из зоомагазина. Когда пошла молва и двери магазинчика перед ним захлопнулись, отцу пришлось полагаться на собственные силы. Он рыскал по дворам в поисках живности. Обрюзгший, сутулый, с седой неухоженной гривой, спадающей на замызганную тельняшку, и седыми неухоженными усами, которые отрастил в своем бесприютном вдовстве. Мамочки, завидев кособокую фигуру, стискивали ручонки своих чад и торопились убраться подальше. А уж владельцы питомцев и вовсе не находили себе места. Если пропадали прикормленные дворовые кошки – а они, в конце концов, пропали все, – жильцы знали, кого винить. Тетя Варя сама видела в окно, как поздним вечером отец чесал к подъезду со свертком под мышкой.
– Он дергался, сверток… – пробурчала старушка, походя осушив рюмку. Игорь услужливо подлил.
Сколько веревочке ни виться… Светлаков-старший погорел на попытке умыкнуть шпица из-под носа отвлекшейся хозяйки. На хозяйкин ор сбежалась половина двора, тогда как другая прильнула к окнам. Шпица отбили, а пойманного с поличным под улюлюканье погнали прочь пинками.
– И что он с ними выделывал, грешный, так и не выведали, – бормотала тетя Варя, пьяно раскачиваясь на табурете. – Не нашли… зверят… Как и ту… собаку.
«Та собака». Причина, по которой отца хоронили в закрытом гробу. Игорь вздрогнул и плеснул водки уже себе. Хлопнул, не закусывая.
Следователь был скуп на ответы и щедр на вопросы. Где находился Игорь Светлаков в ночь с такого-то на такое-то? Хорошо. Кто может подтвердить? Хорошо. Кому Григорий Светлаков мог передать ключ от квартиры? Неизвестно? Хорошо. А сам Игорь Светлаков не передавал ли кому ключ? Хорошо…
Дело не возбудили. Как установил эксперт, отец умер от инфаркта. Следы укусов появились уже после смерти. Так это называлось в протоколе: «следы укусов». «Труп был обглодан», – поправил бы Игорь, но экспрессия не для официальных бумаг.
На работе – Светлаков-старший продолжал работать на РЖД, под конец всего-навсего сторожем, – отца хватились третьего дня. Квартиру вскрыли. Одной из понятых оказалась тетя Варя.
– Я закричала, – сказала она трезвеющим голосом. – Мы все закричали. Даже участковый. Налей еще беленькой. Кошмары чтоб не снились.
Отец лежал ничком на полу зала возле неубранного дивана. Его ноги были объедены. Из семейных трусов торчали кости с ошметками начавшего темнеть мяса. Объедено было и правое плечо – зверь выдрал порядочный кус, рана протянулась до самой шеи. Тельняшка проржавела от засохшей крови. Как и пол под изувеченным телом. Окно было приоткрыто. На трупе пировали всласть осенние мухи – разжиревшие от снеди, слишком отупело-тяжелые, чтобы летать. Смердело медью и зверьем. Тем самым, которое не нашли.
Следователь заключил, что над телом потрудилась собака. Какая-то здоровенная дворняга. Одна из жертв отца по иронии судьбы отомстила мучителю за всех растерзанных животин. Нажравшись, псина сиганула в окно. Да, третий этаж – ну так она же дура, псина. Очухалась и удрала. Иначе как объяснить ее отсутствие в запертой квартире?
Действительно – как? Но каждый раз, когда следак повторял: «Собака, собака, собака», глаза его бегали, точно искали укрытия от неудобных вопросов.
И пусть парень из морга уверял, что у собаки, судя по укусам, была пасть медведя, Игорь дал копу себя убедить. Так за каким он взялся выпытывать у испуганной пожилой женщины тайну?
Все равно от ее ответов не стало легче. Ни тогда, ни теперь.
Итак, Игорь невольно задержал дыхание и включил люстру.
