она устала. — Имбирь, ты тут?
И стоило только произнести эти слова, как сразу же раздался громкий шорох — как будто бы кто-то небольшой бежал по сухой опавшей листве. Сначала Тилли обрадовалась, подумав, что всё в порядке, и это просто Имбирь отстал от них, но затем, почти сразу, она удивилась тому, что он не ответил на её зов. Это странно, зная болтливость этого несносного пикси…
А ещё — почему тут раздаётся такой шорох, если вокруг — сплошные хвойные деревья?
— Тада-а-ам!
Нечто крупное приземлилось на спину девочки, придавив её к земле. Тилли попыталась резко встать и скинуть наглеца, но тут же её больно схватили за волосы и дёрнули со всей силы, а какие-то твари поменьше обступили со всех сторон, готовые придти на помощь своему товарищу.
— Эй, лучше не дёргайся, — раздался знакомый ленивый голос Томаса-Рифмача. — Как же ты смешно выглядишь, неряха!
Он встал прямо напротив Тилли и, по-совиному повернув голову набок, смотрел прямо в лицо девочки. Он ничуточки не изменился с того раза, как Тилли видела его в последний раз: всё такое же ехидное лукавое лицо, раскосые жёлтые глаза, рыжие бакенбарды и трубка в зубах, из которой шли узорные клубы дыма. Довольный-довольный, сволочь, как будто бы дрянную шутку услышал и теперь не может перестать смеяться.
Вот только его девчонкам сейчас и не хватало.
— Здорово вы придумали с этим пожаром, — заговорил Рифмач, не меняя своего странного положения тела. — Это ж надо было так додуматься: завести в болото блуждающих огоньков, а затем их разбудить! Прекрасная, чудесная, гениальная идея! Правда, парни?
Фир-дарриги оживлённо закивали, кто-то начал смеяться, одобрительно хлопать Тилли куда попало, отпускать восхищенное: «Ну молодец, коза, ишь как сообразила здорово!». Как будто бы это была её придумка!
Впрочем, не это должно её сейчас беспокоить.
— Да чего вам надо-то от меня, черти, — устало выдохнула Тилли. Солнце начинало припекать, и стало ясно, что днём будет жарко. — Там спригган в болоте тонет, идите лучше к нему!
— Э, нет, красавица, не так быстро, — шутливо произнёс Томас Рифмач, усаживаясь перед Тилли на толстые кроличьи лапки. — Уйти от тебя, чтобы просто потопить какого-то сприггана? Это скучно. Мы уже достаточно над ним посмеялись, когда вы с подружкой начали убегать.
— Он думал, что ползёт к берегу, — захихикал фир-дарриги, сидевший на спине Тилли, — а на самом деле попал в самую глубокую трясину!
— Отличная была шутка! — перебил его другой сородич, молодой и с торчащей по всему лицу клочковатой шерстью хорька. — А я попрыгал на голове у той маленькой гвитлеонши! Сколько смеху было!
— Тоже мне, хорошая шутка, попрыгал он по голове, — фыркнул третий фир-дарриги. — Эка невидаль! Вот когда мы с Томом изображали сестрицу Солнышко, чтобы столкнуть тех малолеток в болото — вот это действительно было смешно!
«Вот ублюдки», — свирепо подумала Тилли, слушая рассказы фир-дарригов. Ей вовсе не было жалко гвитлеонов и Огонька, но самодовольное хвастовство главных шутников Гант-Дорвенского леса изрядно рассердило её: сволочи, нашли чем хвалиться — попавших в беду потопили и обманули!
— Ну будет, будет, — остановил поток речей Томас Рифмач. Хотя он это делал с явной неохотой: даже Тилли было видно, что он получает искреннее удовольствие от этих рассказов. — В общем, милая, так ты нас не прогонишь. Этот скучный спригган застрял там надолго, и к тому моменту, как он освободится (если, конечно же, не утонет), мы уже сотню раз успеем отдать тебя Паучьему Королю. Или…
Тилли задержала дыхание. Она и не думала, что фир-дарриги могут исполнять приказы Паучьего Короля, а не только беспределить ради своего удовольствия. Может быть, конечно, слова, сказанные Рифмачом, тоже были такой дурацкой шуткой, просто чтобы напугать глупую Тилли… но разве не знает она, что фир-дарриги — одни из любимых детей Паучьего Короля?
И к чему было сказано это «или»? Ещё, главное, смотрит с таким намёком на неё, сволочь. Смеётся, потешается, думает, что Тилли совсем глупенькая и не поймёт, о чём он с ней говорит.
И ведь абсолютно прав же, Тилли в самом деле не понимала, к чему он клонит.
— Или что? — наконец не выдержала она.
— Эй, не перебивай, глупая девка, это нечестно! — моментально вспыхнул Рифмач, и Тилли испугалась: она не видела прежде фир-дарригов в такой ярости. Впрочем, он тут же успокоился, ленивая коварная улыбка вернулась обратно, и Рифмач продолжил: — Скажи, ты больше маму или папу любишь?
Тилли опешила. Она не сразу поняла смысл этого вопроса, и он ей показался бессмысленным. Мама или папа… да причём тут они вообще? Зато потом Тилли всё поняла и вновь испугалась: что ж, мама рассказывала ей, это одна из любимых игр фир-дарригов — когда они заставляют человека делать выбор, постепенно подводя его к самому страшному. То есть сначала спрашивают о клубнике и чернике, после чего выбранные ягоды падают изо рта, затем про кошку и собаку, и потом показывают труп того животного, которое не было выбрано… ну и так далее, пока человеку не придётся выбирать между своей жизнью и чужой.
Может быть, получится отвлечь их внимание?
— Давайте в прятки лучше поиграем? — предложила Тилли. Томас Рифмач сердито стукнул лапой об землю, и разлетевшаяся пыль попала девочке в глаза.
— Какая же ты скучная, нудная девочка! — рассерженно прокричал фир-дарриг, едва не роняя трубку на землю. — Ты что, кроме пряток других игр и не знаешь?!
— Да успокойся ты, нелюдь, — прошипела Тилли, сощуривая заслезившиеся глаза: проклятье, и не протрёшь их никак… — Играем так играем. Ну мать, например.
— А чего не отец, неблагодарная дрянь? — ехидно спросил кто-то из фир-дарригов. — Вот он обрадуется, когда мы к нему придём и скажем, что его дочка терпеть не может!
— Тогда топай на кладбище бедняков, придурок, — огрызнулась Тилли. — Послушала бы я, как ты будешь с мертвяками разговаривать!
Фир-дарриги взорвались громким хохотом — даже тот, кому так грубо ответила Тилли. Девочка решила не выяснять, что же так развеселило фир-дарригов: себе дороже. Они же совсем больные ублюдки, и смерть для них так же смешна, как какашки или пуки.
— Отличная шутка, человеческое дитя! — заговорил Томас Рифмач, смахивая концом своей трубки выступившие слёзы. — Отличная! Так смешно на моей памяти никто из людей не шутил! Ну хорошо, а если фея или человек?
— Великаны, — вяло ответила Тилли и тут же вскрикнула: сидевший на спине фир-дарриги вырвал у неё из головы целый клок волос. Томас Рифмач нахмурился, но продолжал улыбаться и покачал головой:
— Э-э-э, нет, девочка, не смей с нами жульничать! Ишь какая хитрая,