Читать интересную книгу Золото Неаполя: Рассказы - Джузеппе Маротта

— Не желаете ли отведать? Не стесняйтесь… окажите мне честь.

— Спасибо, приятного аппетита, — доброжелательно отвечает инженер.

Дон Винченцо подходит к нему. Шары, привязанные старой веревкой к его правому предплечью, раскачиваются над автомобилем, расцвечивая все вокруг приятными и наивными красками, которые располагают к доверительности.

— Ваша светлость, ну чем вам не пасха? Какое ясное небо! Господи Иисусе, три дня подряд лил дождь, а сегодня на рассвете, я чувствую, что-то произошло, постепенно начинаю ощущать на подушке какую-то весточку; я выглядываю на улицу и вижу картину семи чудес света. Дай бог вам здоровья, ваша светлость, не желаете ли что-нибудь купить? Шарик — дирижабль? Шарик — чепец акушерки? Шарик — череп шута? Вы только прикажите, и Винченцо Имбастаро тотчас же все исполнит.

— Винченци, не беспокойся, у меня, к сожалению, нет детей. Ты куришь?

— Какая жалость. Господи, да у вас «Кэмел»! Очень вам признателен. Как это говорится? Красив да умен — все в нем. Вы позволите? Я считаю, что своя семья, истинная родная семья нужна каждому человеку. Жена — это святое дело. Почему вы, ваша светлость, лишаете себя этого? Без жены счастливому нет полного счастья, а несчастный никогда не узнает, что он потерял. Я не прав, ваша светлость?

— Нет, нет. Ты меня насмешил, но ты прав. Молодец, Имбастаро. А кроме того, у меня есть жена…

— Я хотел было сказать… Такой человек, как вы… Примите мои наилучшие пожелания, ваша светлость… и… и…

Дон Винченцо, видно, что-то прикидывает в уме, пытаясь взвесить богатство и положение собеседника, и говорит:

— Извините мне мою назойливость. Вы, конечно, вхожи в круги, которые ведают военными пенсиями. Вероятно, одно ваше слово, замолвленное в Риме… Знаете ли… Святая Мария дель Кармине!

Эта внезапная перемена тона более чем оправдана. Какой-то мальчишка, ученик кузнеца, который держит на плече острую железяку, обернулся на проходившую мимо блондинку, угодил железякой прямо в веревку с шарами и перерезал ее.

Шары подпрыгнули и плавно поплыли в сторону Ривьеры-ди-Кьяйя. Имбастаро издал нечеловеческий вопль и бросился к Вилле Комунале: именно над ней пролетал его товар.

— Я тебе набью морду! — кричит инженер Z убегающему мальчишке.

Шары, которые еще не совсем оправились от ночного воздуха нижнего этажа дона Винченцо, медленно парят в небе, подгоняемые морским бризом и огибая ветви высоких дубов.

— Плюнь на них, Имбастаро, я тебе возмещу убытки, — кричит инженер.

Но дон Винченцо бежит, охваченный отчаянием, ничего не слышит, не понимает, и если у него не прорежутся крылья, то он умрет с молитвой и проклятьем на устах.

— Бедняга! — вздыхает Z.

Нелепо и противоестественно, что сегодня произошла беда именно с таким человеком, который воплощает в себе все признаки весны. Увы! Инженер покачивает головой и включает мотор. Черт возьми, ведь надо ехать на фабрику! Но у него из ума не идет выражение лица дона Винченцо, перекошенное от ужаса в тот миг, когда перерезали веревку с шарами. К дьяволу Кампи Флегреи! Z не хочет бросать несчастного Имбастаро в такую минуту, всего несколько тысяч лир, совсем пустяк, могут спасти дона Винченцо и это великолепное утро. Машина инженера возвращается на площадь Витториа и сворачивает в сторону Ривьеры-ди-Кьяйя. Там вдали возле подъезда он видит Имбастаро, который, дергаясь словно дервиш, показывает на балкон пятого этажа человеку в ливрее, вероятно, швейцару этого палаццо. Чудом зацепившись за спутанные ветви глицинии и за верхний карниз, шары прекратили свой побег. Дон Винченцо был уже в вестибюле, когда швейцар схватил его и выгнал на улицу. Дон Клементе Туарилья настоящий цербер, его не проведешь, в 1951 году он, представьте себе, был кадровым офицером.

— Я тебе сказал и повторяю, — ледяным тоном заявляет он, — туда нельзя. Четверть часа назад синьор граф приказал мне его не беспокоить. Понял? Никого не пускать — ни поставщиков, ни визитеров. Тебе ясно? Проваливай отсюда!

— Дон Клеме, уберите руки и отойдите с дороги! — кричит в ярости Имбастаро. — Я хочу забрать свое. Разве это беспокойство? Шары мои! Этим я зарабатываю себе на жизнь.

