Она затаила дыхание, но вместо ответа Флер попросила:
– Расскажите мне о вашем сыне.
Франческа откинулась на спинку стула и вгляделась в фотографию девятилетнего Тедди. Голова слишком крупная для маленького, щуплого тела. Брюки подтянуты гораздо выше талии. И очень серьезное выражение лица, противоречащее футболке, гласящей, что он рожден доставлять неприятности.
Любящая мать взяла снимок в руки.
– В день отъезда из Уинетта Мег пришла в наш местный бар и заявила всем присутствующим, что Тед вовсе не совершенство. – Прекрасные глаза наполнились слезами, и Френси не стала их сдерживать. – Я с этим не согласна.
* * *
Флер сидела за своим столом, вновь и вновь проигрывая разговор с Франческой Бодин, но трудно мыслить ясно, когда единственная дочь так страдает. Нет, Мег не призналась, что обижена. Время, проведенное в Техасе, ожесточило ее и заставило повзрослеть, научило несвойственной ей сдержанности, к которой Флер никак не могла привыкнуть. Мег четко дала понять, что тема «Тед Бодин» находится под запретом, и тем не менее Флер знала, что малышка влюбилась в него и глубоко страдала. Все материнские инстинкты убеждали уберечь дочь от еще большей боли.
Она заметила бреши в только что выслушанной истории. Гламурный образ Франчески скрывал острый как бритва ум, и она сказала ровно столько, сколько намеревалась. У Флер не было оснований доверять ей, ведь очевидно, что главным приоритетом для просительницы являлся сын. Тот самый, из-за которого столько печали в глазах Мег. Но Мег уже не ребенок, и Флер не вправе принимать за нее решение. Она потянулась к телефону и набрала номер дочери.
* * *
Стул, оккупированный Тедом в вестибюле отеля «Четыре Сезона» в Сан-Франциско, давал отличный обзор входных дверей, позволяя оставаться незамеченным для входящих. Каждый раз, когда двери распахивались, что-то сжималось в животе. Невозможно поверить, что он так сильно выбит из колеи. Ему нравилось легко относиться к жизни и с приятностью проводить время в компании людей, объединенных взаимной симпатией. Но вся легкость улетучилась с того самого вечера, когда на репетиции своей свадьбы он повстречал Мег Коранду.
Она задрапировалась в несколько шелковых полотнищ, оставив открытым левое плечо и подчеркнув изгибы бедер. Волосы в беспорядке клубились вокруг головы, а в ушах качались серебряные висюльки, похожие на нунчаки. Незнакомка всей повадкой раздражала его, как некий вызов, но он не отнесся к ней с должной серьезностью. С той самой первой встречи, когда он увидел, как светло-голубые глаза Мег потемнели и позеленели, словно штормовое небо, следовало воспринимать ее как реальную опасность.
Когда леди Эмма сообщила, что именно Мег выиграла этот идиотский аукцион, его вознесла волна восторга и незамедлительно обрушила в реальность. Ни гордость Мег, ни ее банковский счет не позволили бы ей сделать эту ставку, и не потребовалось много времени, чтобы догадаться, кто сыграл под ее именем. Тед всегда нравился родителям потенциальных невест, и Коранды не стали исключением. Даже притом, что он и отец Мег ограничились обменом несколькими взглядами, они отлично поняли друг друга.
Швейцар помог пожилому гостю пройти в вестибюль. Тед заставил себя непринужденно откинуться на спинку стула. Самолет Мег приземлился более часа назад, значит, она может войти в любую минуту. Он еще не решил, что именно скажет ей при встрече, но будь он проклят, если позволит заметить хоть намек на гнев, кипящий в нем. Гнев – контрпродуктивная эмоция, а для общения с Мег необходима холодная голова. Его хладнокровие против ее горячности. Его методичность против ее порывистости.
Но Тед не чувствовал ни самообладания, ни спокойствия и чем дольше ждал, тем больше выходил из себя. Попробуй разберись со всем дерьмом, которое она бросила ему в лицо. Сначала окрысилась за то, что случилось на матушкином сборище. Какая разница, знал ли он, что женщины не проболтаются? Он ведь решился на публичное признание, не так ли? Затем заявила, что влюбилась в него, а когда он попытался объяснить свои затруднения, пренебрегла ими, отказавшись придать значение тому факту, что всего тремя месяцами раннее он стоял у алтаря, собираясь жениться на другой женщине. Вместо этого потребовала какой-то вечной клятвы, и разве это не в ее стиле – кидаться в омут независимо от обстоятельств и ситуации.
Его голова подскочила, когда входные двери вновь распахнулись, впуская пожилого мужчину со спутницей намного моложе его. Хотя в вестибюле было прохладно, рубашка Теда проволгла. Вопреки нелепому обвинению Мег, будто он старается держаться вне игры, чтобы не вспотеть слишком сильно.
Тед снова посмотрел на часы, затем достал мобильник – проверить, нет ли от нее сообщений. Он повторял это действие многократно с тех пор, как Мег исчезла, но от нее не поступило ни слова. Он запихал телефон глубоко в карман, но неуместное воспоминание вспыхнуло в памяти. О котором не хочется думать. Что он натворил с ней в тот день, на свалке…
Невозможно поверить, что он настолько потерял контроль над собой. Мег пыталась отмахнуться, но он никогда себе этого не простит.
Тед попробовал размышлять о чем-нибудь другом, лишь бы отвлечься от катастрофы в Уинетте. Город отказался принять его отставку, его стол в мэрии пустовал, но будь он проклят, если снова нырнет в эту кутерьму. По-правде, он всех подвел, и какими бы понимающими они ни прикидывались, в городе не осталось человека, не знающего, что именно он все провалил.
Двери вестибюля открывались и закрывались. В течение одного лета вся его устроенная жизнь была разрушена.
«Я непредсказуемая, дикая и неорганизованная, повсюду вношу беспорядок. И ты разбил мое сердце».
Невыносимая боль в зеленовато-голубых глазах пронзила его насквозь. Но как насчет его сердца? Его боли? Что, по ее мнению, он почувствовал, когда женщина, на которую он рассчитывал все больше и больше, бросила его в беде, когда была особенно необходима?
«Мое глупое сердце… – сказала она. – Оно пело».
Драгоценный приз прождал победительницу в вестибюле весь день, но Мег так и не появилась.
Той ночью Тед блуждал по Китайскому кварталу и напился в баре на Мишен-дистрикт. На следующий день, невостребованный выигрыш, нахохлившись, слонялся по городу под дождем, приподняв воротник куртки. Прокатился на канатном трамвае, заглянул в чайную на открытом воздухе в парке «Золотые ворота», ткнулся в парочку сувенирных лавчонок на «Рыбацкой пристани». Попытался съесть миску похлебки из моллюсков в «Клиф Хаусе», чтобы согреться, но отодвинул тарелку после нескольких ложек.