а я вам ведь даже завидую, — сказал Санёк, — вы нашли себя, сделали что-то полезное… а мне всё лень, ничего не хочется. Зачем чем-то заниматься, если всё сделают другие? Я потребитель…
— Умирать не грустно? — спросил Санька Захар.
— Не, — ответил тот, и Захар отметил, насколько ещё молодой и наивный у Сашки взгляд. — Если бы не интернет, я бы давно спился или умер от передоза, как прочие. А так… Есть интернет, всегда можно занять себя и ни о чём не думать…
— Эх, дети, дети… — произнёс Марк. — Жалко вас, мы предавались удовольствиям, а у вас что? Даже этого нет…
В воздухе повисла пауза. Марк Григорьевич посмотрел на Захара.
Захар понимал, что ему дают возможность высказаться, но он не знал, о чём говорить. В чём каяться? Он всю жизнь был активен, работал, зарабатывал, любил женщин, любил деньги, стремился к влиянию, власти, то есть жил в лучших традициях общества, руководствуясь принципами всех успешных людей. И вот он в свои сорок три года сидит вместе с Павлушей, Сашкой, Марком Григорьевичем и надутым Профессором в палате, ожидая наступления смерти. В чём его грех?
— Да, рая мы не заслужили, но, быть может, Господь сжалится над нами… — произнёс Марк Григорьевич и перекрестился.
— Вы это серьёзно? — спросил его Захар. — Вы что, верите в Бога?
Марк Григорьевич, Павлуша, Санек посмотрели с удивлением на Захара.
— Конечно… — сказал Санёк.
— Иначе для чего же мы здесь каемся. Бог есть, и жизнь после смерти есть…
Захар с удивлением посмотрел на них, потом на Профессора.
Профессор, заметив его взгляд, поспешил сказать:
— Ну уж нет, на меня не смотрите, я человек науки…
— И что, вы в Бога, как и я, не верите? — спросил Захар.
— Я не имею права верить, я учёный, я верю только то, что доказано опытным путём…
— И что, все ваши открытия основаны исключительно на экспериментах? — спросил Сашка.
— Молодой человек, наука давно уже вышла за пределы экспериментальной физики, — ответил профессор.
— Значит, у вас нет доказательств того, что Бога нет…
— По-моему, это очевидно, — возразил Профессор.
— А вот мне что-то внутри подсказывает, что он есть, — ответил Марк Григорьевич.
— А меня мама в детстве в церковь водила, — признался Павлуша.
— По мне, если не доказано отсутствие Бога, так значит вполне логично предположить, что Он есть… Вы вот можете доказать, что Бога нет? — не унимался Санёк.
— Молодой человек, я не буду в последние часы своей жизни заниматься такой ерундой.
— А ну да… Конечно, сидите и пишите, что вы ещё съедите сегодня, как раз уже скоро ужин… — ответил Санек.
Захара разговор позабавил, но, он был весьма удивлён тем, что три человека из пяти в их палате верят в Бога.
Пришла медсестра Марина. Принесённый ею ужин оказался холодным и на вкус, признаться, был плох.
— Мариночка, что же это в вашем заведении, нас голодом хотят заморить? — пошутил Марк.
— А у нас до ужина многие не доживают, вот повара уже и не стараются, — ответила медсестра. — Вон в соседней палате уже осталось только двое.
От такого объяснения Захар окончательно потерял аппетит. Павлуша же, напротив, ничуть не смутившись, умяв ужин, запустил руки снова в свою сумку.
Марк Григорьевич, обняв медсестру за талию, принялся шептать ей на ухо что-то такое, что заставило лицо той зардеться краской.
— Всё, договорился, — шепнул Захару Марк, когда Марина, наконец, ушла. — Есть тут у них комнатка для отдыха. В десять уже все лягут, пойду туда. Не хочу умирать, лишённым внимания женщин.
Захар посмотрел в окно. Закат, пронзительный, яркий, окрасил золотым небо. Самого солнца не было видно, разве можно в городе увидеть горизонт? Но любой бы сейчас безошибочно сказал, что через час, а то и полчаса, небо станет тёмно-синим, и потом на город опуститься темнота. «Последний закат, последние лучи солнца…» — подумалось Захару, и сердце опять защемило.
— Всё не могу больше, — раздался голос Павлуши. — Всё, сил нет, живот крутит…
— Так перестань есть, — сказал ему Санёк.
— Нет, всё, это конец, сил нет… — кряхтел Павлуша, ложась.
— Э, ты чего там, — оторвал Санёк взгляд от своего смартфона.
— Не выдержу, надо таблетку пить…
Все всполошились.
— Последняя? — спросил подлетевший к кровати Павлуши Санёк.
— Да… — простонал тот.
— Э, дружище, ты это давай, держись… — приговаривал Санёк, наклоняясь над Павлушей.
— Нет, не могу. Всегда так, ем, потом мучаюсь, — стонал Павлуша. — Вот наказание. Не, не выдержу, без таблетки не обойтись. Она у меня там, в кармане…
И Павлуша попытался дотянуться.
Захар запустил руку в карман. «5 дней» — значилось на таблетке.
— Точно последняя? — спросил он.
Павлуша в ответ только закряхтел.
— Ну как же так, дорогой ты мой… — запричитал Марк Григорьевич. — Как же так. Такой молодой ещё. Да неужели эти врачи не могут ничего придумать? Вот вы учёный, — вдруг обратился он к Профессору, — к чему все ваши достижения, если вот, лежит человек, страдает, а вы и ваши открытия не могут помочь ему?
— Я в других науках специалист, — недовольно фыркнул Профессор.
— Очень надеюсь, уважаемый, что ваши открытия будут человечеству хоть чем-то полезны, — сказал Марк Григорьевич.
Павлуша, между тем, не переставал стонать. Через пять минут, он уже умолял дать ему последнюю таблетку. Все переглянулись. Каждый понимал, что поступил сюда встретить собственную смерть, но дать другому человеку то, что его неизбежно погубит, рука не поднималась.
— Павлуш, потерпи, может всё обойдётся. Ты это… походи, подвигайся что ли, может ещё пройдёт живот, — упрашивал Санёк.
— Нет, не пройдёт, я знаю. Нет сил, — стонал Павлуша.
Его грузное тело своей массой распяло его на кровати. Павлуша был собою же обездвижен.
— Что будем делать? — спросил шёпотом у Марка Григорьевича Захар. — Позовём врачей?
— Не, не помогут, дорогой мой, не помогут… — покачал головою Марк. — Нет сил смотреть, как он мучается.
Захар подошёл к столику, где стояла бутылка чистой воды. Наполнив стакан, он вернулся к Павлуше, посмотрел на того ещё раз, вздохнул.
— С вашего позволения, раз никто из вас не решается, — сказал он, и, приподняв голову Павлуши, помог ему выпить таблетку.
— Спасибо, — поблагодарил Павлуша.
Скоро стоны его стали тише. Никто не решался потревожить его вопросом, но минут через пять Санёк не выдержал и всё-таки спросил:
— Эй, Павлуш, ты как?
Тот довольно покачал головой. Было видно, что боль отступила, но тот блаженный покой, который обозначился на лице Павлуши, не был признаком облегчения. Это было началом смерти, каждый в палате это хорошо понимал. Сроки жизни, отнимаемые таблетками, в настоящее время врачи научились устанавливать точно.
Злополучное лекарство отбирало сейчас последние