Читать интересную книгу Чемульпо-Владивосток - Александр Чернов

   Оригинально решился вопрос о его командире. Сергей Владимирович Капитонов, бывший капитан "Сунгари", напросился к Рудневу и слезно стал просить его освободить от командования одноименным броненосным крейсером. Одно дело довести корабль из пункта А в пункт Б, но командовать кораблем линии в бою...

   - Всеволод Федорович. Богу - богово, кесарю - кесарево, а мне, капитану трампа - трампово. Я еще не дорос и не уверен, что когда-либо дорасту до командования броненосным линейным кораблем. Я готов выполнять любую работу, связанную с транспортами, но от командования крейсером в бою - увольте. Поверьте - я не боюсь попасть под обстрел, я боюсь, что мое недостаточное знание военно-морского дела может привести к катастрофе, в которой к тому же пострадаю не только я, но и полтысячи экипажа моего корабля, а может, и не только моего. Я не могу командовать людьми, когда сам не знаю всего того, чем они занимаются.

   "Черт, как про меня ведь говорит...", - пронеслось в голове Карпышева, - "если кто его и может понять на все сто, то это я".

   - Хорошо, Сергей Владимирович, если Вы считаете, что броненосный крейсер в линейном бою - это пока не для Вас, неволить не буду. Подыщем Вам работенку по профилю. Вы японские порты хорошо знаете?

   - Ну, на моей покойнице, на "Сунгари", приходилось хаживать и в Нагасаки, и в Хакодате. Да и в Йокогаму несколько раз, а что собственно? Нам ведь туда до конца войны путь заказан.

   - Да мне надо, чтобы вы туда ночью тишком с десяток подарочков доставили, типа того, что "Сунгари" на части разнес... Ну, а по пути будете ловить японских купцов и проверять всех остальных, кто вам на дороге попадется...

   Когда Капитонов вышел, Руднев облегченно перевел дух. Сам собой разрешился вопрос, который с недавних пор тяготил новоиспеченного контр-адмирала: царь отказался даже обсуждать вопрос о присвоении капитану парохода КВЖД звания капитана первого ранга Императорского флота. В телеграмме Вадика значилось: "Исключается в принципе, деньги, орден - представляй, но мостик корабля первого ранга - не реально. Только потому, что САМ о нас ВСЕ знает, не записал тебя в "Кащенко".

   Предельно, с учетом старых заслуг молодости по флотской службе, могут дать лейтенанта. Если устраивает, дальнейшее назначение в твоей компетенции. И с названием, увы, конфуз. "Кореец" утвержден, и то, в варианте "Память Корейца", а второй "гарибальдиец" назван "Витязем". Это он сам решил. И смысла давить по такому пустяку не вижу, по твоему "большому" списку еще и четверть не отработали! На сладкое - "Варяг" и "Память Корейца" удостоены части нести Георгиевский флаг!"

   Петрович попросил тогда утвердить имя "Сунгари" для "Марьи Ивановны". Капитонов, таким образом, на мостике "Сунгари" остался. Обещание, пусть и не на все 100 процентов, но было исполнено.

   Третьим крейсером-купцом стала "Оклахома", дошедшая, наконец, до Владивостока и реквизированная по решению призового суда за перевозку контрабанды. Командовать ей остался уже привыкший к пароходу мичман Бирилев с канонерки "Кореец". Впрочем - теперь уже лейтенант, дождь наград и повышений не обошел стороной и его.

   Каждый пароход получал по четыре старых шестидюймовки, последние вместе с расчетами были реквизированы из береговой обороны. Радости поручиков и нижних чинов из обслуги орудий не было предела - теперь у них тоже был шанс откусить свой кусок японского пирога, а не только завистливо смотреть на счастливых матросов с "Варяга" и "Памяти Корейца". Сухопутное начальство, после обещанной Рудневым доли в трофеях, тоже подозрительно быстро нашло лазейку в законодательстве и отпустило своих людей и орудия на охоту с благословением. Орудия ставились на нос, корму и по одному на каждый борт. Кроме этого, каждый пароход получал по три семидесятипятимиллиметровки и по одному минному аппарату на каждый борт, орудия и минные аппараты с расчетами все одно снимались с больших крейсеров.

   После проведенного в пожарном порядке переоборудования (все работы тут же, на месте, оплачивались наличными лично Рудневым из его доли "призовых", который брал долгие и нудные расчеты с казной на себя) крейсера были готовы к выходу в море через две недели. Задачи они получили, исходя из своих характеристик - быстрая "Лена" должна была сбегать к Цусимскому проливу, где ей вменялось в обязанность досматривать, арестовывать и топить все японские пароходы, особо акцентируясь на судах с военными грузами для армии в Корее.

