Читать интересную книгу Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт

Кхмер дернулся, словно поняв, что сказал слишком много, его поведение пугающим образом изменилось. Опустив плечи, лорд-маршал отвернулся от Гуриона, словно они и не говорили. Зарядив новый аккумулятор в лазган Кхмер почти рассеянно побрел к стрелковому стенду.

— Прежде чем я уйду, — сказал Кхмер через плечо, — я хотел бы напомнить вам, что я — та сила, на которой держится вся кампания. Уберете меня — и Медина обрушится вам на голову, инквизитор.

Ночь всегда была временем тишины и спокойствия в храме. Но сегодня в его пустых коридорах появился неожиданный нарушитель.

Призрачная, облаченная во тьму, ее длинные конечности двигались так быстро, так странно, что, казалось, она не идет, а перепархивает с места на место между колоннами, нишами и ступеньками.

Священники в это время ужинали. Пациенты уже вернулись в свои палаты. Свет луны сиял в извилистых коридорах. В центральном молитвенном зале единственный луч лунного света проникал с потолка атриума, словно полупрозрачная колонна, залитая плавающими пылинками.

Все было так тихо и неподвижно, что призрачное движение во мраке казалось чем-то совершенно чуждым. Она прошла через атриум, упав с потолка, словно капля воды. Она двигалась от тени к тени, скрываясь в чернильной тьме.

Когда она скользила мимо освещенных мест, были видны очертания ее силуэта. Гибкие мускулистые конечности, защищенные наручами и поножами из твердой кожи. Блеск обнаженных клинков.

Она взбиралась по стенам с удивительной легкостью, ее конечности мелькали, как у паука. Перебравшись через три этажа лестничной площадки, она попала в помещение, оказавшееся храмовой кухней.

Здесь было светлее. Обширное пространство кухни занимали гладкие каменные полки и глиняные печи. Котлы, медные горшки и глиняные кувшины стояли ровными рядами, как солдаты в строю.

Три священника в чистых белых одеяниях госпитальеров мыли глиняные тарелки в корыте с водой. Они были увлечены разговором и не заметили тень, мелькнувшую позади.

Она достала три метательные иглы и небрежно метнула их с расстояния пятнадцать метров. Иглы входили точно под основание черепа жертвы, между вторым и третьим шейными позвонками. Двое священников рухнули, их нервные системы перестали функционировать, ноги подогнулись. Третий успел повернуться, и игла вонзилась ему в грудину.

Последним, что он увидел перед смертью, было лицо его убийцы — стилизованная ухмыляющаяся маска шута, с длинными оскаленными зубами и глазами, прищуренными в вечном смехе.

Ассасин скользнула в сторону от места убийства и сбежала вниз по узкой извилистой лестнице. Она оказалась в северной палате. Это был длинный зал, где психически больные пациенты проводили дневные часы, рассеянно бродя и иногда разговаривая.

Сейчас здесь было почти пусто, узкие окна впускали в зал длинные полосы лунного света. В дальнем конце зала в кресле-качалке сидел пациент, никогда с него не встававший. Ветеран Гвардии, теперь он проводил дневные часы, бессмысленно уставившись в стену, вцепившись ногтями в подлокотники кресла.

Ассасин быстро убила его узким клинком и направилась дальше.

Северная палата сообщалась с изолятором. Ряд обитых медью дверей в глиняных стенах вел в спальни психически больных. Окна в коридоре были закрыты.

Достав зубчатую пилу, ассасин последовательно обошла все спальни. Она работала быстро, не пропуская ни одного пациента. Дважды ей встречались священники из ночной смены, и дважды она душила их гарротой, втаскивала трупы в спальни и запирала двери.

Ассасин вышла из последней двери в конце коридора. Ее пила была покрыта длинными полосами крови. Черно-белая маска шута забрызгана ярко-красными каплями.

Отстегнув подсумок от пояса, ассасин взглянула на хронометр. Она успевала точно вовремя. Спрятав пилу в ножны, она направилась в западную палату. К рассвету в Храме Зуба не останется никого живого.

Глава 14

Росс был разбужен криком.

Даже сквозь мглу сна, крик был страшным. Пронзительный, исполненный страдания и почти жалобный. Росс слышал в нем голос смерти.

Вскочив с постели, путаясь в льняном белье, Росс схватился за плазменный пистолет. Пока он спал, свечи в его комнате растаяли и погасли, и наступила кромешная тьма. Его рука нащупала холодный, тяжелый металл рукояти пистолета, и бешено колотящееся сердце немного успокоилось. Гудение газа в фузионной канистре после того, как он снял «Солнечную Ярость» с предохранителя, подействовало на него успокаивающе, как факел в темной ночи.

