Примеры перехваченных шифрограмм приведены в первом томе сборника документов «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Вот информация от японского консула в Кёнигсберге, переданная послу Японии в Москве: «В здешних военных кругах считают, что в настоящее время в Восточной Пруссии сконцентрированы крупные военные силы… и что в июне германо-советские отношения должны будут как-то определиться» (9 мая 1941 года); «В Мемельском порту, точно так же и в порту Пиллау, стоит большое количество военных транспортов… Сейчас в этом районе происходит концентрация войск… Военные перевозки по линии Познань — Варшава проходят более оживленно… Всё это наводит на мысль о начале войны (31 мая 1941 года); «5 июня через Кёнигсберг прошли в восточном направлении две дивизии легких танков, а 7 июня — несколько мотомехдивизий. Перевозки по железным дорогам по-прежнему проходят оживленно… К здешнему военному штабу дополнительно прикомандировано из Берлина 25 офицеров Генштаба» (10 июня 1941 года).
От посла Японии в Москве посланнику Японии в Софии: «Усиленно циркулирующие слухи о том, что Германия нападет на Советский Союз, а в особенности информация, поступающая из Германии, Венгрии, Румынии и Болгарии, заставляют думать, что приблизился момент этого выступления…» (9 июня 1941 года). От посла в Финляндии послу в Москве: «Недавно стала проводиться вновь фактическая всеобщая мобилизация… Молодежь в секретном порядке вступает в германскую армию и, по-видимому, мечтая о проведении карательной войны против Советского Союза, надеется на возвращение утерянных территорий» (18 июня 1941 года). От посла в Бухаресте послу в Москве: «Германский посланник сказал мне доверительно следующее: “Обстановка вошла в решающую фазу развития. Германия полностью завершила подготовку от Северной Финляндии и до южной части Черного моря и уверена в молниеносной победе…”»[381](20 июня 1941 года) — за сутки до начала войны…
И всё же самый ответственный момент для советской контрразведки, действующей на японском направлении, наступил осенью 1941 года. 15–16 октября немецкие войска вырвались на оперативный простор на подступах к Москве. Падение столицы казалось неизбежным. В городе началась паника — такая, что захлебнулась начатая массовая эвакуация важнейших учреждений. Оперативный архив НКВД уехал в Омск, основные управления, включая контрразведку, — в Куйбышев. Туда же отправились и иностранные посольства, в том числе и японское. Заключенный внутренней тюрьмы Роман Николаевич Ким вместе с другими «спецзэка» отправился на Волгу — в Куйбышевский СИЗО областного управления НКВД. В самые критические моменты Битвы под Москвой секретная информация из посольства продолжала поступать в НКВД без перебоев. В том числе та судьбоносная информация, которая помогла Сталину и Ставке Верховного главнокомандования принять историческое решение о переброске дивизий с Дальнего Востока под Москву. Несмотря на то что, с одной стороны, генерал Судоплатов был прав, когда писал о том, что других дивизий взять было просто негде, четкое понимание безопасности дальневосточных границ было важным фактором в принятии судьбоносного решения. Причем появились эти подтверждающие факторы в самый последний момент.
Четырнадцатого сентября, за месяц до краха группы Зорге, советский резидент в Токио передавал в Москву, что «нападение Японии возможно лишь в случае крупномасштабной отправки войск с советского Дальнего Востока». 20 сентября резидентура НКВД в Шанхае доложила, что «военные руководители Японии считают вопрос войны с СССР решенным и ждут удобного случая»[382]. «Удобный случай» — это и есть массовая отправка войск с японских границ. Значит, забрать их оттуда — спровоцировать войну с Японией и, возможно, не выиграть сражение за Москву? Патовая ситуация разрешилась лишь два месяца спустя, когда немецкие войска основательно завязли в Советском Союзе. Нам до сих пор неизвестны все расшифрованные и переведенные чекистами-японоведами (читай — Романом Кимом) шифротелеграммы, имеющие отношение к этому вопросу, но вот что об одной из них вспоминал П. А. Судоплатов: «…наша дешифровальная служба перехватила и расшифровала 27 ноября 1941 года телеграмму японского МИД от 24 ноября 1941 года посольству Японии в Берлине, в которой, по существу, сообщалось о скором начале военных действий [на Тихоокеанском театре]. Перехват этой телеграммы был доложен Берии из Куйбышева, по-моему, немедленно»[383].
Решение, принятое Ставкой по результатам этого перехвата, было грандиозным по своему стратегическому масштабу. Сначала тринадцать, затем еще две, а позже еще десять дивизий, срочно переброшенные под Москву, решили судьбу грандиозного сражения, судьбу советской столицы и оказали серьезное влияние на весь ход Второй мировой войны. Человек, который сделал для этого всё, что мог, сидел в это время в камере куйбышевской тюрьмы.
В 1942 году у Романа Кима прибавилось работы по расшифровке и переводу японских секретных сообщений. Дешифровальная служба Главного разведывательного управления Генерального штаба РККА (бывшее 4-е управление или Разведупр) перешла в ведение НКВД. Нам известны лишь некоторые детали успешных результатов совместных усилий дешифровщиков армии и госбезопасности на японском направлении в военные годы. Это данные о мобилизации в Германии, переданные в феврале 1943 года японским военным атташе в Берлине в Токио, но попавшие в Москву, расшифрованная стратегическая информация о переговорах японского посла в Берлине с министром иностранных дел Германии Риббентропом относительно вступления Японии в войну против СССР, шифротелеграмма из Берлина в Токио от августа 1944 года о военном производстве Германии и многое другое — чрезвычайной секретности сведения, оказавшие непосредственное влияние на ход войны[384].
В середине 1943 года, когда стало ясно, что фронт уже никогда больше не подойдет к Москве, иностранные посольства и государственные учреждения стали возвращаться из эвакуации. Вероятно, в это время вернулся в свою «привычную тюрьму» и Роман Николаевич. Работа продолжалась, но отношение к ней и к самому «сидельцу» снова изменилось. Благодаря достигнутым успехам Роман Николаевич получил некоторые поблажки в режиме, а самое главное, сумел вытащить из лагеря жену — Мариам Цын, а затем и вовсе добиться ее освобождения. В это же время Кремль начал задумываться о возможном продолжении войны после поражения гитлеровской Германии. Япония начала сдавать завоеванные на Тихоокеанском театре военных действий позиции американцам, а видеть США в качестве хозяина Азии Сталину хотелось меньше всего. Когда же советские войска вошли на территорию Западной Европы, раздумья превратились в планы. В феврале 1945 года на Ялтинской конференции глав воюющих против Гитлера держав было закреплено решение о вступлении Советского Союза в войну против Японии после падения Берлина. Большая операция требовала серьезной подготовки, в том числе по линии разведки и контрразведки. Понадобились японисты. По некоторым сведениям, именно в это время был развернут набор курсантов в разведывательную школу НКВД, где их обучали японскому языку[385]. Кто обучал? Приходится только догадываться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});