Это именно она принесла тебе записи этой не-музыки.
― Просто послушай.
Тебе казалось, что Девка чуть ли не полюбила тебя. Лишь значительно позже ты услышал это определение: ведущий офицер.
Ты повернулся к настенному монитору, когда во второй раз она начала читать с короткой распечатки твое столь гадким образом подсмотренное стихотворение. А на мониторе все продолжался балет абстрактных форм. Наименования тематических контекстов высвечивались в верхнем поле, это называлось «сужающейся интерпретацией». Балет в неэвклидовых пространствах, символика движения в пространствах с отрицательной кривизной, философия смерти в расщепленном времени. Тебе запретили читать книги и смотреть обычные, голливудские фильмы. В Школе время никак не расщеплялось, оно все время текло вперед, а ты ― в его потоке.
― …меня вообще слышишь, Пуньо?
Это было уже после первой операции.
― Я слышу твою кровь, слышу хаос твоих мыслей.
― Ты устал? Мы можем несколько притормозить. Что-то доставляет тебе больше трудностей? Только дай знать. Ты же знаешь. Все это для тебя. Мы. Я. Я жду. Если только… Что, Пуньо? Переводишь? Что это за язык?
― Язык.
― Ну почему ты ведешь себя так? Это невежливо, я с тобой разговариваю. Каждое слово приходится из тебя вытягивать. Ты невежлив, Пуньо, и учителя тоже жаловались. Как могут они тебе помочь, если не знают, понял ты тему или нет. Я тебя не понимаю, Пуньо.
Хоть раз она сказала правду. Ты выключил монитор и повернулся к Девке. Ты не смотрел людям в глаза, посему на этот раз она удивилась еще сильнее. Даже подняла брови в этом своем немом изумлении, в вопросе в ответ на вопрос.
― Скажи мне кое-что.
― Что? — наморщила она брови.
― Скажи кое-что.
Видно, каким-то образом она предчувствовала несчастье.
― Успокойся, Пуньо.
― Скажи мне кое-что!
― Но я же все время с тобой разговариваю. Успо…
― СКАЖИ ЧТО-ТО! НУ, СКАЖИ!
Она схватилась с места, крикнула в пространство:
― Истерия! VG-10, десять кубиков! Быстро!
Ты все еще орал на нее, как сквозь неожиданно распахнувшиеся двери в средину вскочили санитар и врач с инъектором в руке. Девка отодвинулась, ты отпрыгнул в угол. Листок с распечаткой упал на пол.
Тебя в мгновение ока схватили и профессионально обездвижили. Дисперсный пистолет у плеча. Ты вопил им прямо в лица, оглушая самого себя:
― Скажите что-то! ― Только сила была на их стороне. Тебе хотелось их всех убить, особенно Девку. Девку первую. Твоя ненависть не знает срединных состояний. Но ведь убиваешь не в ненависти. На твоей стороне страх.
ВКУС СМЕРТИ
Страх был на твоей стороне, но на стороне Милого Джейка были стены, решетки и замки. Прежде всего, сказал ты себе, нужно помнить, что у меня еще есть время: еще были живы двое мальчишек, которые пребывали у Джейка дольше, чем ты. Пока что еще не твоя очередь. Можно подумать. Что вовсе не означает, будто бы можно не бояться. Это опасно; страх всегда на стороне более слабых, это их единственное надежное оружие, так что не отбрасывай его поспешно.
Весь подвал и часть первого этажа, все окна двойные, плотно зарешеченные, все двери с электронными замками, усиленные стальными стержнями; никакого телефона, никаких соединений с внешним миром. Очевидная идея вызвать пожар была тотчас отброшена после ознакомления с надежностью сложной системы автоматических распылителей, за которую Джейку пришлось выложить кругленькую сумму; Джейк вовсе не относился к вам легкомысленно; в любом случае, он не был любителем, поскольку жил этой деятельностью много лет. Нужно лишь спокойно все обдумать, а способ найдется.
