* * *
Хзюка ушел довольно далеко, шагов на пятьсот, но замерз, выбился из сил и безучастно сидел в снегу. В нескольких сотнях метров выше него снежный склон суживался, втягиваясь в расселину между двумя скалами. По всей видимости, это и был пресловутый перевал Грор.
– Хзюка! Осталось совсем немного идти. Вставай!
– Не… могу. Ноги не работают.
Мартин оглянулся. Железные хачичеи все же вскарабкались на бугор и пытались встать на ноги.
– Иди один, – сказал Хзюка.
– Нет. Вставай.
Мартин схватил его за плечи и поставил на ноги.
– Смотри, вон хачичеи идут. Неужели воин племени сив слабее?
– Ты… почему так сказал?! – зашипел Хзюка.
Он оттолкнул дерзкого, сделал десятка три шагов, но потом качнулся. Мартин обхватил его за плечи.
– Так. Ладно. Погоди, не падай.
Он сбросил кольчугу с себя, потом с Хзюки, присел и взвалил его себе на спину.
– Ну… ты и здоров… мягкотелый… – пробормотал тот.
Мартин не ответил. Высокогорье давало о себе знать одышкой, слабостью, головной болью. Увязая в сугробах, шатаясь и часто останавливаясь, он шаг за шагом поднимался к щели между скалами, с которых свисали огромные шапки снега. Время остановилось. Сколько его прошло, Мартин не понимал. Но вот, судорожно хватая ртом разреженный воздух, он привалился к каменной стене. В ушах звенело, колени дрожали, перед глазами плыли радужные круги.
Позади, на ослепительно блестящем склоне, хачичеи один за другим падали в снег. К сожалению, оставалось их еще много.
– Нельзя… пускать… на перевал, – прохрипел Хзюка. – Переползут.
– Сам знаю.
Отдышавшись, Мартин перетащил Хзюку подальше от входа в расщелину и велел ему растирать ноги. Затем внимательно осмотрел свисавшие со скал снежные наплывы, прицелился и бросил камень.
Кусок базальта ударил в край заструга. С козырька посыпалась снежная пыль, потом отвалился изрядный ком и с шуршанием исчез внизу.
– Хзюка, закрой уши.
– Зачем?
Мартин не ответил. Он набрал в себя столько холодного воздуха, сколько влезло в легкие, задержал дыхание. Перед глазами вновь поплыли радужные круги, а в голове больно застучала кровь.
Собственного крика он не слышал. Но когда открыл глаза, в каменной щели все еще прокатывалось эхо. Хзюка тряс головой и медленно сползал вдоль скалы. А у входа в расщелину клубились вихри. С двух сторон, сверкая в свете Хассара, туда стекали бесконечные белые ленты. Слышались шорох, свист, глухой гул. Все выше и выше по склонам корка наста покрывалась сетью голубых трещин и лопалась; сухие снежные реки приходили в движение. Ускоряясь, они неслись в огромную воронку, крутившуюся у скальных ворот перевала Грор. Вслед за лавиной вниз устремился ветер, сдувая по пути новые массы снега. Там, внизу, все гудело и стонало добрых четверть часа.
Хзюка беззвучно открывал и закрывал рот. Мартин наклонился к нему и крикнул:
– Что? Что с тобой?
– У тебя кровь… кровь из носу течет. Уохофаху фахах!
– Это не страшно.
Мартин оторвал от рубахи два лоскута и вставил их в ноздри.
– Залесай на спину, Хсюка, – прогнусавил он.
Хзюка воодушевился.
– Нет. Сам пойду.
– А сможешь?
– С тобой – куда угодно. Уохофаху фахах!
– Очень рад. Ну, поднимайся.
Покачиваясь, Хзюка все же встал, и они побрели дальше.
* * *
Сил оставалось все меньше, но и склон был уже не крутым. Наконец они достигли ясно различимой седловины между двумя вершинами.
– О, Мартин! Смотри, там… знаки твоего… племени.
– Где?
– Там… наверху.
Хзюка слабо махнул рукой. Мартин поднял голову и вытер со лба пот. Сбоку, на гладкой скальной стенке, красовались аршинные буквы «СВИРИСТЕЛ СТОЕРОСОВ БЫЛИ ЗДЕСЯ». Под скалой, в закрытой от ветра нише стояла бутылка знаменитой муромской водки.
– Ну вот, – прохрипел Мартин. – Дошли, кажися.
