— Я отдохну и смогу ехать, — прошептал он.
— Ты не сможешь скакать через час. Или два.
— Темнота, — сказал Вейни. — Дай мне время до темноты. Ночью мы сможем пересечь равнину. Выиграем время.
Но лучше ему не стало. Наоборот, все болело, даже хуже, чем раньше. Наверно потому, что он лежит и не двигается.
Но тут, ясно и честно, ударила мысль: хуже, мне стало хуже, намного.
Мы слишком близко к воротам.
Он расслабился. Но не спал, а пролежал несколько часов до сумерек, в полузабытье, Моргейн приходила и уходила, давала ему холодной воды. — Я попробую ехать, — наконец сказал он. — Пускай они посадят меня на лошадь. Я не упаду.
Ее глаза испуганно расширились. Она на грани паники. Она нежно убрала его волосы с лица. — Мы останемся здесь, — сказала она.
— С кем? С ними? С… — От вспышки гнева боль опять набросилась на голову. Глаза наполнились слезами, ее силуэт расплылся. — Глупость, лио. Настоящая глупость. Нет времени. Их слишком много. Когда ты будешь спать? Ты не можешь — не можешь рассчитывать на меня, я не могу встать. Прости, но это не зависит от меня.
— Я справлюсь.
— Ты не должна потерпеть поражение из-за меня! Даже не думай об этом. Уезжай!
— Тише. — Слабый голос. Она погладила его лицо, наклонилась и поцеловала его, устало, очень устало. Она погладила его по щеке. — Прости меня. Верь мне. Ты доверяешь мне?
— Да, — сказал он, или подумал, что сказал. Она развязала его оплечье, вынула ящичек с камнем из-под брони и взяла себя.
— Не ему, — запротестовал он.
— Нет, не ему. Я сохраню это у себя, в безопасности.
Было так трудно оставаться в сознании. Темнота стала слишком глубокой и затопила все вокруг, спутанная и непонятная. Он хотел вернуться обратно. Он не хотел засыпать, хотел слушать ее голос.
Но провалился в темноту, такую же, как в Воротах.
Там, в темноте, она бросила его, ушла, и он изо всех сил хотел и не мог узнать, куда.
Чи положил голову на руки, измученный болями в теле и, главное, глупостью этой женщины, которая лишает ее разума.
Она никогда не покинет его, сказал внутренний голос, и до него долетело эхо слов, сказанных той ночью в лагере Арундена: он стоит у двери, смущенный, охваченный ужасом юнец, щеки горят, и, как мальчишка, подслушивает взрослых; и Пиверн, пошедший за ним в ссылку, прискакавший в Морунд на никудышной косматой лошади — Привет, старина, без тебя Двор стал смертельно скучным…
Мысли, мысли и мысли. Он потер глаза ладонями, не понимая, откуда появились эти воспоминания.
— Милорд, — сказал Ранин.
Он взглянул, увидел леди, идущую к нему, и сразу понял — еще одна отсрочка. Она выглядела растерянной и усталой, под глазами залегли тени, лицо вытянулось от истощения.
Она должна поспать. Пришло время, когда должна лечь спать. А потом они поговорят по-другому, с оружием в его руках, и леди придется внять голосу разума.
Но он оказался не готов к тому, что ее рука поднялась, в ней чернело ее страшное оружие, и оно глядела прямо на него. Сердце в груди замерзло: смерть, скорее всего. Наша смерть, только тогда эта сумасшедшая женщина осмелится заснуть.
— Милорд Гаулт, — тихо сказала она. — Киверин, Чи. Я хочу вам кое-что предложить.
— Миледи? — осторожно спросил он.
— Я иду спать. Вы, милорд, позаботитесь о нем, вы сделаете все, что можете для него, вы сделаете так, чтобы завтра он мог ехать; и если завтра ему не будет лучше, я убью — убью вас всех. Если ночью он крикнет — хотя бы однажды — я убью одного из вас. Надеюсь, вы не омневаетесь в моих словах, милорд.
— Но он не сможет завтра ехать — у него жар, он весь горит — и у него с головой не в порядке…
— Вы сомневаетесь в моих словах, милорд? Вы хотите, чтобы я вам доказала, что не шучу?
— Она сошла с ума, — воскликнул Хесиен.
Но Чи уже вскочил на ноги. — Встали, — крикнул он Хесиену и Ранину. И кинул испуганный взгляд на Моргейн, чье оружие глядело прямо на него, а глаза, как и сказал Хесиен, были глазами сумасшедшего человека, доведенного до предела.
ШЕСТНАДЦАТАЯ ГЛАВА
— Вейни, Вейни, — нежно позвал его голос Моргейн.
— Да, лио. — Он открыл глаза, пытаясь выхватить ее лицо из сумерек. Но не смог.
— Вейни, ты доверяешь мне?
— Да, лио.
— Я собираюсь отдыхать, всю ночь. Послушай меня. У меня не осталось сил, чтобы позаботиться о тебе—. — Ее нежные пальцы погладили его щеку, голос дрогнул. — Чи поможет тебе, он сделает для тебя все, что может — он согласился, ради спасения своей жизни. Ты понимаешь меня, Вейни? Я не хочу, чтобы ты просыпался, не зная, где я. Но если он повредит тебе, хотя бы немного, я убью его. И если тебе утром не будет лучше, я все равно убью его. Он знает.
Вейни мигнул. Если она говорит таким тоном, то безусловно так и сделает, даже если это совершенно бессмысленно.
— Ты понимаешь?
— Да, — прошептал он.
Темнота на время поглотила его, потом в ней что-то задвигалось — и высветились лица, между ним и ночным небом.
Одно было Чи.
Он забыл, где находится.
— А-аа, — крикнул он и в отчаянии попытался сразиться с ними.
— Тихо, — сказал Чи, и зажал рукой его рот. — Тише, парень. Вейни. Вейни — слушай меня.
Тут он вспомнил, что есть какой-то безумный договор, и Моргейн теперь заодно с ним. Или будет с ним. Но что именно, никак не мог вспомнить.
— Посмотри. — Чи осторожно и даже нежно приподнял его голову и показал ему странное зрелище: Сиптах, ноги привязаны к чему-то вроде пня, и Моргейн, сидит рядом, руки между коленей. Он испугался, но потом разглядел Подменыш, лежащий на бедрах.
— Ты в безопасности, — сказал Чи. — С нами ты в полной безопасности.
— Она обещала убить одного из нас. — Хесиен аккуратно расстегнул пряжку брони на боку Вейни, а Чи положил его голову обратно. — Я не сомневаюсь, кого именно. Милорд Чи необходим, Ранин побеждает всех, а обо мне всегда говорили, что я создаю себе врагов. Я хочу, чтобы вы знали, что я буду действовать очень аккуратно.
Вейни изумленно мигнул. Сейчас он вспомнил ее слова, совершенно сумасшедшие, и лежал спокойно, пока они работали, снимая с него кольчугу. Они сделали это очень нежно, освободили его руки и грудь, и он впервые легко вздохнул.
Темнота, ночь, но ему показалось, что чудовища, стоявшие перед ним, начали бороться с его болью. На раны положили теплые компрессы, и постоянно их меняли, его обложили горячими тряпками, пропитанными настоями трав, заставили выпить пахнувший мускусом напиток и дали что-то вдохнуть, после чего горло перестало болеть. И, наконец, ему стало лучше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});