Читать интересную книгу Фартовые ребята - Леонид Влодавец

Через пару минут к «покойницкому» коровнику подкатила и Райка.

— Здесь что, ночевать будем? — недовольно поежилась она, поводя носом. — И сейчас мертвечиной несет…

Механик этого запаха не чуял, но прекрасно знал, что о ночевке думать рановато, и уж, конечно, вряд ли стоит устраиваться на ночлег здесь.

Сугробы, которые заполняли почти все пространство между крайним «коровником» и опушкой леса еще несколько дней назад, уже исчезли. Вместо них фонарик, включенный Ереминым, тускло осветил прошлогоднюю полегшую траву. Однако на фоне травы просматривались две тонкие, извилистые полоски, начинавшиеся от небольшой площадки перед торцом «коровника» и тянувшиеся до опушки. Колея! Под снегом ее не было видно, должно быть, проезжали по ней всего разок-другой, и не позднее чем год-два назад.

— Подождите здесь, девушки! — сказал Олег и направился вдоль колеи к лесу. Конечно, могло быть и так, что то транспортное средство, которое «протоптало» эту совсем неглубокую колею, управлялось очень нетрезвым водителем, который не соображал, куда едет, ибо стена леса казалась сплошной и непроницаемой. И все-таки Механик решил прогуляться до упора. Он прекрасно помнил, как в Бузиновском лесу ныне покойные Гера, Серый, Саня и Маузер хитро замаскировали въезд на потайную просеку, ведущую к капонирам, где прятали угнанные машины. В двух шагах от этого въезда проезжали и проходили люди, но даже большинство самих мародеров ничего не подозревали. А хитрости были простые — въезд загораживали фальшивые кусты, которые при необходимости снимали. Правда, там и колея была незаметная — автомобили въезжали и выезжали по матам, сооруженным из увязанных в пучки прутьев.

Здесь все оказалось проще. Со стороны «коровников» лес смотрелся как сплошная стена, перед которым самосевом выросло множество мелких сосенок, большая часть которых во времена строительства комплекса была еще, так сказать, «в шишках». Между сосенками оставались довольно значительные промежутки. Вот туда-то и уводила колея. Правда, вот эту, данную, колею, проложили уже после того, как сосенки выросли. Потому что тот безвестный водитель сделал три-четыре поворота вокруг каждой группы деревьев, прежде чем въехал на настоящую просеку, которая не была обозначена на шкворневской карте, ныне используемой Механиком.

Просека выглядела очень ненадежно. Она вполне могла привести в тупик, на какую-нибудь старую вырубку, откуда дальше никуда не проедешь. Кроме того, даже если раньше эта дорожка и вела куда-нибудь, то ее могло где-нибудь в середине леса завалить буреломом, могла она и зарасти до непроезжего состояния. Ну и наконец, она могла вывести в какое-нибудь болото, через которое можно проехать, допустим, в летнюю сушь или в зимний мороз, но весной — никоим образом.

И все же Механик решил попробовать. В «коровниках» не отсидишься. Если сегодня ОМОН и не удостоит их внимания, то завтра нагрянет Витя Басмач. О том, что Швандя уже побывал тут и обнаружил братскую могилу в канализационном люке, Олег уже знал. Могли и за Шкворнем «родичи» приехать. Неуютно как-то!

Конечно, можно было ограничиться тем, чтобы забраться поглубже в лес и попробовать переждать там весь этот шухер. В конце концов, соорудить земляночку и жить там себе, как партизанам. А может, и впрямь партизанскую войну начать? Не все же каким-то неорганизованным, идеологически-невыдержанным бандитизмом заниматься? Тол у него есть, можно отчудить чего-нибудь… Мост какой-нибудь взорвать или поезд под откос пустить — все развлечение. Механик обо всех этих делах, разумеется, думал в хохмическо-ироническом ключе. Чтоб немного разгрузить башку, которую сегодня здорово отяжелили.

А началось все с того, что Олег решил скуки ради освидетельствовать рацию, которую бабы затрофеили у Хряпа. Поставил батарейки, включил на прием, и почти сразу же наткнулся на волну, где слышались переговоры Басмача со Швандей, возвращавшимся из ночной экспедиции. Это окончательно укрепило его во мнении, что отсюда пора сматываться. Сначала хотел просто так бросить все и бежать, но потом понял, что утром или днем «басмачи», при всей своей борзоте, не наедут, и времени на смыв еще полно. Решил объявить дамам, что надо готовиться к эвакуации.

Сперва все, что можно, запихали в джипы, но многое не влезло, и пришлось ладить прицепы. Первым Механик сделал тот, на котором вывезли лодку и клетки с живностью. Дамы в это время дружно готовили «гвоздевое поле» против наезда «басмачей». На тот случай, ежели те успеют подъехать раньше, чем Механик сумеет наладить переправу.

Вопрос с мостом Механик поначалу думал решить с помощью тола. Заложить несколько шашек в насыпь и обрушить ее на воду, потом набросать досок и переехать. Доски он отодрал от пола в одном из домов, но потом сообразил, что такой пакет на руках придется полгода перетаскивать. Вот тогда и решил, что надо сделать для досок специальный прицеп. Загвоздка была только в колесах — все, что удалось найти, были уже израсходованы на прицеп для лодки. Механик уже подумывал, не употребить ли ему на это дело запаски с джипов, но тут увидел в том же доме, где разбирал полы, два большущих тележных колеса, из которых, как предположил Олег, несостоявшийся хозяин особняка намеревался соорудить оригинальную люстру «под старину». Механик мгновенно ухватился за них и меньше чем за час сколотил тот самый «лафет», который впоследствии вместе с досками подвез(ла) к реке Женя. Насчет взрыва он прикидывал до того момента, пока не увидел из засады со своего берега, на какой машине приехал Швандя со товарищи. Идея использовать ее как опору проклюнулась уже тогда, когда он подслушал радиопереговоры Шванди с Басмачом и решил использовать свой дар звукоподражателя…

В общем, пока все вышло как надо. И от вертолета ушли, и с ОМОНом — кто его вызвал, блин, интересно? — тьфу-тьфу, покамест разминулись. Оставалось рискнуть и проверить вот эту не обозначенную на карте дорожку.