Он усадил Хзюку на камень.
– Что будем делать? – спросил ящер.
Мартин посмотрел назад. Там мела поземка. Хачичеев не было видно. Ни одного. Угомонились, рептилии. Только лавиной их и проймешь…
– Што путем телать? – вновь пробормотал Хзюка. Быстро он охлаждался все же.
Мартин вынул кинжал и откупорил бутылку.
– Будем пробовать сейсс мягкотелых. Только осторожно.
Хзюка хлебнул из горлышка, вытаращил глаза, хватанул ртом снега, а потом сообщил:
– Хугиссу! Это же не сейсс, а… У меня огонь в животе.
Мартин зажмурился и сделал большой глоток.
– Да, это сильный сейсс. Ну что, согрелся?
– Хог! Сейсс холодный, а становится тепло.
Мартин посмотрел вперед. Снежная поверхность там явно шла под уклон. Это означало, что перевал Грор остался позади.
– Так и должно быть. Считай, что мы выжили, Хзюка.
Ящер попытался встать, но не удержался и упал на четвереньки.
– Повелитель снега! Ты мне брат, Уохофаху Фахах, еэ. Уваж-жаю.
– Ну, еще бы, – сказал Мартин. – После водки полагается.
8. Ночь и кошмары
Весь первый этаж мельницы занимала одна большая комната. Она была скудно освещенная тлеющими углями камина. Напротив камина располагалась лестница на второй этаж. Еще тут было несколько шкафов, кресло, стол и широкие лавки у стен. Пахло сушеными травами, сосновым дымком и еще чем-то, очень приятно, томно, волнующе.
Незнакомца уложили на лавку. Промеха водрузила на стол масляный фонарь.
– Убери тулуп, – распорядилась она.
Иржи убрал.
– Ой, – сказала девушка. – Да ведь это же…
– Вижу, – недовольно ответила Промеха.
Она пощупала больному лоб, запястье, постучала костяшками пальцев по его груди.
– Где ты его нашел, пастух?
– У Говоруна, на покосе Фомы.
Промеха покачала головой.
– М-да. Через горы босиком прошел. Ноги, конечно, обморожены. Ты его знаешь?
– Первый раз вижу. Не наш он, не деревенский.
– А чего тащил?
Иржи разозлился.
– Я думал, вы добрая.
Промеха усмехнулась.
– А ты парень непростой.
– О да, – подтвердила девушка.
– Я могу идти? – спросил Иржи.
– Горд, горд, – довольно сказала Промеха. – Весь в отца. Нет, Камея, воспитание воспитанием, а от генов не убежишь.
– Все же, как мне кажется, вы преувеличиваете значение наследственности.
Иржи молча двинулся к двери. Ему не нравилось, когда о нем разговаривали как о постороннем предмете.
Промеха усмехнулась.
– Постой, – сказала она ему в спину. – Ты ничего не хочешь спросить?
Иржи заколебался и повернулся.
– А можно?
Промеха неожиданно улыбнулась. Не усмехнулась, а именно улыбнулась.
– Теперь тебе многое можно. Заслужил.
– Вы знали моего отца?
– А как же. Очень даже хорошо.
– Он в самом деле был небесником?
– А тебе бы этого хотелось?
– Мне хотелось бы знать правду.
– Что ж, получай свою правду. Да, он был небесником. И продолжает оставаться, между прочим.
– Продолжает… – повторил Иржи. – Вы думаете, он жив?
– Конечно. Небесники умирают весьма неохотно.
– А где он сейчас?
– Точно не знаю. Где-то в Схайссах.
– У ящеров? Да зачем же?
Больной на лавке раскашлялся. Промеха покачала головой.
– Потом расскажу, если время будет. Сейчас есть более срочные заботы. Садись-ка к камину, сохни и не мешай. Камея, неси простыню, одеяло и плесневин. Да, и бутылочку шериса прихвати.
– Сударыня, а где у вас вино хранится?
– Там, наверху, в буфете стоит.
– Одну минуту.
Девушка легко взбежала по темной лестнице. Иржи понял, что гостит у Промехи она не впервые.
Вернувшись, Камея поставила на стол рядом с фонарем блестящую металлическую коробочку, вынула из него стеклянную трубку с поршнем и к ней присоединила иглу. Иржи вспомнил, что эта штучка называется шприцем.
– Сколько? – спросила Камея.
– Сколько, сколько, – проворчала Промеха. – Полную дозу, вот сколько.