влияния РПЦ за рубежом весьма ограничена, к тому же в разгаре уже была «Холодная война», и Сталин был занят внутренней консолидацией своего нового коммунистического блока — внешняя роль Церкви не имела больше серьезного значения для Сталина. Характерно, что после 1948 года церкви отказывают в открытии дополнительных семинарий, а с 1949 уже начинается постепенное, но непрерывное сокращение числа действующих храмов и монастырей.
Новый удар был нанесен по всем вероисповеданиям Советского Союза уже при Хрущеве. Но больше всех снова, как
369
в 1920-е годы, пострадала Православная церковь. Численность ее действующих храмов сократилась между 1959 годом и отставкой Хрущева в октябре 1964 года примерно с 13,5 тысяч до 8 тысяч. Еще почти 1,5 тысячи было ликвидировано при его преемниках, когда уже не было такой шквальной атаки, но все-таки продолжался процесс закрытия. Между 1961 и 1965 годами было закрыто 5 из 8 семинарий, число монастырей было сокращено с примерно 60, остававшихся к концу 1950-х годов, до 17 к началу 1980-х. Чем было вызвано такое ожесточение Хрущева против Церкви? Прежде всего идеологией. В 1959 году на XXI съезде КПСС Хрущев объявил семилетний план развития, который должен был стать преддверием первой стадии строительства коммунизма. Строительство первой стадии коммунизма должно было, по принятой на XXII съезде КПСС в 1961 году Программе партии, завершиться в 1980 году. А как же с церквами? Ведь Маркс сказал, что коммунизм начинается с атеизма. Следовательно, пока действуют церкви, коммунизму не бывать. По Марксу они должны были исчезнуть с ликвидацией классового общества. Вот Хрущев и объявил о том, что на место пролетарской диктатуры пришло уже единое общенародное государство. А церкви все еще существуют. Так, Хрущев встал перед дилеммой, аналогичной той, с которой Ленин столкнулся в 1921 году — признаться, что все пророчества Маркса не осуществились, то есть признать, что никакой марксистской науки не существует. Как и для Ленина в 1921 году признание провала марксизма требовало отставки правящей партии и ее вождя. На это ни Ленин, ни Хрущев не