Хотя он не смог определить, что это за камень, чутье подсказало ему, что это вещь необычайно ценная.
— У меня есть один знакомый в Лондоне, — сказал он, — торговец камнями.
Уинифред слышала о Лондоне. Мало кто из современных ей людей знал что-либо существенное о местах, расположенных дальше пяти миль от места их постоянного обитания; некоторые вообще не знали о существовании других стран, их представления о мире, лежащем за пределами их местечка, ограничивались не слишком надежными сведениями о викингах, бывших когда-то бичом Англии — дьяволах, пришедших из-за моря. Но Уинифред знала, что Лондон — это город, расположенный на юге, процветающий торговый центр, где живет король.
Господин Джаффар добавил:
— Лондон — идеальное место для того, чтобы продать такой камень.
— Продать!
— Ну да, — сказал он, возвращая ей его. — А разве не об этом вы хотели меня попросить?
— Чтобы я продала камень Амелии?! — воскликнула она, как будто он попросил ее отрубить собственную руку. Но потом практичность взяла свое. — Значит, он очень ценный?
— Моя любезная мать-настоятельница, за этот камень можно получить целое состояние. Он единственный в своем роде, и только поэтому за него заплатят золотом.
У нее широко раскрылись глаза, и ее сметливый ум закипел от новых планов. За золото можно отремонтировать крышу, укрепить стены, купить новые постели, а может быть, и посеять урожай и купить несколько коз, и нанять в работники кого-нибудь из местных парней; и тогда Святая Амелия снова станет как прежде — в ее стенах вновь появятся послушницы и знатные гостьи, а вместе с последними — пожертвования и покровительство их семей. И в эту минуту в ослепительном сиянии синего кристалла Уинифред увидела счастливое будущее монастыря.
Вдруг она нахмурилась:
— Я должна посоветоваться с аббатом.
— А что он хочет сделать с камнем?
— Он пока не знает о нем.
Господин Абу-Азиз-ибн-Джаффар погладил бороду.
— Гм-м-м… — произнес он, и Уинифред догадалась, о чем он думает.
— Я должна сказать аббату, — проговорила она, но в ее голосе слышалась неуверенность. — Разве нет?
Он спросил ее, как она нашла это чудо, и, когда она рассказала ему, Симон Левит сказал:
— Мне кажется, любезная моя мать-настоятельница, что этот камень предназначался только для вас. Это подарок святой.
Когда она в сомнении закусила губу, Симон сказал серьезным голосом:
— Вас раздирает борьба.
Она опустила покрытую голову:
— Да.
— Борьба между верой и обязанностью повиноваться.
— Я чувствую, что Господь пытается мне что-то сказать. Но аббату Он говорит прямо противоположное. Разве у меня есть выбор?
— Это, любезная госпожа, зависит только от вас. Вы должны заглянуть в свое сердце и прислушаться к тому, что оно говорит.
— Я должна слушаться Господа, а не голоса сердца.
— А разве это не одно и то же? — Он еще расспросил ее о кристалле, особенно его интересовало, как он оказался в шейных позвонках святой. И Уинифред рассказала ему, как Амелия приказала своему сердце остановиться, чтобы не выдать под пытками имена других христиан.
— Значит, — сделал вывод господин Абу-Азиз-ибн-Джаффар, — если Господь хочет вам что-то сказать через этот камень, так именно то, чтобы вы следовали велению своего сердца.
Она просияла.
— Именно так я и думала! — И внезапно она поверила ему свою мечту расписать запрестольный образ в честь святой Амелии.
— И больше всего вы боитесь, — проговорил мудрый чужеземец, — что, если вам придется жить в новом монастыре, вы потеряете свой дар.
— Да, — выдохнула она. — Да…
— Тогда вы должны прислушаться к тому, что говорит вам сердце.
— Но ведь Господь говорит со мной через аббата.
Он ничего не ответил. Уинифред, заметив скептическую гримасу на его лице, сказала:
— Господин Джаффар, я догадываюсь, что вы не христианин.
Он улыбнулся:
— Ваша догадка верна.
— Разве в вашей религии нет священников?
— Есть, но они не похожи на ваших. У нас есть раввины, но это скорее советчики в духовных делах, а не посредники Господа. Мы верим, что Господь слышит нас и отвечает нам напрямую. — Ему хотелось добавить, что распятый Бог, в которого верит Уинифред, тоже был иудеем, но решил, что сейчас не время и не место для подобных бесед. — Я на несколько дней остановлюсь на берегу ручья — чтобы обойти окрестные фермы, а затем вернусь в Портминстер. И до своего отъезда я надеюсь услышать ваше решение. Я буду молить Бога, моя любезная мать-настоятельница, чтобы оно было правильным.
Мать Уинифред решила отправиться в аббатство одна. И хотя обычно члены ее ордена путешествовали парами или группами, она знала, что этот путь ей нужно пройти в одиночестве. Она пока не объявила о дурных известиях сестрам, несмотря на приказания аббата как можно быстрее освободить монастырь. Может быть, она без колебаний смирилась бы, если бы не это происшествие с ракой и не обретенный в результате голубой кристалл. Но случилось то, что случилось, — она владеет уникальной реликвией — и теперь обязана посоветоваться с настоятелем по поводу того, что делать дальше.
Она молилась всю ночь и теперь ощущала удивительную бодрость, несмотря на то, что не спала. Она уверенно шла по монастырской дороге, исполненная решимости и твердости духа, потому что с ней был голубой камень святой Амелии.
Выйдя на главную дорогу, Уинифред увидела, что ей не придется путешествовать в одиночестве. Она присоединилась к группе паломников, которые направлялись в монастырь Истинного Креста и прошли мимо монастыря Святой Амелии, даже не взглянув в его сторону.
— Нужно добраться в монастырь к полудню, — объяснил человек, шедший впереди. — Сестры в это время накрывают стол. Мне сказали, что сегодня мы до отвала наедимся баранины с хлебом. — Тут он наконец заметил рясу Уинифред и до него дошло, кто она. Залившись краской, он смущенно пробормотал: — Мы просто не хотели обременять вас, милостивые госпожи Святой Амелии, — мы, жалкие попрошайки. — И, отстав от нее, он затерялся среди паломников.
На дороге им встречались и другие люди: фермеры, везущие товары на портминстерскую ярмарку, путешествующие с охраной рыцари, знатные дамы в занавешенных паланкинах. Дорога вилась среди зарослей боярышника, вязов и буков, в которых неожиданно открывались лощины с черничными полянами и ручьи, впадающие в темные, в ряби солнечных бликов пруды. С дороги спускались тропинки — к фермам и лугам, на которых паслись овцы. И повсюду попадалась древняя брусчатка, напоминавшая о том, что когда-то по этой дороге проезжали римские легионеры. Шагая в толпе паломников, с наслаждением вдыхая запахи леса и слушая пение утренних пташек, Уинифред чувствовала, что ее уверенность возрастает: она поступает правильно, несмотря на то, что аббат, узнай он об этом, непременно ее осудит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});