Раздался еще один вопль, на этот раз ближе, долгий протяжный плачущий вой, внезапно прерванный отрывистым придушенным хрипом.

Росс на секунду подумал, не надеть ли доспехи, части которых были разложены на полу спальни. И только укрепившись в этой мысли, он понял всю ее глупость. Вместо этого он накинул синий шелковый халат, лежавший в ногах на его постели. Уже подойдя к двери, он вдруг вернулся и надел табард из психо-реактивного обсидиана. Просто на всякий случай.

Он выскочил из комнаты, изготовив к бою пистолет, но остановился и замер на пороге. Росс не был уверен, что увиденное им реально. Вид того, что открылось перед ним, передавался по зрительным нервам в мозг, но часть мозга отказывалась принять его. Это было слишком нелепо.

Дверь выходила в атриум, открытый внутренний двор, вымощенный плиткой. С арок, колонн и тимпанов свисали трупы. В центре атриума мягко журчал фонтан, вода в нем была темно-красной от крови. Вокруг фонтана сидели четыре мертвых священника. У одного не было рук, второй сидел с открытым окровавленным ртом без языка, у третьего были отрезаны уши, а последний смотрел, казалось, прямо на Росса пустыми кровавыми глазницами.

Росс понял символизм этого зрелища. Это была заключительная сцена из трагедии Метузелы «Четыре ада Короля-Еретика». Четвертый акт пьесы традиционно повествовал о высокомерии короля Мессанины и его наказании в 109 кругах ада. Это было, если можно так выразиться за отсутствием лучшей интерпретации, предупреждение грешникам и нечестивцам. На своем родном мире Санкти Петри у Росса были контрамарки во все местные театры, и эта пьеса была его любимой. Но никакое другое исполнение не могло сравниться с ужасом этого.

— Еретик… — прошептал шелковый призрачный голос из тьмы почти в его ухо.

Кто-то другой замешкался бы, возможно, даже повернулся бы, чтобы найти источник голоса. Но не Росс.

Пригнувшись, он нырнул вперед, и что-то бритвенно-острое и невероятно быстрое рассекло воздух над его головой. Перекатившись, Росс развернулся и поднял плазменный пистолет.

Противник ударом ноги выбил у него оружие. «Слишком легко», упрекнул себя Росс.

— Не сопротивляйся, еретик, и умрешь быстро.

Росс снова перекатился, чтобы не позволить врагу подойти слишком близко. Ассасин вошла за ним в атриум. Только здесь, под светом луны, Росс разглядел убийцу.

Она была одета в черно-серый обтягивающий костюм, полимерная ткань переливалась, как радужная нефтяная пленка. Росс насчитал как минимум десяток различных клинков, крюков и сюрикенов, прикрепленных к разным ремням и петлям на ее костюме, хотя точно он не был уверен — его голова гудела от адреналина.

Ассасин подошла к нему, присев, как кошка, готовая к прыжку. Ее лицо было загадочной маской улыбающегося шута. Росс узнал ассасина культа смерти. Она не обладала техномагией агентов Оффицио Ассасинорум, но то, чего ей не хватало, она восполняла свирепостью. Для ассасина культа смерти это был не просто вопрос уничтожения цели; она была менее расчетлива, менее запрограммирована, чем ассасины Кулексус или Каллидус. Вместо этого она использовала свой простой арсенал клинков с таким творческим блеском, что возвышала простое убийство до уровня искусства, превращая его в театральное действие.

Перекатившись по кафельным плиткам, Росс вскочил на ноги, приняв фронтальную стойку изготовки к бою. Он не тешил себя иллюзиями: без оружия его можно считать мертвецом.

Ассасин метнула в него что-то.

Метательная игла пронзила его предплечье, воткнувшись глубоко в мышцы. Боль вспыхнула, огненными искрами обжигая локоть.

— Яд? — задумчиво спросил Росс, пытаясь удержаться в боевой стойке.

— Я предлагала тебе быструю смерть. Ты не захотел. Так что теперь мы сделаем это медленно и мучительно, — ответила она.

Нарочито медленно ассасин достала из ножен на спине бритвенно острое лезвие. Это был не инструмент убийства; это было оружие для ближнего боя. Длинный тонкий клинок был ровно метр в длину и шириной в палец. В ночной тьме он чем-то напоминал расколотый меч с двуручной рукояткой, покрытой резиной.

Когда ассасин взмахнула клинком, он издал резкий жужжащий звук. Он был таким острым, что раскалывал воздух.