Ни Косухин, ни Арцеулов не разговаривали. Беседовать было не о чем, к тому же Степа медленно сочинял длинную речь, которую он собирался произнести, буде попадет на допрос, а заодно прикидывал как лучше вести революционную агитацию при полном незнании китайского языка.
Ростислава эти проблемы не мучили. Он почему-то успокоился. В конце концов, им сделано все, что в человеческих силах. Бороться было не с кем, да и незачем. Беспокоила судьба Берг, но об этом он решил спросить на неизбежном допросе.
Их действительно вызвали, причем обоих сразу. В небольшой комнате первого этажа Степа и Арцеулова ждали уже знакомый им переводчик и какой-то офицер, принявшийся задавать обычные в таких случаях вопросы. Единственным отличием в этой стандартной процедуре было то, что заполняемый офицером протокол выглядел странно — это был длинный лист бумаги, на котором выстраивались сверху вниз цепочки затейливых иероглифов.
Узнав фамилии, звания и должности, китаец долго писал, время о времени переспрашивая переводчика, а затем замолчал, словно чего-то ожидая.
Косухин уже собрался произнести заготовленную речь, как вдруг дверь отворилась, и в комнату вошел высокий офицер в такой же форме, как и у всех остальных, но с маленькой серебряной медалью на груди. При виде его китайцы вскочили, Арцеулов и Степа переглянулись и тоже встали. Высокий движением головы выслал обоих китайцев из комнаты и неторопливо сел за стол.
— Присаживайтесь, господа — произнес он почти без акцента. — Разрешите представиться — генерал Мо, командующий Синцзянским военным округом. Ваши фамилии мне известны, так что обойдемся без лишних формальностей. У вас есть жалобы на обращение?
— А то! — пришел в себя Степа. — А по какому, собственно, праву нас заарестовали? Здесь советский объект, чердынь-калуга. Я, эта… протестую!
— Ваш протест отклонен, господин комиссар. Эта территория суверенного Китая, к тому же мы не признаем большевистской власти…
— Ах так! — взъярился Степа. — А договор! Ваш же этот… принц его подписал! Это российская территория, а значит, советская! И насчет большевиков — постереглись бы. А то не ровен час…
— Вы хорошо информированы, Степан Иванович, — кивнул генерал. — Согласно договору, подписанному покойным господином Ли Хунчжаном в 1896 году, территория возле озера Челкель передана в аренду России на пятьдесят лет. Все эти годы мы честно придерживались договоренности.
— Это называется честно? — поразился Степа.
— Да, — кивнул Мо. — Именно так. Несмотря на то, что ни правительство в Бэйлине, ни власти Кантона не признают ни белых, ни большевиков…
— Ах, не признают!
Степа наконец-то получил возможность высказаться. Сначала он проинформировал генерала по поводу сущности китайского милитаризма и белогвардейщины, представителем которых генерал Мо непосредственно являлся. Вслед за этим Косухин поделился своими соображениями по поводу мощи победоносной рабоче-крестьянской Красной армии, руководимой Львом Революции товарищем Троцким. И наконец, последовала короткая, но яркая картина неизбежного, по мнению Степы, будущего, когда беднейшее крестьянство Китая в союзе с китайским пролетариатом и при помощи вышеупомянутой непобедимой рабоче-крестьянской окончательно разберется с местными буржуями и помещиками, а уж заодно и с их наймитами, включая, естественно, и командующих военным округами.
Арцеулову эта речь, несмотря на явно чуждую классовую направленность, неожиданно понравилась, Он даже слегка испугался за краснопузого. Впрочем, генерал слушал совершенно спокойно и даже время от времени кивал.
— Благодарю вас, господин Косухин, — заявил он, когда раскрасневшийся Степа наконец умолк. — Вы были весьма откровенны. Что ж, откровенность за откровенность. Я мог бы, конечно, заявить, что я военный и выполняю приказы, и между прочим, это чистая правда. Но я не хотел бы оставлять вас в явном заблуждении… Итак, мы не трогали Челкель. Более того, проводимые там научные эксперименты — о них мы, естественно, осведомлены — приводили нас в восхищение. Поэтому мы вполне благоприятно реагировали на просьбы Колчака, связанные с их осуществлением, и даже обеспечивали внешнее кольцо охраны. Ведь места здесь опасные. Но Колчак отрекся. Единственной реальной властью в России осталась власть Совета народных комиссаров, как вы только что верно указали, господин Косухин…
Он чуть иронично поглядел на Степу. Тот нахмурился и отвернулся.
— …Итак, мы ждали распоряжении вашего руководства по поводу Челкеля. Они последовали быстро и были достаточно неожиданны. Для меня, во всяком случае. Их суть вам уже ясна…
— Большевики приказали уничтожить Челкель? — переспросил Арцеулов, хотя и так все было ясно.
— Именно уничтожить, господин капитан. Честно говоря, я не хотел заниматься подобным делом и несколько затянул исполнение приказа. Но вчера вечером он был продублирован, причем самым решительным образом. Не знаю уж, как господа большевики сумели надавить на наше правительство. Я и так выполнил приказ лишь частично — помешать запуску «Мономаха» я не смог, да и не хотел. Полигон же уничтожили вы сами. Вероятно, господин Косухин, ваше руководство держало вас в неведении по поводу этих планов…
«Венцлав, — вспомнил Степа. — Но ведь переговоры с китайцами вел не Венцлав, а наверняка кто-то повыше. Вот дела!..»
— Теперь — второе… — Мо несколько секунд помолчал, а затем продолжил. — Вы поступили разумно, сложив оружие. Мои подчиненные обещали вам отправку на Родину и делали это по моему приказу…
Он вновь замолчал, как бы не решаясь продолжать. Впрочем, кое-что Степа и Арцеулов уже начинали понимать.
— Они пошутили? — поинтересовался капитан. — Или это вы шутки шутите?
— Я не шучу. Я не мог предвидеть, что все трое, попавшие в плен, то есть точнее сказать, интернированные, оказались в том списке, который я получил сегодня утром. Вы были крайне неосторожны, господа…
— Что будет с госпожой Берг? — перебил Арцеулов.
— С ней как раз ничего страшного. Завтра утром за ней прибудет аэроплан, а о дальнейшем меня не информировали. Речь не о ней, речь о вас…
— Интересно получается, — вновь прервал его Ростислав. — Я — офицер русской, то есть белой, армии. Господин Косухин — красный командир, а этот ваш приказ — один на всех?
— Да, — кивнул Мо. — Разве что лично у вас мне приказано изъять какой-то серебряный перстень. Впрочем, я не мародер, и заниматься этим в любом случае не собираюсь…
Тут уж Косухин не выдержал и недоуменно покрутил головой. Арцеулов лишь усмехнулся — выходит, он распорядился перстнем более чем разумно. В том, кто стоял за этим приказом, сомневаться не приходилось.