— Давай сменим тему, — резко оборвала мужа Ханичайл, наблюдая, как официант наливает вино в его стакан. К своему вину она почти не притронулась. — Не думаю, что нам надо покупать загородный дом, особенно в Ньюпорте. Я просто буду там не к месту.
— В этом ты права, — сказал Гарри, внимательно разглядывая жену. — Но я буду, Ханичайл. Естественно, буду. А тебе придется примириться с чувством, что ты не подходишь для ньюпортского общества, хотя бы потому, что мы будем богаты, гораздо богаче, чем они.
— Ты не забыл Гарри, что богата только я?
Она не добавила «а не ты», но он понял, что именно это она хотела сказать. Он отложил нож и вилку, аккуратно сложив их на тарелке.
— Возможно, тебе следовало более внимательно прочитать документы, которые ты подписывала в офисе Джока Ламонта, дорогая. От твоего внимания, кажется, ускользнул тот факт, что мы подписали брачный контракт: фифти-фифти. У тебя половина, и у меня половина. На всю жизнь. Так что, видишь ли, дорогая, мы оба богаты.
Гарри приказал принести счет, небрежно швырнул на стол деньги и ушел. Сгорая от стыда и смущения, Ханичайл поймала такси и поехала в их дом на Бикмен-плейс, который по настоянию Гарри был куплен в первую неделю их приезда в Нью-Йорк.
В нем было двадцать комнат, и Ханичайл понимала, что он слишком велик для них, но Гарри сказал, что его тошнит от их номера в «Плазе», что он человек, которому нужно пространство. Он пригласил известного дизайнера по интерьеру и сказал ему, что у него есть ровно месяц, чтобы все обустроить. Он получит королевское вознаграждение, если уложится в срок, а в случае превышения указанного срока его будут штрафовать за каждый день просрочки. Дизайнер обставил дом дорогой антикварной мебелью, модными абсолютно белыми софами и коврами, дорогими картинами и безделушками. Он получил свое вознаграждение, и Гарри остался доволен, но Ханичайл находила, что, несмотря на роскошь, дом был холодным и бездушным.
Здесь не было ни одной вещи, которую бы выбрала она сама, даже сочетание цветов в спальне: черного и белого, с красными штрихами. Ковер был черным, драпировка и покрывало на кровать сшиты из дорогого тяжелого белого шелка, а единственным украшением была огромная красная ваза из венецианского стекла, заполненная высокими лилиями, аромат которых она стала ненавидеть. Ханичайл считала, что эта комната была во вкусе Роузи.
Когда Ханичайл приехала из ресторана, Гарри дома не было. Она приняла душ, надела халат и стала ждать мужа в спальне, не переставая удивляться тому, как человек мог так измениться за короткий промежуток времени. Сначала он был таким понимающим. Теперь же он часто возвращался домой под утро, но сегодня впервые не пришел ночевать.
Она взяла письмо от Тома, которое получила с утренней почтой, и перечитала его снова. Она назначила Тома управляющим нефтеразработками на ранчо, и он писал, что ей бы следовало приехать домой, чтобы самой посмотреть, как продвигаются дела. Она просто не поверит, как все изменилось. Он выражал надежду, что они с мужем счастливы в Нью-Йорке и что он и Элиза сразу полюбят его.
Гарри приехал часом позже. Его обеденный пиджак был помятым, галстук он где-то потерял, а лицо обросло щетиной.
Он бросил пиджак на кровать и молча посмотрел на Ханичайл. Он снял через плечи подтяжки и, зевая, запустил руки в волосы.
— Гарри, — сказала Ханичайл, стоя у окна и наблюдая за ним.
Он искоса бросил на нее взгляд, и она закусила губу, сдерживая злость. В конце концов, это Гарри вел себя отвратительно накануне вечером, унизив ее тем, что ушел из ресторана. Это Гарри не ночевал дома, занимаясь… одному Богу известно чем. А сейчас ей придется изображать из себя хорошую жену и извиняться. Она старалась убедить себя, что во всем ее вина. Ей следовало настоять на помолвке, а не бросаться замуж сломя голову. Ей следовало бы прислушаться к своему разуму, а не к раненому сердцу. Но все уже слишком поздно.
— Я сожалею, Гарри, — сказала она. — Я не помню, что я такого говорила, но если мои слова обидели тебя, то я искренне сожалею.
Гарри стянул с себя рубашку и бросил ее на кровать. Затем он повернулся и с удивлением посмотрел на жену. Он ожидал, что на него польется поток обвинений.
— Ну хорошо, — сказал он, чувствуя облегчение от того, что она не устраивает скандала; после бурной ночи у него не было сил ругаться с Ханичайл. — Полагаю, что мы оба не сумели сдержать себя. — Он направился в ванную и закрыл за собой дверь.
Ханичайл слышала звук бегущей воды и пение Гарри под душем. Она не была уверена, принял ли он ее извинения, но была рада, что снова все пришло в нормальное русло.
Взяв с кровати пиджак и рубашку мужа, она отнесла их в гардеробную и тут почувствовала запах духов, исходивший от лацканов пиджака. Духи были не ее. Она бросила рубашку в корзину для грязного белья, а пиджак оставила для сухой чистки.
Кусая губы, чтобы не заплакать, Ханичайл быстро переоделась и вернулась в спальню. Она поняла, что Гарри был с другой женщиной, но не знала, как поступить. Никто никогда не говорил ей об этом; никто не предупреждал ее, и она не имела ни малейшего представления, как вести себя с загулявшим мужем. Она вспоминала другие ночи, когда Гарри возвращался очень поздно. «Играл в карты с друзьями», — обычно отвечал он, и она не знала, было ли это правдой. Она почему-то сомневалась в этом. Они были женаты всего три месяца, а муж уже стал изменять ей. Она никак не могла понять причину такого поведения.
Через пятнадцать минут Гарри вернулся в спальню. Он был одет в безукоризненный костюм из клетчатой ткани; его тщательно расчесанные волосы были все еще влажными после душа, и он выглядел таким же свежим и невинным, как сорокалетний школьник.
— Гарри, мне кажется, что нам надо сменить обстановку и ненадолго уехать, — сказала Ханичайл.
Гарри с удивлением посмотрел на нее.
— Здравая мысль, — осторожно заметил он.
— Я бы хотела поехать в Техас. Мы еще не видели наши нефтяные месторождения, и, кроме того, я хотела бы показать тебе свой дом и представить Элизе и Тому.
Гарри знал все об Элизе и Томе; Ханичайл могла рассказывать о них до бесконечности, пока он однажды не сказал ей, что она сентиментальная дура и что он сыт по горло ее разговорами. Но правдой было то, что он пока не видел свою нефть. Пора было нанести визит на ранчо, чтобы показать, кто там хозяин.
Гарри никогда не любил ждать. Он посмотрел на часы и сказал:
— Мы уезжаем сегодня.
Ханичайл быстро вскочила на ноги, лицо ее просияло, словно ей сделали чудесный подарок.
— Правда? Сегодня? — возбужденно повторяла она. — Тогда нам надо узнать расписание поездов…