состарилась эта сеньора, когда Северо дель Валье принёс ей первые бутылки вина, сделанного из созревавших гораздо позже виноградных лоз, которые, как мы все знали, назывались Карменере. Это было настоящее красное вино, нежное и пьянящее, с нотками танина, ни в чём не уступавшее самым лучшим винам Франции, которое окрестили, назвав Виноградник Паулины. Наконец-то в собственности семьи появился тот единственный продукт, который принёс её членам славу и деньги. Моя бабушка отведала его крайне тактично. «Жаль, что я уже не смогу как следует им насладиться, наше вино будут пить совершенно другие люди», - сказала она всего лишь однажды и впредь более об этом не упоминала. Отныне дама не делилась с окружающими своими приступами веселья и смелыми комментариями, которые по обыкновению сопровождали её успехи в предпринимательской деятельности; какое-то время пожив беззаботной и разгульной жизнью, она вновь стала женщиной непритязательной.
О самом очевидном признаке её немощности говорило ежедневное присутствие знакомого священника, ходящего в своей засаленной рясе и, как правило, окружавшего людей агонизирующих, чтобы вырвать у бедняжек их же капитал. Я не знаю, по собственной ли инициативе либо по подсказке этого старого предвестника несчастий, но моя бабушка всё-таки отправила в самую глубь подвала свою знаменитую мифологическую кровать, на которой прошла чуть ли не половина её жизни. На место же излюбленного предмета мебели та поставила солдатскую убогую постель с матрацом из конской гривы. Это показалось мне крайне тревожным симптомом, и, чуть только подсохла слякоть дорог, я объявила своему мужу, что, мол, мне нужно съездить в Сантьяго и повидаться с бабушкой. Я всё ждала каких-то возражений, хотя на деле получилось ровно наоборот: менее чем за сутки Диего организовал мне переезд на повозке до самого порта, где я беспрепятственно села на идущий до Вальпараисо корабль, а уже оттуда до Сантьяго спокойно продолжила бы свой путь на поезде. Адела горела желанием сопровождать меня в этом путешествии и столь сильно, что даже была готова сидеть в ногах своего отца. Она шутя покусывала его уши, дёргала за бакенбарды и так умоляла папочку, что, в конце концов, дон Себастьян не мог отказать своей любимице в этом новом капризе, несмотря на то, что донья Эльвира, Эдуардо и Диего не были согласны. Им не пришлось разъяснять причины, потому как я сама догадалась, что люди не считали подходящим то окружение, которое само собой образовалось в доме моей бабушки. И были уверены в том, что я ещё не достигла нужной степени зрелости и не смогу как полагается заботиться об их девочке. Мы же уехали в Сантьяго в сопровождении лишь пары немцев, с которыми успели познакомиться, волею случая путешествуя на одном пароходе. Мы привезли с собой шерстяную монашескую накидку из церкви Святого Сердца Иисуса, которой покрыли грудь, чтобы та защитила нас от всего плохого, аминь, деньги, зашитые в небольшой кошелёк под корсетом, и чёткие указания ни в коем случае не общаться с незнакомцами. В общем, мы набрали с собой куда больше вещей, нежели их необходимого количества для совершения кругосветного путешествия.
Мы с Аделой провели пару месяцев в Сантьяго, которые прошли бы просто великолепно, если бы не болела моя бабушка. Она приняла нас с притворным энтузиазмом, так и киша планами насчёт прогулок, походов в театр и даже путешествия на поезде в Винья дель Мар, чтобы там, на побережье, подышать свежим морским воздухом. Тем не менее, в последний момент женщина всё же решила отправить нас туда с Фредериком Вильямсом, а сама, отказавшись от затеи, не сдвинулась с места. На моей памяти так уже было, когда мы предпринимали путешествие в экипаже, чтобы навестить на виноградниках Северо и Нивею дель Валье, которые на ту пору впервые производили предназначенные на экспорт бутылки вина. Моя бабушка посчитала, что Виноградник Паулины звучало уж слишком по-креольски. Вот почему она хотела изменить имя на что-то звучавшее скорее по-французски, а уже затем продавать его в Соединённых Штатах, где, по мнению этой дамы, в винах практически никто не разбирался, однако ж, Северо никоим образом не хотел попасть в подобную ловушку. Я встретила Нивею, отметив, что женщина в целом погрузнела и стала носить причёску-пучок с уже кое-где пробивавшимися седыми волосами. Но всё равно она, как и прежде, оставалась человеком проворным, дерзким и сообразительным в неизменном окружении младшеньких любимых деток. «Полагаю, что, наконец-то, меня изменила сама жизнь, теперь мы с мужем можем заниматься любовью, совершенно не опасаясь, что у нас будут ещё дети», - прошептала она мне на ухо. И тогда даже себе не представляла, что несколькими годами позже на свет появится Клара, девушка проницательная, просветлённая и ясновидящая, самая, пожалуй, странная из всех девочек-малышек, рождённых в этом многочисленном и сумасбродном клане дель Валье. Маленькой Розе, чья красота вызывала немало комментариев, было всего лишь пять лет. Я очень сожалею, что фотография не может в полной мере отобразить её колорит; в целом же, девчушка кажется каким-то морским созданием с тусклыми глазами и зелёными волосами, напоминая собой старинную бронзу. Даже тогда она была просто ангелоподобным существом, немного отстающим в развитии для своего возраста, которое ходило повсюду как бы плывя. «Откуда же она к нам пришла? Должно быть, эта девочка – дочь Самого Святого Духа», - шутила её мать. Красавица-малышка стала для Нивеи настоящим утешением в горе от потери двоих её же младенцев, умерших от дифтерии, и от продолжительной болезни, которой всё же не выдержали лёгкие третьего ребёнка этой женщины. Я пыталась беседовать о детях с Нивеей – говорят, что нет ужаснее страдания, вызванного потерей ребёнка – однако ж, она сразу меняла тему. Самым бóльшим, что тогда она решила мне сказать, было следующее: оказывается, уже на протяжении веков женщины страдали от родовых болей, а также тяжело переживали погребение собственных детей, и она сама никакое не исключение. «Было бы чересчур высокомерно с моей стороны предполагать, что меня в какой-то степени благословил Сам Господь, послав много детей, которые в итоге значительно меня переживут», - сказала она.
Паулина дель Валье не была даже тенью того, кем когда-то являлась; женщина потеряла интерес даже к еде и делам всей её жизни. Та едва могла ходить, потому как всё чаще подводили колени, но, несмотря на это, теперь дама выглядела столь изящной, какой мы её не видели никогда прежде. На её ночном столике стояли многочисленные флакончики с лекарствами, а рядом, неотлучно, сменяя друг друга, находились три монахини, которые ухаживали за больной. Моя