— Да? А я зарабатываю тем, что исполняю приказания синьора графа, хозяина этого палаццо. В последний раз говорю тебе, Винченци: убирайся подобру-поздорову!

— Нет. Я кормлю своих пятерых детей, пятерых отпрысков. Пропустите меня! Никто не собирается беспокоить вашего хозяина. Я только протяну руку на балкон и все. Дон Клеме, умоляю вас!

— Кончай это! Ты нарываешься на скандал?

Тут надо было вмешаться. Взволнованный инженер Z выскочил из машины.

— Прекратите! Что это за манеры? Продавец шаров прав. К чему весь этот пыл? Зачем зря тратить время? Люди мы или нет? Вы боитесь? Не беспокойтесь, всю ответственность я беру на себя. Я его провожу, понятно? И не путайтесь под ногами.

Имбастаро уже на втором этаже. Z следует за ним. Швейцар сдается, он надавал бы оплеух Винченцо, но гордый вид и уверенность инженера сбили его с толку. Он даже забыл предупредить графа по телефону.

Имбастаро с силой жмет кнопку звонка единственной квартиры на пятом этаже. Мертвая тишина. А какой запах глицинии, мимозы и лилий исходит от этой немой квартиры, в которой, вероятно, разместили целый сад. Тогда дон Винченцо начинает стучать кулаком в дверь.

— Откройте сейчас же, — ревет он.

Приглушенный мужской голос, в котором звучат гневные нотки, из-за двери отвечает:

— Не мешайте. Обращайтесь к швейцару.

Инженер Z догоняет Имбастаро, когда тот уже кидается на дверь. Продавец шаров уже ничего не соображает, скрежещет зубами, брызжет слюной и рычит, что все люди бессердечны, что любой, кто бы он ни был, не заслуживает уважения в этом грязном мире. Инженер просит его успокоиться:

— Винченцино, ради бога утихомирься, я сам скажу графу, в чем дело.

В эту минуту дверь распахнулась, и на пороге появилась молодая красивая женщина. Она вскрикивает. Выходит сам граф в халате, он поддерживает женщину под руку. Путь свободен, дон Винченцо врывается в квартиру. Инженеру показалось, что он там шипит: «Ах вы канальи!», затем раздаются пистолетные выстрелы. Он наугад находит нужную комнату, подбегает к застекленной двери и распахивает ее. Мамочка моя! Как только он выскочил на балкон, порыв ветра подхватил шары и кинул их в пустоту. Понапрасну ты плачешь, Имбастаро, эти шары уже никуда не годятся.

Улица Фонтанелле

Уже много лет я не встречал донну Джулию Бове с улицы Фонтанелле, женщину без возраста, заурядной внешности, известную в нашем квартале под странным прозвищем «Матушка скелетов».

Когда от туфовой стены отделяется темный силуэт и две тени, накладываясь одна на другую, обретают третье измерение, получается донна Джулия во плоти. Она вздыхает и очень медленно бредет по своим делам.

Улица Фонтанелле — отдаленный уголок Неаполя; дома вековой давности прилепились к мрачным склонам горы Каподимонте и замерли без всякой надежды вскарабкаться выше; время здесь остановилось, оно агонизирует и засыпает, чтобы уже больше не проснуться.

Когда по улицам Толедо и Кьяйя несутся сотни роскошных автомобилей, не хотите ли вы встретить рыжего ленивого ослика, запряженного в повозку? Пожалуйте в Фонтанелле, тут он есть. Когда все дома на улице Милле заполонили электрические стиральные машины, не желаете ли вы посмотреть на старинный чан из шершавой глины для стирки белья? А хотите увидеть дровяную печь, кузнеца, точильщика с допотопной педальной машиной, гадалку или знахаря, огород на подоконнике, козу и корову возле центральной площади, толпу полуголых ребятишек, столпившихся вокруг жалкого фокусника, слепого кота на коленях у невесты, курицу, дремлющую на спинке кровати, горбуна, на теле которого спрятаны два килограмма контрабандного табака, художника, малюющего сценки из жизни марионеток? Хотите получить поклон в ответ на косой взгляд, либо пинок — взамен улыбки? Хотите увидеть казарменную будку или здание тюрьмы, превращенные в домашние часовни святого Януария и святого Викентия? Хотите встретить проститутку у входа в бордель, монахиню «на дому», юродивого, птичьего лекаря, составителя посланий правительству, муниципалитету, епископату? На улице Фонтанелле все это есть.

Она начинается там, где кончается улица Санита, но некоторые проникают туда, поднявшись на склон гор Матердеи, откуда бурные воды источника Фонтанелле, словно самоубийца, устремляются вниз. «Если бы у меня была точка опоры, я мог бы натворить бог знает что!» — думает любой, стоя на краю этой пропасти, а очутившись наконец на ровной улице Фонтанелле, испытывает надежное чувство приземления.