— Я не пойду ни на какие сделки, я не стану валятся у вас в ногах благодарить и вымаливать прощение. Вы напрасно не дали мне уйти.
Влад молчал, он подвинул еще один стул и сел напротив брата, подал ему сигару и зажигалку.
— Прихватил из дома.
Ник взял сигару и закурил, слегка поморщился, когда Фэй зашивала рану от хлыста инквизиторов, на его плече. Кожа в этом месте вспухла и лопнула обнажая сухожилия.
— Говори. Давай сразу к делу, Влад. Я уверен, что не братская любовь заставила тебя отобрать мою душу у Черного Апостола или в какую еще гребаную дыру меня собирались засунуть после смерти. Ты ведь не зря лишил их подобного удовольствия?
Влад несколько секунд смотрел на Николаса, потом вздохнул и закурил сам.
— Я не стану ничего говорить, Ник. Тебя хотят видеть. Мы потом поговорим. Точнее я надеюсь, что ты сам захочешь этого разговора.
Николас затянулся сигарой и чуть подался вперед:
— Скажи ей, что нам не о чем говорить. Все что я хотел сказать — я уже сказал. Я не меняю своих решений. Так что она может уходить.
Фэй закончила зашивать и молча сложила медикаменты в коробку и спрятала в сумку.
— Через часов пять твои раны полностью заживут, Ник. От плетей останутся шрамы, от ожогов скорей всего пару пятен.
Влад решительно встал и направился к двери:
— Ты сам ей скажешь все что хотел. Фэй? Останешься здесь?
Ведьма кивнула и сложила руки на груди. Они переглянулись с королем и тот вышел.
Ник затушил сигару об пол и повернулся к Фэй:
— Отменно заштопала. Спасибо.
Фэй наклонилась к нему и прошептала:
— Я бы воткнула эту иголку тебе в сердце, чтобы реанимировать твою черную душу, Ник. Жаль я не могу сделать этого лично.
— Даже милосердная Фэй отвернулась от Зверя. Наверное стоит сыграть по мне Реквием.
Ник засмеялся, и в этот момент дверь снова отворилась, он медленно повернул голову, продолжая хохотать и вдруг замолчал. На пороге стояла маленькая Ками. Она смотрела на него расширенными глазками полными слез и восторга. Фэй впилась в спинку стула побелевшими пальцами. Влад внимательно смотрел на Николса, готовый к любому повороту событий. Но тишину нарушала Ками. С диким криком:
— Папа! Папочка мой! Папа!
Она бросилась к Мокану и обхватила его шею маленькими ручонками, прижимаясь всем тельцем к нему.
— Папочка мой…папа любименький…я плакала по тебе. Мама сказала, что ты ушел воевать…тебе очень больно, да?
Влад не мог выдохнуть, задержал дыхание. Несколько секунд он смотрел на отца и дочь.
«Проклятый Мокану, обними ее мать твою, сукин сын, не разбивай еще одно сердце»
Камила отстранилась и обхватила лицо князя ладонями, нежно провела по рваным ранам маленькими пальчиками, и Николас закрыл глаза.
— Папа, ты больше меня не любишь, да? Ты нас бросил?
В этот момент покрытые шрамами руки крепко сжали ребенка, Николас издал глухой звук и зарылся лицом в светлые волосы. Израненные, дрожащие пальцы хаотично гладили светлые локоны, и Влад наконец-то выдохнул. Посмотрел на Фэй. По щекам женщины катились слезы, она закусила губу, чтобы не издать ни звука.
— Конечно, люблю моя принцесса. Люблю больше жизни, люблю мою девочку.
Николас прижал ребенка к себе, словно укачивая, не замечая никого вокруг. Встал со стула и повернулся к ним спиной, словно заслоняясь от всех.
— Папа, верни нашу маму домой…пожалуйста.
И снова все затаились. Ник медленно поставил Ками на пол и присел на корточки. На бинтах сзади выступила кровь, но сейчас он видимо не чувствовал боли. У каждого своя анестезия. Мокану внимательно смотрел малышке в глаза и тихо спросил:
— А где мама, Ками?
Фэй бросила тревожный взгляд на Влада, но тот настороженно смотрел на ребенка, от нее зависело решение Мокану и жизнь Марианны. Понятно одно, никакого гипноза уже нет, и, наверняка, не было довольно долгое время. В какой момент вернулись чувства? Что стало толчком? Это не появление Камиллы…это нечто другое. И Владу казалось он знает ответ на этот вопрос, только тогда он даже не думал об этом.
— Мама ушла тебя спасать. Сэми говорит, что ей очень страшно там одной.
Ник резко поднял голову и посмотрел на короля, его брови сошлись на переносице, а на скулах заиграли желваки:
— Где она? К кому пошла?
— К Асмодею, — ответила Фэй и зажмурилась, потому что в этот момент Ник со всей силы ударил кулаком по стене и на пол посыпались куски штукатурки, а по выцветшим панелям пошла трещина. Влад стиснул челюсти до хруста. Откудова-то издалека доносилось рычание, низкое, утробное и в тот же момент нежный, непосредственный детский голосок врывался в адскую реальность:
— Папа ты вернешь маму домой? Папа, верни ее, пожалуйста…я буду очень послушной, папа…
Влад смотрел как Ник поднял Ками на руки, прижал к себе и очень тихо прошептал ей на ухо:
— Ваша мама вернется домой, я клянусь. Она вернется.
— А ты? — малышка гладила его по израненной щеке и преданно заглядывала в глаза.
Ник поднял голову и посмотрел на Влада, синие глаза сухо блестели:
— Асмодей предложил мне сделку. Я отказался. Мне нужен Изгой и его браслет, пора передать демону, что я передумал и что я согласен пополнить ряды его Палачей.
Влад почувствовал облегчение и легкую слабость во всем теле. Сэми оказался прав, а они все заблуждались и он в первую очередь — ни один гипноз не убьет эту бешеную, дикую любовь. Возможно только время или смерть. Но почему-то сейчас, глядя как Ник, отстранившись от них что-то тихо шепчет Ками на ушко, Влад не верил, что даже смерть сможет что-то изменить. Марианна не сдалась не только потому что любит и эта любовь слепит ее разум, а потому что только она верила в Николаса. Верила даже тогда, когда никто из них не верил, даже тогда когда сам Ник ненавидел и презирал себя. Возможно, когда-нибудь они получат ответы на все вопросы. Влад лишь боялся, что сейчас они продлили эту дикую агонию и безумие, которое порождала испепеляющая страсть Николаса к Марианне. Такая любовь страшнее ненависти. Сам Влад ее боялся. Он не познал даже четверти того Ада в который окунулись эти двое, как не познал и десятой доли того Рая, в котором они горели заживо. Оба. В равной степени.