Кандара торжественно кивнула.
— Это моя работа.
— Мы подготовили для вас группу, — сказало Крузе на обратном пути через лесок.
— Да? Что за группа? И кто такие «мы»?
— Наше бюро внутренней безопасности. Мы собрали экспертов и консультантов. Они должны установить физическую локализацию центра, откуда направляется атака.
— Ладно, это неплохо. — Кандара намеревалась прибегнуть к помощи знакомых специалистов, но готова была испытать и людей Крузе.
Портальная дверь в торце поселения вывела их в хаб на Аките. Еще семь хабов, и они добрались до центрального метрохаба Наимы — города на семь тысяч жителей, распростершегося на южном краю большого острова. Оттуда десять хабов по кольцевой метро вывели их на улицу, где Крузе собрало команду.
Шагнув из хаба, Кандара мгновенно облилась потом, на лбу выступили капельки. Архипелаг, к которому относилась Наима, лежал в экваториальной зоне, и в городе было заметно жарче и влажнее, чем на Небесах. Они очутились на выложенной белым камнем площади, в нескольких сотнях метров над спокойным океаном цвета индиго. На изрезанных склонах окрестных холмов поднимались скромные дома из камня и стекла, на взгляд Кандары слишком уж одинаковые. Ей вспомнились тосканские деревушки, виденные в детстве, когда родители несколько недель провели в Италии на управленческих курсах, читавшихся в головном офисе их фирмы. Мило и мирно, хоть и неброско.
Они прошли по широкой улице мимо караула высоких пальм: ап–багажка Кандары дребезжала на аутентично неровных булыжниках. Через минуту подошли к нужной им вилле. Та примостилась на небольшой скале, и через стеклянную стену гостиной открывался великолепный вид на изгиб залива под городом. Вдали из искрящейся на солнце воды поднимались колонны маленьких скалистых островков. За открытой дверью мощеный дворик граничил с бескрайним бассейном. Встав над ним, Кандара сообразила, что большая его часть, должно быть, держится на опорах, поскольку места на утесе хватало только для самого домика.
— Да, недурно, — признала Кандара.
— Люди в кухне, — сказало ей Крузе.
Какой бы итальянской ни выглядела Наима, кухня следовала более нордической традиции — минималистская отделка черными и алыми плитками, дюжина рабочих ниш с разнообразной кухонной техникой на выдвижных подставках — причем машины выглядели скорее скульптурами, нежели практичной утварью. Кандара постаралась скрыть зависть: в сравнении с этой ее кухонка совершенно не смотрелась.
За длинным прозрачным столом на полу из светлого дуба сидели трое и прихлебывали вино из бокалов на тонких ножках.
В голове у Кандары уже всплывали слова упрека. Просто смеху подобно: эта компания вела себя как на каникулах и вовсе не походила на тайных оперативников, путь которых устелен дымящимися развалинами и мертвыми телами.
Двое — явно утопийские омни (это было видно даже по росту), а третья, пониже, — женщина. Кандара не сумела бы объяснить внутренней уверенности в том, что оперативница не просто омни в женской фазе, хотя не сомневалась в своем выводе. Хорошо, если так проявляет себя основательная интуиция сыщика.
Все трое поднялись навстречу Кандаре и тепло улыбнулись.
— Это Тайле, — представило Крузе самого рослого, с желтоватыми волосами и тонкими темными усиками, закрученными на концах изящными завитками. — Наш сетевой аналитик.
— Ожидаю волнующего сотрудничества, — сказало Тайле. Голос был высоким и восторженным. Кандаре подумалось, что оне в самом деле молодо — наверное, не дотягивает до сорока. А резкие черты лица так напоминали Густаво, что Кандару настигли тревожные воспоминания.
— Ойстад, наш оператор оборонительных программ.
Оне было почти такого же роста, как Крузе, но густые волосы цвета светлого меда плавно ниспадали на плечи. Легкое синее платье убедило Кандару, что оне в разгаре женской фазы. С возрастом, как всегда по нынешним временам, возникли трудности, но по манере говорить Кандара дала бы Ойстад больше полувека.
