Подобного рода информаций от особых отделов исходило немало, однако военные власти порой обвиняли чекистов в преувеличении опасности. Когда же наступали негативные последствия в виде взрывов, пожаров и т. д., то командование настаивало на версии о диверсионных и вредительских акциях разведок противника и на умышленных действиях антисоветских элементов. Но в итоге расследования чекисты устанавливали преступную халатность персонала и командования складов, аэродромов и других охраняемых объектов. Такое разночтение выявилось, к примеру, при изучении обстоятельств взрыва складов мобилизационных запасов по линии артиллерии в 1922 г. Кстати говоря, в тот период командующим войсками СКВО был К. Ворошилов[1012].
Аналогичная ситуация наблюдалась при взрыве артиллерийских складов в Рыбинске в апреле 1925 г. Теперь К. Ворошилов уже руководил войсками МВО и лично организовал расследование, откомандировав на место происшествия своего помощника Г. Базилевича и помполита А. Булина. Посланцы командующего пришли к выводу об умышленном поджоге, т. е. диверсии[1013].
К мнению военных априори (хотя и не имея данных о ходе чекистского расследования) присоединился председатель ВСНХ и ОГПУ Ф. Дзержинский. «Для меня не подлежит сомнению, — писал он зампреду ОГПУ Г. Ягоде, — что это шпионская работа…»[1014]
Однако доказать факт диверсии не удалось. Скорее всего, имела место преступная халатность персонала. Председатель ОГПУ, несомненно, был прав в одном: следовало образовать при РВС СССР ударную тройку и в спешном порядке проверить состояние всех складов мобилизационных и текущих запасов вооружения и боеприпасов.
Помощнику начальника Особого отдела ОГПУ Р. Пиляру он приказал категорически настаивать перед военными властями на спешном учреждении ударной тройки при РВС СССР и заслушать на ней ответственных за склады лиц. А через несколько дней (25 апреля 1925 г.) Ф. Дзержинский направил записку заместителю председателя РВС СССР И. Уншлихту следующего содержания: «При сем (направляю — A. З.) обращение ко мне властей Татарстана по поводу положения артскладов. Я опасаюсь, что, если не будут приняты реальные и срочные меры, нашим врагам будет стоить пары пустяков взорвать их нам и в корне подорвать нашу оборону Мне кажется, что положение настолько серьезное, что необходимы самые серьезные меры со стороны РВС Республики»[1015].
В этот же день председатель ОГПУ еще раз обращается к Г. Ягоде, заявляя о катастрофическом положении артскладов, и требует от особого отдела ОГПУ самым подробным образом информировать РВС СССР об имеющихся оперативных материалах по данному вопросу Зная предыдущую реакцию военного ведомства на подобного рода доклады, Ф. Дзержинский советовал: «В случае безнадежности в этом направлении необходимо обратиться лично к Рыкову (председателю Совнаркома — A. З.), как к председателю Комиссии Политбюро по обороне. Прошу Вас Рыкову во всяком случае сообщить об опасности лишиться складов и артимущества»[1016].
Не лучше обстояло дело и в военно-воздушных силах. Из-за пожаров на аэродромах в 1920-е годы было уничтожено и повреждено большое количество авиатехники. Вопиющий случай имел место в мае 1930 г. Тогда в результате пожара в ангаре на аэродроме под Новочеркасском полностью сгорели 20 самолетов Р-1. К. Ворошилов, теперь уже нарком по военным делам, написал Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) И. Сталину: «Даже по первому донесению напрашивается предположение (а у меня уверенность), что здесь налицо диверсия…»[1017]
Он просил о незамедлительной отправке в Новочеркасск специальной комиссии от УВВС РККА и ОГПУ. Реакция на письмо последовала незамедлительно. Особый отдел и КРО ПП ОГПУ по СКК и СКВО завели разработку под условным названием «Дым» и параллельно со следствием проводили агентурно-оперативную работу по выявлению реальных причин пожара. В Ростов-на-Дону и далее в Новочеркасск вылетели заместитель начальника КРО Р. Пиляр и начальник 4-го (авиационного) отделения особого отдела ОГПУ С. Пинталь[1018].
Они уже знали мнение К. Ворошилова, но имели информацию и об очковтирательстве в ходе инспектирования комиссией УВВС во главе с помощником начальника 1-го Управления ВВС РККА В. Хрининым. Указанная комиссия не выявила, как уверял К. Ворошилова заместитель начальника УВВС Я. Алкснис, никаких серьезных нарушений в 13-й авиабригаде, которой принадлежали сгоревшие самолеты[1019].
