был и утешением, и тягостью. Королева Сабран считала сны посланием Святого и все равно, видно, страшилась их.
А как понимать молчание Святого?
– Надо идти греться! – крикнула Джулиан. – Пока не заледенели.
Она села.
– О, смотрите-ка!
Глориан тоже повернулась к несущемуся в сторону замка черному жеребцу.
– Летит, словно за ней Безымянный гонится, – заметила Хелисента. – Что за спешка?
Тяжело открывшиеся ворота поглотили всадницу.
Они прогуляли до полудня. Вернувшись в комнаты, сгрудились у огня в палате Уединения. Слуги принесли им творог, фиги, клюквенное вино с пряностями, и они до вечера грели косточки, играя то в шашки, то в бирюльки.
– Любопытно, как оденется принцесса Идрега, – рассуждала Джулиан. – В красное в честь груш Веталды?
– В желтое, – уверенно возразила Адела. – В Искалине это цвет верности. Мама на свадьбе была в желтом.
– Такое зрелище расшевелит Ваттенгард. – Хелисента выдернула из горки бирюлек раскрашенную палочку. – По слухам, ужасно суровый замок. Да и благородный Магнауст под стать.
Их прервал стук в дверь. Стража открыла, и в комнату вошла Флорелл.
Сколько помнила Глориан, дама Больших покоев всегда была совершенством до последнего локона и пуговки. Но не сегодня. Волосы выбились у нее из-под сетки, белки глаз покраснели.
– Ваше высочество, – сказала она. – Простите меня, дамы. Мне нужно поговорить с принцессой наедине.
Все вышли, и стража закрыла двери.
– Здорова ли ты, Флорелл? – спросила Глориан.
– Я хотела сама вам сказать. Пока вас не призвали в Совет Добродетелей. Думаю, того же желала бы ваша благородная мать.
– В Совет Добродетелей?
Флорелл встала перед Глориан на колени и взяла ее за руки. Глориан заморгала.
– Глориан… – сказала Флорелл. – Я… с известием, милая. Не знаю, как можно его смягчить.
Последовало долгое молчание.
– Корабль с твоими родителями не дошел до Хрота.
– Их снесло с курса? – удивилась Глориан.
Пепельное море славилось жестокими зимними ветрами, но отец всегда нанимал лучших капитанов, закаленных морских волков, только радовавшихся штормам.
– Герион Ваттенварг страшно оскорбится, – заключила принцесса.
Флорелл опустила голову. А когда снова подняла глаза, в них блестели слезы.
– Сегодня утром, – сказала она, – прибыла еще одна всадница из Королевского Линна. Рыбаки уже несколько дней замечали в Пепельном море обломки крушения. Среди них попадалось много белых и – носовая фигура с корабля. Такая была только на «Убеждении».
– Но… ведь не было бури. Ни одной бури с выхода «Убеждения» в море.
– Обломки почернели. От огня.
На это Глориан просто расхохоталась:
– Что за нелепость! Они бы бежали с корабля…
– Глориан, – с трудом выговорила Флорелл, – сейчас суровая зима. Пепельное море гибельно даже летом.
На щеку ей выкатилась слеза.
– Королева Сабран и король Бардольт…
– Нет! – Глориан встала. – В королевском флоте шли семь кораблей. Да что там, разве на «Убеждении» не было шлюпок, Флорелл? Разве их не подобрали бы другие капитаны?
– Ни один из кораблей не добрался до гавани.
– Не может быть! Ты хочешь меня убедить, что один пожар погубил семь судов?
– Мы еще не знаем, что случилось. – Флорелл с трудом подбирала слова. – Может быть, на них напали, Глориан. Ментцы…
– Надо послать корабли и ныряльщиков, пусть прочешут Пепельное море. Заплатить им, пусть берут что угодно, но найдут моих родителей, – говорила Глориан, ее сердце норовило сломать ребра. – Мой отец Молот Севера. Моя мать Сабран Честолюбивая. Они покончили с войной Двенадцати Щитов и веком недовольства. Святой не допустит их гибели в море.
