никто никогда не отвечал на звонки по их стационарному телефону, в какое бы время суток Страйк ни звонил. Он подумал, не поехать ли ему в Кромер после посещения Гарвестон-Холла, но поскольку агентство и так было загружено текущими делами, а он уже планировал съездить в Корнуолл в конце недели, то решил не жертвовать еще несколькими часами на дорогу только ради того, чтобы найти пустой дом.
Его поездка в Норфолк солнечным утром во вторник прошла без происшествий, пока на ровном и прямом участке трассы A11 Мидж не позвонила ему по поводу самого свежего дела, находящегося на балансе агентства, — дела о предполагаемой супружеской неверности, в котором муж хотел, чтобы за женой следили. Клиент был взят так недавно, что за ним и за объектом не было закреплено никакого прозвища, хотя Страйк понял, о ком говорила Мидж, когда она без предисловий сказала:
— Я поймала миссис Как-Ее-Там-Называют на месте преступления.
— Уже?
— Да. Есть фотографии, как она выходила из квартиры любовника сегодня утром. Навещала свою мать, черт побери. Может быть, мне следовало немного повременить. Мы не получим много с этого.
— Ну это все равно полезно, — сказал Страйк.
— Мне попросить Пат уведомить следующего в списке ожидания?
— Давай повременим неделю, — сказал Страйк после некоторого колебания. — Для работы с Фрэнками нужно вдвое больше людей, теперь мы знаем, что это они оба. Послушай, Мидж, пока ты здесь, есть ли что-нибудь у Пат с Литтлджоном?
— Что ты имеешь ввиду?
— Не было никаких ссор или чего-то подобного?
— Насколько я знаю, нет.
— Она была немного странной, когда я спросил ее сегодня утром, что она о нем думает
— Ну, он ей не нравится, — сказала Мидж. — Никому из нас, — добавила она со свойственной ей откровенностью.
— Я объявляю о поиске замены, — сказал Страйк, что было правдой: накануне вечером он отправил по электронной почте письмо нескольким контактам в полиции и армии, чтобы найти возможных кандидатов. — Окей, хорошая работа с миссис Как-Там. Увидимся завтра.
Он ехал по бесконечно плоскому ландшафту, который, как обычно, портил ему настроение. Община Эйлмертон навсегда запятнала Норфолк в его памяти; он не находил никакой красоты ни в кажущейся безбрежности неба, давящего на ровную землю, ни в мельницах и болотистых топях.
Спутниковая навигация вела его по узким извилистым проселочным дорожкам, пока он наконец не увидел первый указатель на Гарвестон. Через три часа после выезда из Лондона он въехал в крошечную деревушку, быстро миновал церковь с квадратной башней, школу и сельскую ратушу, и лишь через три минуты оказался на другой стороне. Через четверть мили после Гарвестона он заметил деревянный указатель, направивший его по дорожке направо к зданию. Вскоре он уже въезжал через открытые ворота на территорию, которая когда-то была домом для Украденного Пророка.
Глава 38
Шесть на вершине…
Не свет, а тьма.
Сначала он поднялся на небо,
Затем он погрузился в глубины земли.
И-Цзин или Книга Перемен
Дорога была окаймлена высокой живой изгородью, поэтому Страйк почти не видел окружающих садов, пока не добрался до гравийной площадки перед холлом, который представлял собой неровное, но впечатляющее здание из серо-голубого камня, с готическими окнами и парадной дверью из цельного дуба, к которому вели каменные ступени. Выйдя из машины, он на несколько секунд задержался, чтобы полюбоваться безупречно зелеными лужайками, подстриженными в форме львов кустами и мелькающим вдалеке водным садом. Затем скрипнула дверь, и хриплый, но властный мужской голос произнес,
— Привет там!
Из дома вышел пожилой мужчина и теперь стоял, опираясь на трость красного дерева, на вершине каменных ступеней, ведущих к входной двери. На нем была рубашка под твидовым пиджаком и сине-бордовый полковой галстук Гренадерской гвардии. Рядом с ним стоял невероятно толстый желтый лабрадор, который вилял хвостом, но, видимо, решил дождаться, пока новоприбывший поднимется по ступенькам, а не спускаться, чтобы поприветствовать его.
— Не могу больше спускаться по этим чертовым ступенькам без посторонней помощи, извините!
— Нет проблем, — сказал Страйк, и гравий захрустел под его ногами, когда он подошел к входной двери. — Полковник Грейвс, я полагаю?
— Как поживаете? — сказал Грейвс, пожимая руку. У него были густые седые усы и немного неправильный прикус, слегка напоминавший кролика или, если быть совсем уж недобрым, стандартное олицетворение придурка из высшего общества. Глаза, моргавшие за линзами его очков в стальной оправе, были молочно-белыми от катаракты, а из одного уха торчал большой слуховой аппарат телесного цвета.
— Входите, входите… сюда, Гунга Дин, — добавил он. Страйк воспринял последний призыв как приглашение не к себе, а к толстому лабрадору, который сейчас обнюхивал подолы его брюк.
Полковник Грейвс шел впереди Страйка по большому холлу, громко стуча тростью по темным полированным половицам, а пыхтящий лабрадор шел позади. Викторианские портреты маслом, на которых, Страйк не сомневался, были изображены предки, смотрели сверху вниз на двух мужчин и собаку. Это место обладало старинной, безмятежной красотой, усиливаемой светом, льющимся через большое витражное окно над лестницей.
— Красивый дом, — сказал Страйк.
— Мой дед купил. Пивократия. Пивоварни уже давно нет. Грейвс Стаут, слышали о таком?
— Боюсь, что нет.
— Прекратил свою деятельность в 1953 году. До сих пор в погребе хранится несколько бутылок. Отвратительное пойло. Отец заставлял нас пить его. Основа семейного состояния и все такое. Вот мы и пришли, — сказал полковник, пыхтя не хуже своей собаки, и толкнул дверь.
Они вошли в большую гостиную с домашним уютом высшего класса, с глубокими диванами и креслами из выцветшего ситца, с витражными окнами, выходящими на великолепные сады, и собачьей лежанкой из твида, на которую лабрадор плюхнулся с таким видом, будто он вымотался за этот день.
Три человека сидели вокруг низкого столика, уставленного чайными принадлежностями и, похоже, домашним бисквитом “Виктория”. В кресле сидела пожилая женщина с тонкими седыми волосами, одетая в темно-синее платье с жемчугом. Ее руки так сильно дрожали, что Страйк подумал, не страдает ли она болезнью Паркинсона. На диване бок о бок сидела пара лет сорока. Лысеющему мужчине тяжелые брови и выдающийся римский нос придавали вид орла. Его галстук, если только он не притворялся тем, кем не является, что Страйк считал маловероятным в данном контексте, свидетельствовал о том, что когда-то он был королевским морским пехотинцем. Его жена, пухленькая блондинка, была