— И Джессика Май, стратегический разработчик.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Кандара обменялась с ней осторожным рукопожатием.
— Что это, собственно говоря, значит?
— Это значит, что я разбираю преступление, образ действий преступника, его мотивацию и пытаюсь предсказать, что будет дальше. — Женщина пожала плечами. — Я раньше работала на безопасность «Связи», так что кое–какой опыт имеется.
— Они и вас привлекли? — удивилась Кандара.
— Нет, я уже находилась здесь. Решила, что в конечном счете предпочитаю утопийский образ жизни. Это долгая история, но я раньше была утопийкой — утратила веру, потом вернулась.
— Ясно. — Кандара заняла место во главе стола и демонстративно отказалась от протянутого Тайле бокала с вином. — Не за работой!
Тайле покорно убрало бокал.
— Пожалуйста, введите меня в курс дела, — попросила их Кандара.
По их словам, исследовательские институты Акиты осаждали не первый год. Динамично развивающиеся и алчные компании системы Сол подсылали на Акиту людей, которые взламывали файлы и хватали все, в чем угадывали коммерческую ценность. Данные отправлялись в проектные конторы корпораций и позволяли совершенствовать продукты потребления, на которых стояла экономика планет Универсалии.
— Откровенный грабеж, — рассказывало Тайле. — И полная глупость. Мы так или иначе публикуем все данные. Таковы утопийцы: мы заботимся о всеобщей выгоде.
— Не так уж глупо, — возразила Джессика. — Это один из основных законов рынка. Наладив выпуск продукта раньше соперников, вы получаете основательную фору в продажах. К тому же кража обходится куда дешевле, чем содержание собственной научно–исследовательской группы.
— Дело не в оценочной стоимости, — пренебрежительно отмахнулось Крузе. — Если нечто, нужное или желанное для людей, в дефиците, оно приобретает цену. На том стояла экономика прежней эпохи. Как только что–то обретает цену, наступает конец равенству и справедливому распределению. Подобным образом так называемая культура Универсалии поддерживает статус–кво — за счет монетарной политики, которую контролирует неизбираемая элита. Похищая наши идеи и используя их для наращивания своего богатства, они оскорбляют нас дважды.
— Разумеется, это я понимаю, — старательно держась нейтрального тона, ответила Кандара. — Но пока вы описали классический промышленный шпионаж. Он так же стар, как сама промышленность.
— Кража данных — лишь первая трещинка в плотине, — сказало Тайле. — Они донимают нас десятилетиями, но мы ничего другого и не ждем от Универсалии: это ведь корпоративная культура, не так ли? И потому мы не препятствовали им, как должно. Баланс между свободой и ограничениями — фундамент нашего общества. Отсутствие законов — анархия. Но и излишек жестко навязываемых законов превращается в угнетение. Здесь, на Аките, мы, разумеется, свели ограничения к минимуму — и этим бессовестно воспользовались корпорации. Наш промах.
— Задним числом всегда виднее, — ответила Кандара.
— Вышесказанное означает, что наши сети недостаточно надежны и доступны черным маршрутизаторам. Мы, конечно, над этим работаем, но укрепление всей планетарной сети — не простое предприятие.
— К тому же агенты Универсалии сменили образ действий, — добавило Крузе. — Теперь они не просто похищают наши разработки ради выгоды. В последнее время начался саботаж.
— Где? — спросила Кандара.
— На промышленных предприятиях, — ответило Ойстад. — Действуют довольно тонко. Снижается эффективность обогатителей, отказывают из–за неполадок в управлении производственные мощности, падает продуктивность. Количество таких атак со временем возрастает. Мы вели свои электронные контрмеры, но в области безопасности мы отстаем. Наиболее изощренные попытки вторжения с трудом отбивают даже наши Ген 8 Тьюринги.
— Ваши Ген 8 Тьюринги уязвимы? — удивилась Кандара.
Восьмое поколение Тьюрингов всего полгода как вышло на рынок, почти точно уложившись в закон прогресса Робсона, гласивший, что скорость развития удваивается с каждым поколением. Правда, на разработку ушло чуть больше ожидаемого времени, но зато Ген 8 Тьюринги считались абсолютно надежными.