А потом исчез Гордо. Перед тобой остался один Пасмуркян. Но это уже никакого значения не имело. Джейк перестал полагаться на хронологию: Пасмуркян находился в его конюшне дольше, чем Гордо. Так что следующим с той же долей вероятности мог оказаться и ты. Тебе пришло в голову, а не прокрутить ли другим эти забытые Джейком подвальные кассеты с записью смерти, но пришел к выводу, что они не смогли бы удержать этого в тайне, каким-то образом выдали бы себя, и Джейк опередил бы ваш ход, прибив всех из чистой предосторожности. Что ни говори, Джейк глупцом не был и рисковать не хотел.
А время шло. Теперь уже каждая съемка могла оказаться последней. Милый Джейк вытаскивал тебя в машину, а ты молился жестоким богам, чтобы на этот раз это еще не наступило. Один раз ты попытался смыться из машины, но он схватил тебя уже в паре метров.
Постепенно становилось очевидным, что выход только один. Ты решился на него, поскольку не решиться уже просто не мог. Твои решения, те самые важные, ты почти всегда принимал в атмосфере отчаяния. Ты всегда жил под принуждением.
Двери, те двери, которые отделяли вашу часть дома от части Майка, выходили в прихожую рядом с лестницей, ведущей в подвал. Открывались они вовнутрь, за ними был коридор, тянущийся вплоть до входной двери; ты знал об этом, потому что именно через них вас заводил Джейк. Он же посещал вас, чтобы принести еду (иногда это делала Холли) или же выбрать на вечер какую-нибудь из девчонок, дело в том, что Холли терпеть не могла в его постели мальчиков — по этому вопросу между ними вспыхнул огромный скандал, еще перед твоим прибытием, когда она застала с Джейком Гуйо; досталось тогда, мир его памяти, Гуйо так, что мало не покажется, но зато потом Джейк хоть с этим к вам не приставал. А вот девочек Холли любила — они были свеженькими и не слишком языкатыми.
Ты садился на этой лестнице и ждал. После заката, когда остальные дети уже спали или как раз проваливались в сонный рай, в доме царила чуть ли не церковная тишина, отзвуки из другого крыла здания сквозь толстые стены не проходили: это была старая, очень старая вилла. Ты ожидал в тени крутой лестницы, в тишине собственного страха, в нервной скуке затягивающегося стресса. Когда на пятый вечер… дверь открылась. Случай хотел, чтобы это была Холли. Она сама пришла выбрать малышку, и для тебя это тоже было удачей.
Она успела крикнуть, только крик был тихим. Ты бросился ей под ноги, схватил под колени и потянул вниз; она была в летнем платье, ну а ты это платье разодрал: в твоей руке остался кусок голубой хлопчатобумажной ткани в желтые цветочки. Холли падала вниз словно брошенная кукла. Все произошло очень быстро; на видео сбрасываемые с лестничных клеток люди падали дольше, но в настоящей жизни все банальное и сенсационное проходит в одинаковом темпе.
Ты сбежал вниз, склонился над ней; она стонала что-то непонятное, лапала вокруг дрожащими руками, пыталась подняться, без особой уверенности и осознания, по меньшей мере, она до сих пор еще была оглушена. По твоим карманам были рассованы различные подручные орудия убийства; ты вынул шариковую ручку и — схватив женщину за нос, чтобы зафиксировать ее переваливающуюся из стороны в сторону голову — сунул ее до упора сначала в ее левый, а потом в правый глаз; ручка выходила с трудом, облепленная какой-то кроваво-серой мазью. Холли перестала шевелиться и стонать уже после первого глаза, но ты действовал методично: если бы отступил хоть на шаг от клятвенно принятого после ночного перепуга постановления — твоя кажущаяся решительность наверняка бы рассыпалась прахом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});