– Об этом невозможно рассказать, и я не знаю никого, кто мог бы научиться Превращениям. Я родился с этим, другие тоже рождаются с этим – и все.
– Но ты ведь используешь свою магию? Значит, владеешь тайной.
Отдай ее мне и не пытайся обмануть меня – я легко распознаю твои лживые мысли!..
– Ну хорошо, – раздраженно бросил Люгер. – Когда я хочу превратиться… Нет, когда это совершенно НЕОБХОДИМО, я выбираю тело.
Сначала – всего лишь желание, но… оно усиливается настолько, что граничит с неизбежностью. Мой страх перед изменением сущности уже ничего не значит… Затем возникает внутренняя дрожь. Эта дрожь всегда одинакова. Нарушается цельность. Я будто утрачиваю плоть, разваливаюсь на мельчайшие частицы… Несколько мгновений, которые, наверное, и есть смерть, – а после я становлюсь другим. Не рождаюсь заново, а именно становлюсь… В общем, я не знаю, как можно этому научить…
– Тогда СДЕЛАЙ это, – потребовал гермафродит. – Я буду здесь. – Он прикоснулся грязным пальцем ко лбу Стервятника, и тот почувствовал, что теряет себя в двух огромных зеркалах, которыми вдруг стали глаза Паука. – Давай превратимся ВМЕСТЕ…
У Люгера похолодела спина. Паук знал, чего добивался, и обладал мертвой хваткой. А Стервятнику не помогли бы ни сила, ни хитрость. Наступило время расплаты…
Вместе с Неприкасаемым он вышел наружу и остановился на утоптанной площадке перед хижиной. Несколько варваров наблюдали за ними издали. По-видимому, даже соплеменники старались держаться на расстоянии от Паука, и это полностью соответствовало его статусу вождя-изгоя.
Было неопределенное время суток: то ли утро, то ли уже вечер. Казалось, лишь ветер и тусклый свет заполняют огромное пространство поднебесья…
Теперь Люгер сумел лучше рассмотреть гермафродита. Паук был высоким и тощим. Он имел по четыре пальца на руках, а также перепонки между мизинцами и безымянными. Узкое асимметричное лицо не выдавало возраста. Глаза – тусклые черные шарики. Большой кривой нос. В ноздрях шевелилось что-то розовое. В общем, Стервятник испытывал к этому существу непреодолимое отвращение.
– Ты укорачиваешь мою жизнь, Паук, – тихо сказал Люгер.
– Я так хочу! – Неприкасаемый твердо стоял на своем. – Сделай это сейчас. Только не улетай слишком далеко. – Он поднял свое оружие и, кривляясь, ласково погладил его.
Люгер медленно разделся и положил на камни одежду. Звезда Ада тлела в кожаном мешочке у него на груди и уже довольно прочно держалась во впадине солнечного сплетения.
Местные женщины внимательно рассматривали голого мужчину с севера. Их сдержанный интерес тоже был подчинен главной цели – выживанию племени. Они оценивали его как самца, от которого могли родить здоровых детей.
Слот до последнего оттягивал момент Превращения. Наконец Паук, которому надоело ждать, направил на него темный раструб своего оружия…
На том месте, где стоял Люгер, возник столб черного дыма. В нем растворилась человеческая фигура.
…Большой белый стервятник с седым воротником и розовым бугром на груди разбежался, тяжело и неуклюже переваливаясь, затем поднялся в воздух, взмахивая огромными крыльями. Внизу было тихо. Он сделал круг над хижинами и увидел обращенное к нему лицо Неприкасаемого. Тот был единственным, кто открыто следил за его полетом.
Стервятник поднялся выше и бросил взгляд на море. Свинцовая гладь простиралась до самого горизонта. Дальние окраины чудовищного лабиринта из стали, стекла и камня оставались неразличимыми. Граница разлитого над вымершим городом зеленого сияния была довольно четкой и приобрела форму купола, на фоне которого Люгер не заметил ни единого проблеска огня. Город казался слишком огромным, непостижимым и совершенно чуждым человеку. Неведомая дремлющая сила внушала страх даже на громадном расстоянии. Вряд ли Слот рискнул бы отправиться туда без крайней необходимости…
Сильный порывистый ветер сносил его в сторону. Люгер развернулся в восходящем потоке. В этот момент снизу донесся отрывистый грохот, и что-то просвистело рядом с головой стервятника. Он посмотрел на поселение, уменьшившееся до размеров миниатюрного макета вроде тех, которыми забавлялись валидийские аристократы. С высоты были отлично видны черные отверстия колодцев, табун, пасущийся в отдалении под охраной всадников, и фигурка Паука, прижимавшего к плечу свое оружие. Судя по всему, Неприкасаемый отлично стрелял и следующим выстрелом мог пробить стервятнику крыло.
Получив недвусмысленное предупреждение, Люгер не стал испытывать судьбу и начал снижаться.
Он опустился на землю, взметнув крыльями облако пыли. Последовало обратное превращение: кратковременная боль, ужас перед исчезновением, небытие… Потом заново возникший мир и новое тело. Первые проблески памяти, вспышки узнавания, мерцающий хаос непостижимого изменения, осознание утраты… Иные звуки, иные очертания, иные ощущения. Теперь он иначе воспринимал пространство. И даже время как будто текло по-другому…
Он медленно одевался, привыкая к мысли о том, что его беспутная жизнь укорочена еще на несколько лет – тех лет, которые стали платой за очередное Превращение. Конечно, он был не из тех, кто мечтает провести спокойную и мирную старость в окружении многочисленных домочадцев. Трудно поверить, что когда-то он жил в свое удовольствие и без особых потрясений в своем поместье… Впрочем, без Сегейлы такая жизнь теперь его мало привлекала.
Гермафродит выглядел несколько разочарованным, хотя Люгер и не поручился бы, что гримаса на лице Паука выражает именно разочарование. Они вернулись в хижину вместе. Арголида глядела на Слота с тревожным ожиданием, понимая, что сейчас ее жизнь целиком зависит от него. Он не стал ее обнадеживать. Кравиус по-прежнему смахивал на одушевленный предмет обстановки. Паук не обращал на спутников Люгера ни малейшего внимания, установив таким образом своеобразную иерархию.
Он сел на пол и погрузился в глубокое созерцание. Стервятник перехватил полыхнувший опасным огнем взгляд Арголиды и едва заметно покачал головой. Отрицательно. Достаточно было одного движения, чтобы заколоть Паука, но он не сделал этой самоубийственной глупости.
Спустя некоторое время Неприкасаемый вышел из транса и объявил:
– Я доволен. Теперь я знаю, как изменить Паутину. Мое племя снова вернет себе былое могущество и лучшие земли у границ Кзарна.
– Разве существуют лучшие земли? – спросил Люгер с нескрываемой иронией.
– Это – худшее из всех мест, – с глубокой серьезностью ответил Неприкасаемый. – Люди из клана Пепла оттеснили нас к морю два поколения назад. Отсюда начинается самая неудобная дорога в Кзарн. Поэтому Паутине достается плохая пища и плохое оружие… Зато Неприкасаемый Пепла ездит в самодвижущейся повозке. – Это было сказано с глубокой затаенной обидой оскорбленного монарха.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});