– Даже Святой не мог… – все качала головой Флорелл.
– Они вернутся. Вот увидишь! Отец жив. Он никогда не допустит смерти матери. Он обещал. Обещал мне, что мы будем жить в Хроте… Папа…
Щеки Глориан намокли от слез. Что-то в ней вспенилось. Рухнули остатки самообладания. Захотелось вдруг рвать и метать, кинуться куда-то с воплем, распахнуть двери и бежать, пока ноги несут, – лишь бы уйти из этой комнаты, от этих вестей. Куда угодно.
Она не успела – Флорелл привлекла ее к себе, и звук, вырвавшийся у нее из горла, был так ужасен, что она не признала своего голоса. Он исходил из той глубины, откуда прорастала она сама.
– Неправда, – выдохнула она. – Флорелл, скажи, что нет!
Флорелл только крепче сжала ей затылок. Глориан вцепилась в нее – в теплый голубой якорь в бешеном море.
Она лежала в постели и знать не хотела, как туда попала. Флорелл несла вахту у камина. Временами она плакала в ладони, сжимая их так, что ни звука не прорывалось сквозь.
Двери закрыли от всего мира. Они не заглушили мучительные рыдания Аделы. Ее мать тоже плыла на «Убеждении». И еще сотни людей, в том числе братья Джулиан. Из каждого благородного семейства хоть одного послали на свадьбу.
И Вулф. Друг ее детства среди множества погибших, до конца не покинул ее отца.
В сумраке за окном густо падал снег. Флорелл встала, чтобы послать за вином, а Глориан тем временем пыталась собраться с мыслями. Как это может быть – чтобы семь кораблей разом вспыхнули среди моря? Чтобы их разметало, словно бурей?..
Что за пожар перепрыгивал с палубы на палубу через пространства морской воды?
Когда ответ уставился ей в лицо, Глориан сказала:
– Флорелл, можно и мне немножко?
Ей подали кубок, она выпила все долгими тягучими глотками, обжигавшими грудь, и снова откинулась на подголовные валики. Ей вспомнился червяк – змеей обвивший мертвую хозяйку дубового орешка.
«Змей. – Уплывая в зыбкий сон, она услышала собственный голос. – Такой огонь бывает только у змеев».
Известие о семи погибших кораблях раскололо бы Запад и Север. Произошедшее предстояло хранить в тайне, сколько возможно, а герцогам Духа предстояло за этим проследить. Они дали Глориан два дня в постели. Она исплакалась так, что опухли глаза и саднило в горле.
Наконец Флорелл раздвинула драпировку над кроватью. Глориан замерла, ощутив на лбу ее прохладную ладонь.
– Герцоги Духа просят вас присутствовать.
Глориан уставилась в навес балдахина:
– Это он, Флорелл. Безымянный.
– Нельзя так говорить и думать нельзя.
– Как еще объяснить столько сгоревших в море кораблей? – Не дожидаясь ответа, она встала – тяжело, будто кости обратились в свинец. – Я поговорю с ними.
Одевание вышло долгим. Скрывая правду, она не могла надеть траура. Вместо того выбрала темно-синее платье с оторочкой из медвежьего меха, приличествующее зимнему времени. Флорелл помогла справиться с застежками и заплела ей волосы в «косу добродетели».
По Инису, должно быть, уже расходились слухи. Люди скоро соткут разрозненные нити в картину.
Герцоги Духа ожидали ее в Расколотой палате. В зале висел большой гобелен – когда-то на нем изображались Святой и Дева, но полотно разрезали надвое, убрав половину с королевой Клеолиндой. Святой после смерти нареченной уничтожил все ее изображения – такова была боль потери, что он не мог видеть ни статуй, ни картин, ни даже записей в хрониках.
Герцоги Духа, как один, поднялись навстречу Глориан. Здесь собрались самые могущественные члены большого Совета Добродетелей. Все они вели род от Святого отряда – шести верных друзей и спутников Святого, и каждый был стражем