   Медлительные "Оклахома", переименованная в "Обь", и "Мари-Анна", теперь "Сунгари", направлялись к тихоокеанскому побережью Японии. Кроме охоты за транспортами каждому из них были поставлены задачи по обстрелу побережья. Ну, и на всякий случай, они взяли по дюжине гальваноударных мин с приказом вывалить их в водах у японских портов, если представится шанс.

   Любой захваченный пароход, который можно было переоборудовать в еще один крейсер, подлежал отправке во Владивосток. То же относилось к угольщикам и судам с ценным грузом. Остальные японские и пойманные на контрабанде транспорта подлежали немедленному утоплению, как и рыболовецкие шхуны. Самодвижущиеся мины разрешалось использовать только при потоплении транспортов с военными грузами при отсутствии времени на закладку подрывных зарядов и против боевых кораблей японского флота, если от последних не удастся оторваться.

   За несколько дней до выхода крейсеров в море, в Питер полетела шифровка Вадику - на будущих колебаниях акций страховых компаний тоже можно было попытаться сыграть. Каждый выход из Владивостока и возвращение вспомогательных крейсеров обратно их сопровождали все боеспособные крейсера отряда. Пока это были "Россия", "Громобой" и "Богатырь". "Варяг" все еще стоял в доке, на "Рюрике" велись работы по переоборудованию, а "трофеи" еще не достигли необходимого уровня боевой подготовки.

   Кроме того, дееспособная троица периодически и всегда неожиданно срывалась Рудневым на учения в залив. Заодно это приучало и команды, и население города к тому, что крейсера ходят в море регулярно, непредсказуемо и это так же естественно, как восход и заход солнца. Помнится, еще британский адмирал Тови вспоминал, что во время второй мировой войны линкоры под его командованием выходили в море чаще, чем его эсминец во время первой. Так что резервы для более интенсивного использования флота были.

   Кроме того, Петрович, памятуя о неслабой японской разведывательной сети в городе, посадил двоих жандармов потолковее на телеграфе. Он бы предпочел вообще прекратить всякое частное сообщение, но это было не в его власти. Уже через десять дней такой скрытой цензуры были выявлены адреса, в основном корейские, на которые торговцы слали запросы на товары в количестве, подозрительно совпадавшем с численностью ушедших в этот день из порта кораблей. Чтобы дезорганизовать японскую разведку и вызвать недоверие к шпионам, засевшим в городе, адмирал приказал периодически посылать на выявленные адреса телеграммы тем же шифром, беря количество кораблей с потолка. "В крайнем случае, - заявил он, - какому-нибудь китайцу придет на три-четыре швейных машинки больше, чем он просил. Невелика беда, а вот Камимуре мы нервы потреплем."

***

   Следующий месяц стороннему наблюдателю могло бы показаться, что Руднев играет с японцами в пока еще не изобретенный пинг-понг. Первый выход крейсеров в море прошел как по маслу - их там просто никто не ждал и ловить не собирался. "Сунгари" и "Обь" благополучно сходили к берегам Японии, вернувшись через три недели.

   В качестве трофея "Обь" привела небольшой, тысячи на три тонн, но достаточно быстроходный - четырнадцать узлов, угольщик, который убил двух зайцев - во Владивостоке появился еще один вспомогательный крейсер и лишние пятьсот тонн угля. Правда, уголь был местный, японских копей, но для отопления на стоянке вполне пригодный. "Сунгари" не так повезло - японская каботажная мелочь, попавшаяся ей, не стоила того, чтобы тащить ее во Владивосток, и была утоплена на месте. Кроме того, оба крейсера утопили с десяток рыболовных шхун и осмотрели четыре нейтральных парохода, на которых ничего предосудительного обнаружено не было. Изюминкой стали две дюжины мин, поставленных в двух банках, на траверзе Хакодате и на восточном выходе из Сангарского пролива.

   Все прибрежные воды Японии, с подачи Руднева, были объявлены русским МИДом зоной боевых действий в ответ на обстрел Владивостока и минирование акватории внешнего рейда Порт-Артура. В ответ на протест британского Форин Оффиса последовала нота, в которой Россия обещала прекратить минирование территориальных вод Японии, если Япония пообещает не загрязнять минами вод русских, на что японцы, естественно, пойти не могли.

   Выход "Лены" был более коротким - всего неделю, но и более насыщенным событиями. Она наткнулась на пару транспортов, перевозящих в Корею военные грузы. Увидев русский военно-морской флаг, капитаны транспортников рванули в разные стороны. Догнать удалось только один. На сигналы об остановке он не реагировал, холостые выстрелы так же были проигнорированы. Первая пара снарядов, легшая под носом у удирающего парохода, также его не остановила, пришлось открывать огонь на поражение. Тут-то и выяснилось, что для артиллеристов береговой обороны проведенных тренировок по стрельбе с корабля на ходу оказалось явно не достаточно.