Свет хрипло вспыхнул, ударил по глазам частым морганием, отчего под черепом мигом вспух пузырь боли. Ошарашенный, Игорь остолбенел в дверях, не понимая, где очутился.
Полгода назад он оставил квартиру совсем в ином виде. Кровь на полу так и не удалось полностью оттереть, она проела линолеум, но с остальным беспорядком Игорь справился.
Теперь же в зале словно разорвалась осколочная граната. Цветастая бахрома растерзанных обоев свисала со стен пыльными пересохшими языками; из ран проглядывали желтые страницы газет. Половичок, который прежде прикрывал пятно крови, неведомая сила скомкала в драный мяч и зашвырнула под кресло. Из вспоротого брюха пропотелой подушки на разодранный плед вывалились несвежей блевотиной пуховые внутренности. Безжизненно обвисли щупальца разорванной гардины. Кинескоп «Грюндика» лопнул, обнажив электронный фарш внутренностей. И осколки – они усеяли пол, как диковинные сорняки: битое стекло серванта, треугольные зубы расколотого зеркала, черепки от чайного сервиза, керамическое крошево, оставшееся от пузатого вазона. В воображении Игоря пронеслась сцена из «Крепкого орешка», где Джон Макклейн улепетывает от гангстера босиком по осколкам. «Яппикайей, мазафака!»
Ни хера не смешно. Он скорее насрет в штаны, чем прыснет, да что там прыснет – даже звук собственного сердцебиения казался неуместным. Лицо Игоря горело, как и ладони, и легкое щекотание, точно чужой выдох, обдало шею: встопорщились волоски на коже. Шок растерянности перетек в неодолимый беспримесный страх.
Были и другие звуки, внешние. Он ведь слышал их и раньше, едва переступил порог квартиры, – не придал значения, посчитав шорохами старого дома. Потрескивание дерева, гул в трубах, ветер, ощупывающий оконные ставни…
Или хруст битого стекла. Будто кто-то незримый перебирает осколки, легонько, чтобы не порезаться.
Пылающий узел внизу живота затянулся крепче. Замерло сердце, налилось бетонной тяжестью – и вдруг дернуло в галоп.
Уже не страх – безудержный ужас.
Хруп-хруп. Трак-трак. Словно зубы грызут, перемалывают леденцы… или кости.
Нет, не чавканье – шаги. Ближе. Громче.
Отовсюду.
Каждый осколок трещал под неукротимой поступью. Свет неистово барабанил по глазам, колотил в виски, призывая эпилептический припадок.
А если и впрямь приступ – вот умора-то! Рухнет Игорь физиономией в битое стекло, станет отплясывать лежа, пуская пену ртом, что твой огнетушитель, возле блеклого пятна недооттертой крови, кропя алой росой из сотен порезов, и горло…
Матрац резко вспучился горбом – мощно, порывисто, аж подбросило диван. Будто кто-то под ним попытался вскочить. Пианинно взвыли пружины.
Игорь рванул прочь. К выходу – через бесконечно растянувшийся туннель коридора. За спиной лязгало. Горячая волна смрада – псина, пустой желудок, сохнущая слюна – вдарила в спину, словно ветер в метро, протолкнула дальше.
Игорь вылетел на лестничную клетку, как из пушки, захлопнул дверь и навалился спиной. Пальцы лихорадочно ощупывали куртку, пробираясь к карману, ища ключи, но ловя лишь биение обезумевшего сердца. А когда наконец отыскали, между кошельком и смартфоном, Игорь понял, что на площадке он не один.
На верхней ступени третьего этажа пряталась в тени долговязая фигура. Черное на черном. Фигура шевельнулась, попала в отблеск света с лестницы, и Игорь узнал: тип с капюшоном. Тот, со скамейки у подъезда.
И он что-то сжимал в длинной, кажущейся многосуставчатой лапе.
Нож.
Они начали двигаться одновременно: Игорь – к