Пол начал подниматься, шагать стало труднее, но не намного: подъем был очень пологим. Наконец они оказались перед дверью.
- Подождем, - сказал старший ашананшеди.
Акамие опустился на песок, потянул за собой Сиуджина. Хойре, не выпуская из рук девочки, спиной осторожно съехал по стене и тоже уселся, Юва устроилась между ним и Гури. Песок был сырым, но ашананшеди обещали, что ждать долго не придется. Двое из них остались в глубине хода, остальные встали возле дверей и погасили факелы, затоптав огонь в песке. Наступила тишина. Акамие захотелось спать. Он удивился такому, но вспомнил, каковы были последние дни, и что бессонница по-прежнему чувствовала себя хозяйкой в его опочивальне. "Вот я и оставил ее во дворце", - смутно подумалось Акамие, и он задремал. Снился ему Сирин, весь сияющий, плещущий бликами, ослепительный, а за ним - тень, с ним неразлучная, верная, вечная, то выстилающая собой путь, то текущая вслед. Просыпаясь, он подумал: не к добру. Но тут проснулся и увидел, что ослепил его свет, хлынувший в открывшуюся дверь, и тень была тенью вставшего в проеме ашананшеди. Можно выходить, позвал он.
И Акамие поднялся и вышел.
Ход вывел их на берег реки, в заросли ивняка. Справа белел недавно выстроенный новый мост, а прямо над выходом из подземелья нависал старый, обрушенный посередине. В обе стороны от нового моста тянулась мощеная камнем дорога. Акамие смотрел на нее, жмурясь от солнца, и думал, что вот дорога, вымощенная камнем по его приказу, и она же - дорога его бегства. Шум и торопливое движение вокруг привлекло его внимание. Он огляделся. Сильно потер лицо и глаза руками и огляделся снова. Ашананшеди ловили и сбивали в табун оседланных и взнузданных коней - у многих из них шерсть и гривы были в темных пятнах, и сквозь конские запахи пробивался другой, от которого неудержимо мутило, который Акамие слышал и знал когда-то, когда-то давно, в жизни, которая была совсем не похожа на ту, что сейчас.
Возле старого моста на берегу, на зеленой траве лежали тела всадников, тех, что ожидали в засаде. Акамие повернул обратно и остановился рядом с ними. Они все были мертвы, и ашананшеди, кто до сих пор не успел, вынимал из их тел свои метательные ножи, тщательно вытирали об их одежду и пристраивали на место, в гнезда перевязей; а другие ловили их коней, а другие брали их самих как попало, кого за плечи, кого за ноги, и оттаскивали под мост.
Три десятка бесстрашных хайрских всадников. Все ждали его. Такой он страшный враг? Акамие усомнился, пересчитал коней. Точно не получилось, но до двадцати он досчитать успел, прежде чем сбился.
Десяток ашананшеди, подкравшись в ивняке, положили засаду, даже не приближаясь.
Он не хотел этих смертей, и даже тем не мог себя успокоить, что думал: зачем эти всадники собрались здесь таким числом, зачем ждали его? И взрослые мужи с холеными завитыми бородами, и безусые юнцы были среди них. Неужели и эти - за тем же? Подумал еще: нет ли здесь тех, кто были друзьями ан-Реддилю и распевали его песни? Неужели и правда - хотели всего этого, что пели про него, на самом деле? И не спросишь уже. Зачем они сюда приехали? Каждый из них? Неужели опасались, что без них сына рабыни некому будет убить? Вот этому и вон тому, безусым, что он успел сделать? Эртхиа был такой, когда примчался на коне своем золотистом и увез Акамие к свободе и достоинству всадника, даже отца не спросившись. А эти - надругаться и растоптать.
Но они были мертвы, а он сам - жив. Им бы другого царя - или были бы живы сейчас, или уж погибли бы в походе, покрыв себя славой, не сгинули бы так бессмысленно и постыдно, не от вражеского меча - от летящих подобно смертельным сверкающим птицам ножей, которые в Хайре карали предателей. Зачем это случилось? И всего-то надо было: дать палачу опустить топор, поднятый над смуглой шейкой в завитках, над косицами по стронам беленького пробора. Тонкая, надорванная уже ниточка судьбы этой малышки оказалась прочнее тридцати туго скрученных нитей? И это он решал. Не зная, а если бы знал?
Вдруг что-то толкнуло изнутри, согнуло пополам: его стошнило, он равнодушно вытер рот руками. Хойре подбежал, повел к реке, вымыл ему руки и лицо, как маленькому. Акамие все время отворачивался от реки, смотрел под старый мост.
На дороге показалась повозка, запряженная парой пятнистых широкорогих волов. Ан-Реддиль примчался верхом, не успел спешиться, как Акамие, вырвавшись у Хойре, подбежал к нему:
- Вот - погибшие из-за меня. Погляди, нет ли среди них твоих друзей.
Что-то неладно было с лицом и голосом царя. Он так говорил, словно сомневался, то ли самое он слышит, что произносит. Ан-Реддиль сошел с коня и пошел посмотреть, в чем дело. Хойре объяснил ему про засаду.
- Вот, ан-Реддиль, не видишь ли среди них своих знакомых? - шел за ними Акамие, голос жалкий.
- Вижу, и не одного, - вздохнул ан-Реддиль. - А зачем они сюда приехали?
- Затем, что я не повел их в поход. Им нужны были походы и слава. А я им этого не дал.
- В этот поход они выступили сами, - отрезал ан-Реддиль. - Милостиво с ними обошлись, что не подвергли тому, чему они хотели подвергнуть тебя.
Акамие поежился, стоя на солнцепеке, и ничего не сказал.
- Если ты жалеешь о них, что тогда мне сделать? - настаивал ан-Реддиль. - Разве не мои песни привели их сюда?
Хойре знаком показал ему, чтобы продолжал. Но Акамие уже очнулся.
- Что ты, ан-Реддиль, нет твоей вины в их смерти! - воскликнул он, словно проснувшись, и схватил улимца за руку. - Если бы им не нравились твои песни, они не пели бы их. А они их пели, когда и ты перестал.
- Но я начал.
- Был бы другой, - покачал головой Акамие. - Горько это и страшно. Но нам надлежит позаботиться о наших спутниках.
А Хойре уже было опасался, что царь утратит разум.
О том, как они тронулись в путь
Акамие же нашел старшего из ашананшеди и сказал:
- Отведи нас в Кав-Араван. Это мое владение, подаренное мне Лакхаараа, когда он был повелителем Хайра. Там бьет источник, и даже если нас возьмут в осаду, без воды мы не останемся.
- Это нам подходит, - согласился ашананшеди. - Вокруг - покинутые наши селения, оставленный урожай, и если будет нужда, мы всегда сможем выбраться из замка для охоты. Даже если войско придет, чтобы осадить замок, лазутчиков у них нет. И замок, мой господин, неудобен для осады: есть одна дорога, чтобы подняться к нему, и он прилеплен к скале и висит над обрывом. Осажденным некого бояться, кроме опытных лазутчиков, но мы-то как раз будем внутри.
- Но я не царь больше, - сказал Акамие.- Вас уже ничто не держит. Разве вы не уйдете?
- Разве ты забыл, что отпустил нас властью Сирина и именем Ашанана? Мы служим не царю Хайра, а тебе, пока ты жив. А теперь - пора торопиться. Один из этих, - ашананшеди махнул рукой в сторону моста, взгляд Акамие дернулся за рукой и метнулся обратно. - Один из этих был жив, и я допросил его. Они должны были отвезти тебя во дворец, после всего. Знаешь, к кому?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});