наивная дура. Но лучше я буду счастливой дурой, чем несчастным умником. Присоединяйся ко мне, в клуб счастливых и наивных идиотов и не будишь больше грустить, – Китти не сдерживала смех.
Гость то же смеялся, алкоголь безжалостно пьянил разум, некоторые вещи стали такими забавными и смешными, что они оба уже не могли заговорить на серьёзные темы и теперь в гостиничном номере звучали смешные истории и анекдоты. Китти вспомнила как Маунд не может терпеть ульянских правителей и во всех красках и даже немного приукрашивая рассказывала Чаку, как он их постоянно поливал грязью, каждый раз придумывая новые колкости. Даже Чак смог вспомнить несколько интересных историй из своей не совсем весёлой жизни, которые вызвали у собеседницы искренний смех. Что-то было в этом смехе. Он был таким задористым и звонким, будто смеялся маленький ребёнок, ему вновь и вновь хотелось рассказать шутку либо анекдот, лишь бы вновь услышать этот яркий и добрый смех.
Под утро они уже изрядно напились, начинало светать, чёрное ночное небо покрывалось слабым розовым свечением, над руинами города вскоре должно было подняться солнце, яркое и по-летнему жаркое. Чак понимал, что пора возвращаться в роту иначе его пропажу заметит кто-нибудь и непременно доложит Марту, который после его проступка под Крупом относился к нему с явной неприязнью и мечтал выжить из батальона под любым предлогом. К тому же действие рикетола уже начало ослабевать и по телу разливалась усталость, пьяный мозг начинал молить о сне. Поднявшись со стола, Чак сказал Китти, которая также уже хотела спать.
– Прости Китти, но мне необходимо вернуться в роту, иначе командир батальона исполнит свою мечту и выкинет меня из своего подразделения.
– Куда-же ты пойдёшь, Чак? Ты пьян и слаб, ты упадёшь где-нибудь в подворотне и местные тебя разденут, а то и прирежут напоследок.
– Пусть лучше так, нежели гнев Марта. Он меня непременно придушит своими руками.
– Ну коли так, товарищ мой, то я попрошу нашего водителя, мы мигом домчимся до центра и выбросим тебя в твою роту. Даже поспать успеешь.
Они поднялись из-за стола, на котором стояла пустая бутылка и холодные закуски. Гость устало подошёл к окну, пьяной походкой и облокотившись на подоконник уставился на восход, руки потянулись к сигаретам, но пачка уже опустела.
– Не вижу смысла куда-либо торопиться, как не вижу смысла во всём этом, зачем? – тихо молвил Чак, уставив красные от недосыпа глаза вдаль, где тусклый багрянец начинал окрашивать утреннее небо.
– Что зачем? – поправляя форму, удивилась Китти.
– Зачем это всё? Почему я должен умирать во имя каких-то идеалов, навязанных мне партией, а если я не хочу воевать ради Маута, если я не желаю больше идти в атаку по воле нашего лидера. Если я не верю больше им, то, что мне делать? Во имя чего жить и умирать? – язык его заплетался, голос был потухшим.
В комнате повисла тишина, такие речи было крайне нежелательно говорить вслух, тем более пьяному и в штабе фронта. Чак совсем потерял страх от отчаянья и алкоголя, что не понимал, какие вещи он только, что произнёс. Китти сквозь пьяную пелену глаз, смотрела на него не понимая, что с ним теперь делать и подойдя поближе облокотилась спиной на стену и тихонько, чтоб не слышали их посторонние уши, сказала.
– Всегда есть смысл жить. Найди свой. И тогда даже самые гнусные мысли, будут разбиваться об этот смысл.
Он обернулся к ней всем корпусом и губы его проняла лёгкая улыбка.
– У меня нет такого смысла. Не трать на меня время. Действительно пора ехать, я слишком много сегодня наговорил, будь ты поумнее и по злопамятней, то доложила бы обо мне кому положено и уже к вечеру меня бы увезли обратно в ШРОН, где я и сдох бы на радость всем. Хотя скоро наступление, помру где-нибудь в канаве и хорошо.
– Наступления, скорее всего, не будет, медивы отступят из гетерского мешка. Так, что живи.
Чак вновь улыбнулся и начал собираться. Китти наблюдала за ним и думала о нём, одурманенный мозг был очень добр и жалостливым по отношению к бывшему врагу и оттого девушке хотелось всё-таки найти способ заставить уставшего от тяжёлой жизни парня, найти хоть какой-то смысл дальнейшего существования. И такое решение проблемы могло ей прийти лишь после изрядно выпитого. Она подошла к Чаку, положила на его плечо свою лёгкую ладошку и попросила повернуться. Гость не раздумывая обернулся и Китти прислонила его губы к своим и нежно поцеловала. Этот поцелуй длился всего пару секунд, но он словно молот ударил Чака по голове, встряхнув его застоявшиеся мозги. Забытый и приятный вкус девичьих губ одурманил его голову сильнее всякого алкоголя и тот упал от неожиданности на стул и замер.
– Что это было? – проговорил Чак не сводя глаз с девушки.
– Это называется поцелуй.
– Я знаю, как это называется, но зачем?
– Чтоб ты знал, что в жизни есть приятные стороны, при следующей нашей встрече, если ты не потеряешь интерес к жизни, то заработаешь ещё один, а теперь подымайся, нам действительно пора ехать.
Если бы тело не сковывала усталость и недосып, а мозг мог бы мыслить трезво, то Чак сейчас замучил бы себя размышлениями и догадками, но сейчас он был просто удивлён и хотел спать. Ему очень хотелось поговорить с Китти о глупости и ненужности этого поцелуя и страх того, что Маунд узнает о его визите и сотрёт его в порошок, также витал в закоулках его разума, но сон был сильнее всего. Он хотел спать, хотя и понимал, что вряд ли увидит Китти вновь.
Они вышли на улицу, в лицо ударила утренняя свежесть, она была как стакан воды, после долгой жажды, нежна и приятна. Чак сделал глубокий вдох, наполнив лёгкие свежим воздухом, почувствовал, как действие алкоголя перебороло эффект рикетола. Он начал проваливаться в сон, будто в тёмную, мутную воду, разум работал отрывисто и понять происходящее вокруг становилось сложно. Китти же, не смотря на то, что также была в сонном состоянии, держалась. В утреннем сумраке загудел мотор, перед выпившими появился один из штабных автомобилей, серый внедорожник на массивных колёсах. Его крыша была опущена и сквозь пелену опьянения и сна, Китти тут же узнала водителя. Это был молодой, ворчливый сержант, его редко садили за руль в виду неопытности и занудного характера, но в эту ночь дежурил именно он. Девушка не могла вспомнить как его зовут, в голову шли разные варианты: Кель, Пель,