Несмотря на то что уже шел 1930 г., когда один за другим вскрывались «вредительские» дела, сотрудники ОГПУ не обнаружили вражеской руки в уничтожении самолетов, но констатировали «систематическое преступно-халатное отношение» со стороны самих авиаторов к противопожарным мерам. По результатам следствия было арестовано 20 человек[1020].
Чекисты принимали участие в проверках хранения мобилизационных запасов, проводимых Штабом РККА и окружным командованием, причем в целом ряде случаев сами проверки были инициированы органами госбезопасности на основе уже имевшихся агентурных материалов.
В апреле 1928 г. ОГПУ направило в ЦК ВКП(б) и в Реввоенсовет СССР записку о критическом состоянии мобилизационных запасов подвижного состава на железных дорогах, особо отметив, что непринятие решительных мер приведет к срыву воинских перевозок. Не дождавшись реакции на свой доклад, Г. Ягода решил обратиться лично к Генеральному секретарю И. Сталину. Изложенные чекистами сведения оказали должное воздействие на руководителя партии и страны, поскольку выводы ОГПУ основывались не только на оперативной информации, но и на подтверждавших ее заключениях технической экспертизы, которую по просьбе чекистов провели крупные инженеры транспорта, а также на актах обследования подвижного состава.
В тексте докладной записки отмечалась, к примеру, непригодность к эксплуатации 25 % мобилизационного запаса паровозов. «Чрезвычайно показателен, — писал Г. Ягода, — также и тот факт, что Моск. Бел. Балтийская жд, являющаяся по плану Военведа самой важной по переброске войск, показала наихудшее состояние холодного запаса, а именно: из общего числа паровозов мобилизационного запаса — 65 паровозов, исправными оказались всего лишь 2 паровоза»[1021].
А ведь за неделю до чекистской ревизии аналогичную работу провел инспектор НКПС, однако не обнаружил ничего катастрофического.
С согласия наркома транспорта Я. Рудзутака ОГПУ осуществило проверку и резервного парка, установив при этом, что если в 1925 г. было 6924 единицы техники, то на 1 мая 1928 г. осталось только 2200, из которых 1000 подлежала сдаче на лом[1022].
Таким образом, вырисовывалась критическая ситуация, когда на основе фальсифицированной статистики НКПС 3-е Управление Штаба РККА составляло абсолютно нереальный мобилизационный план воинских перевозок. Руководящие работники этого управления знали о многих недостатках, реально представляли ситуацию, но не били тревогу.
Ознакомившись с докладом ОГПУ, И. Сталин написал записку всем членам и кандидатам в члены Политбюро, секретарям ЦК ВКП(б), членам президиума ЦКК, в которой указал на особую важность поднятого вопроса с точки зрения обороны страны[1023].
Генсек согласился с мнением Я. Рудзутака, давшего санкцию ОГПУ на арест ряда железнодорожных специалистов. Одновременно чекисты завели разработку на руководителей 3-го Управления Штаба РККА по подозрению во вредительстве. В августе 1930 г. нарком по военным и морским делам К. Ворошилов санкционировал арест группы военнослужащих. В докладной записке на имя И. Сталина и Г. Орджоникидзе ОГПУ сообщало, что «вредительскую» группу в органах ВОСО возглавлял начальник 1-го сектора (планирование воинских перевозок) 3-го управления бывший Генерального штаба генерал-майор В. Серебренников[1024].
Он проходил и по материалам агентурно-следственного дела «Весна» как военспец, непримиримо настроенный к большевикам. Характерно, что он и не скрывал своих взглядов. Заполняя анкету арестованного, В. Серебренников в графе «Политические убеждения» собственноручно написал: «Монархических убеждений»[1025]. Отметим: это было в первый день после его задержания, когда никаких морально-психологических и физических мер к нему не применялось. В ходе следствия В. Серебренников признал серьезные упущения и ошибки в мобилизационном планировании по линии ВОСО, рассказал об отрицательном отношении к Советской власти ряда сотрудников 3-го управления из числа бывших офицеров и их надеждах на падение этой власти в результате восстания народных масс и интервенции.
С учетом действовавшего законодательства и политических установок В. Серебренников и еще 6 человек были признаны виновными во вредительстве. По материалам следствия их вредительская деятельность заключалась в следующем: 1. В составлении заведомо нереального плана перевозок по мобварианту № 8 и № 10; 2. В полном отсутствии разработки вопроса развития железных дорог в интересах РККА; 3. В расчетах пропускной способности узловых станций без учета возможного воздействия авиации противника и т. д.[1026]