Дамфи был несколько обескуражен последним выводом; в то же время он не мог не отдать должное этому ловкачу, так искусно ускользавшему от всякой ответственности.
— Что, конечно, не помешает вам, — холодно заключил Артур, — удостоверить с помощью других свидетелей, что Грейс осталась жива.
Дамфи сразу вспомнил о Рамиресе. Вот человек, лично видевший Грейс, беседовавший с ней, когда она в отчаянии доказывала испанскому команданте, что отчет ложен, что она и есть настоящая Грейс Конрой. Лучшего, более надежного свидетеля не найти! Но, чтобы вызвать Рамиреса свидетелем, нужно во всем довериться Пуанзету, рассказать о самозванстве госпожи Деварджес, назвавшейся именем Грейс Конрой, о собственном участии в этой афере. Дамфи заколебался. Но его так мучило сомнение, не участвует ли госпожа Деварджес в этой нацеленной против него интриге, ему так хотелось посоветоваться с Артуром, что, пораздумав еще с минуту, он решил пойти на риск. В том же деловом стиле, в котором он передал своему собеседнику разговор с полковником Старботтлом, он теперь изложил всю историю самозванства госпожи Деварджес, завершившегося стремительным и счастливым превращением из сестры Гэбриеля Конроя в его жену. Артур слушал с неослабеваемым интересом, на щеках у него выступил румянец. Когда Дамфи кончил, он еще некоторое время сидел молча, как видно, погруженный в свои мысли.
— Так что же вы думаете? — спросил наконец Дамфи, потеряв терпение.
Артур пришел в себя.
— Могу сказать одно, — заявил он, вставая и надевая шляпу с видом человека, выяснившего наконец все, что ему требовалось, — ваша откровенность спасла меня от многих хлопот.
— То есть? — спросил Дамфи.
— Можно больше не выяснять, кто выступает в роли вашей жены. Это — миссис Конрой, она же госпожа Деварджес, она же Грейс Конрой. Рамирес будет вашим свидетелем, и вам не придется очень долго его упрашивать.
— Значит, вы считаете, что мои подозрения правильны?
— Я еще не знаю пока, на чем вы их основываете; не, вот перед нами женщина, пользующаяся огромным влиянием на мужчин, в подчинении у нее находится Гэбриель, единственный человек на свете, не считая нас двоих, кто знает, что вы бросили свою жену в Голодном лагере и что я спрятал в тайнике бумаги доктора Деварджеса. Ему известно и то, что вы были осведомлены о тайнике; он знает, где был расположен тайник и что в кем было спрятано. А известно ему это потому, что он присутствовал, когда Деварджес ночью давал мне свои последние предсмертные поручения и когда вы, Дамфи — прошу прошения, конечно, но нам придется в данном случае точно придерживаться истины, — когда вы стояли, подслушивая под дверью, и перепугали Грейс своим волчьим выражением лица Не стоит отрицать; она сама мне об этом рассказывала. Если бы вы не подслушивали в ту ночь, у вас не было бы сведений, которые вы сумели использовать с такой выгодой для себя; если бы она не увидела вас, у нее не хватило бы решимости бежать со мной.
Оба были сосредоточенны и бледны. Артур направился к двери.
— Я зайду к вам завтра, когда составлю более обстоятельный план защиты, — сказал он рассеянно. — Нам, — он подчеркнуто употребил множественное число, — нам с вами предстоит борьба с опасной женщиной, которая еще может нас перехитрить. Вся надежда на Рамиреса; помните, что он наш союзник; держитесь за него обеими руками. До свидания!
Пуанзет исчез. Едва успела закрыться за ним дверь, как в кабинет вбежал клерк.
— Вы приказали не беспокоить вас, сэр, но прибыла срочная депеша из Уингдэма.
Дамфи машинальным движением вскрыл депешу и, едва прочитав первую строчку, закричал:
— Верни джентльмена, который у меня сейчас был. Нет, погоди! Не надо! Ступай к себе!
Клерк поспешил удалиться. Мистер Дамфи присел за стол и еще раз перечел поразившее его сообщение:
«Уингдэм, 7-е, 6 часов утра. Вчера вечером на холме Конроя убит Виктор Рамирес. Гэбриель Конрой арестован. Миссис Конрой пропала без вести. Царит возбуждение. Все против Конроя. Жду указаний. Фитч».
В висках у мистера Дамфи стучали последние слова Пуанзета: «Вся надежда на Рамиреса! Держитесь за него обеими руками!» И вот Рамиреса нет. Единственный свидетель исчез. Убийца — Гэбриель Конрой, их общий враг. Значит, оправдались его худшие подозрения! Что теперь делать? Послать немедля за Пуанзетом! Пересмотреть весь план защиты! Завтра будет поздно!
А может быть, не так уж страшно?! Один противник сидит в тюрьме по обвинению в убийстве; другой, миссис Конрой, истинная убийца Рамиреса — Дамфи ни минуты не сомневался в этом, — бежала от ареста. Зачем ему теперь свидетели?! Всех троих заговорщиков скосила судьба; он может радоваться! На минуту мистер Дамфи был охвачен порывом глубочайшей признательности к некоему высшему существу, то ли к самому господу богу, то ли к приставленному к нему ангелу-хранителю, проявившему такую исключительную заботу о его благополучии. У него даже шевельнулось в душе смутное чувство, пробуждающееся, увы, у многих из нас в подобной ситуации, что это ниспосланное ему избавление от опасности должно служить безмолвным признанием свыше его добродетели. Добродетель (Дамфи) торжествует над пороком (Гэбриель Конрой и др.).
Судебного процесса и газетной шумихи, конечно, не избежать; не исключено и то, что этот человек, в страхе за свою жизнь, пустится на разоблачения. А как быть уверенным, что миссис Конрой не объявится вдруг опять? И можно ли рассчитывать на ее нейтралитет? Привязанность ее к мужу, очевидно, сильнее, чем он предполагал; ради его спасения она может пойти на многое. Как могла женщина с таким характером унизиться до подобной слабости? Почему бы ей было не прикончить разом и Гэбриеля? Милость судьбы оказалась все же продуманной не до конца; мистер Дамфи чувствовал, что как практический, деловой человек он легко мог бы ее усовершенствовать. Но в этот момент его посетила счастливая мысль — дьявольски счастливая мысль! И он тотчас взялся за перо. Должен заметить, что, хотя многие утверждают, будто злодейство драматично, мистер Дамфи в этот момент ничем не отличался от сотен других поглощенных своим делом бизнесменов. Из его бледно-голубых глаз не сыпались искры; на гладко выбритом лице, в уголках рта не таилась сатанинская улыбка; с влажных губ не срывались лихорадочные проклятия. Он водил пером по бумаге не терял времени, но и без излишней спешки; споро и методично. Написав с полдюжины писем, он аккуратно сложил их и запечатал, после чего, не доверяя этого дела никому, прошел сперва в канцелярию, а затем в бухгалтерию. Очевидно, об убийстве уже знали все; клерки стояли по двое, по трое; когда великий человек вошел и стал посреди комнаты, шум голосов умолк.