…Механик вернулся к джипам и коротко распорядился:

— Поехали!

ПОХИЩЕННЫЙ

Никита Ветров очнулся в абсолютной темноте. На какой-то момент ему даже показалось, будто он зрение потерял. Глаза и впрямь слегка резало, но, поднеся руки к лицу и пощупав веки пальцами, Ветров убедился, что глаза не только на месте, но и видят кое-что. Впрочем, информации от них поступало немного. Гораздо больше приходило по линии осязания. Например, Никита почти сразу же убедился, что запястья скованы наручниками, что он сидит на штабеле плохо оструганных досок, в сыром и холодном подвале. Пахло древесиной и плесенью. Тишина стояла жуткая, прямо-таки гробовая. Ни единого шороха, кроме тех, которые сам Никита производил своими движениями, до его ушей не долетало.

Постепенно голова начала вспоминать, как он дошел до жизни такой. Встреча с Вовой у метро, гонка до поста ГАИ, «Ниссан» с четырьмя жлобами, приглашение сержанта пройти на пост для объяснений, внезапный наскок жлобов, отвернувшиеся менты, газ в лицо…

Кому он мог понадобиться и зачем? Выкуп, что ли, с него, нищего, решили взять? Впрочем, если не с него, а со Светки или с профессора Баринова, то не такая уж ахинея… Но все-таки слишком просто. Уж не последствие ли это встречи с тем небритым Николаем на «Белорусской»? Или, может, эти налетчики представляют какие-то могущественные силы, враждебные директору ЦТМО? Ведь гаишники явно были в компании с похитителями. А, может быть, и Вова? Ведь это его идея была — подкатить к гаишникам… И у метро он первый окликнул, и на соглядатая первым указал. Конечно, вряд ли он сам стал крутым бандитом, скорее всего кто-то его использовал. Может быть, в счет того долга, на который он влетел, по его словам…

Думать можно было что угодно, но истина могла открыться только тогда, когда сюда придут те, что похищали, и объяснят наконец-то, что им от него надо. Правда, кто их знает, как они будут это делать? Судя по тому, куда посадили, такого комфортабельного плена, в каком Никита пребывал прошлой осенью у Булочки, здесь не предвидится. И обращаться на «вы» тут не будут, как в ЦТМО. А вот морду начистить для острастки могут сразу и быстро. Поэтому Никита предпочитал сидеть в полной неизвестности и ждать у моря погоды. Даже в холоде и голоде.

Но тут пошли всякие болезненные и неприятные размышления насчет отца с матерью, которые с ума сходят. Ведь Никита как-то не привык пропадать из дому, никого не известив. И предки к тому привыкли. Соответственно, небось глаз не сомкнули, особенно мать, конечно. Наверняка без валокордина не обошлось — старые все-таки, по 45 уже исполнилось… Конечно, из Чечни дождались, а тут, в родном городе, потерять — врагу не пожелаешь!

При воспоминании о Чечне стало еще холоднее. Хотя вроде бы те четверо и не были похожи на вайнахов, но хрен его знает… Те шестеро из обледенелого подъезда вспомнились. Может, и глупо так думать, конечно, но ведь кто-то из них мог случайно выжить. И три прошедших с тех пор года только и мечтать о мести. Искать, тратить силы и деньги, подчинив всю жизненную энергию тому, чтобы отомстить за брата. Или брата жены. Или племянника двоюродного брата четвертой, любимой жены троюродного дяди, которого Никита, если судить по законам гор, подло убил из-за угла. (Точнее, из-под лестницы.) Странно, но именно в этот момент Никита подумал, как паршиво все-таки живет русская нация — «Иваны, не помнящие родства». Сколько, интересно, на Руси (или по СНГ тем более) Ветровых? Поди, не один десяток тысяч. И возможно, многие из них Никите родня, пусть в четвертом, в пятом, даже в десятом поколении, но имевшие общего предка. Наверняка несколько сот человек наберется. Только они его не помнят, друг друга не знают и знать не хотят. И уж тем более знать не знают родни по всяким там женским линиям. А эти, бородатые, знали, и родня их, уже мертвых, тоже помнит. Соответственно, если точно знают, кто убил, — мстят. А ведь у нас это тоже было когда-то. «Аще убиет муж мужа, то мстити брату брата, или сыну за отца, или отцу за сына…» — Никита этот отрывок из «Русской Правды» вспоминал частенько. Правда, тогда, когда эту самую «Правду» писали, уже считалось, что этот закон плохой и лучше платить штраф за убийство. Замочил огнищанина, старшего княжего дружинника, заплатил 80 гривен — и нет проблем. Угробил чужого раба — гони 5 гривен. Небось, и наоборот дозволялось (в «Русской Правде» об этом, однако, не писали). Например, заплатил 80 гривен — и мочи кого хошь. Хоть одного огнищанина, хоть 16 рабов. То-то после эдакой демократии Киевская Русь развалилась на удельные княжества, которые Батый-хан в XIII веке расщелкал, как орешки.