Читать интересную книгу Семейство Доддов за границей - Чарльз Ливер

— Джемима, какъ называется эта деревня? Не та ли это, о которой сказано въ «Путеводителѣ», что плоды, въ ней растущіе, смертельно вредны иностранцамъ?

— Я не знаю, поищу однако въ книгѣ. Не успѣла я договорить этихъ словъ, какъ онъ страшно закричалъ:

— Пропалъ я! Смерть моя! смерть моя! умираю!

Всю ночь онъ промучился. Лордъ Джорджъ поскакалъ на разсвѣтѣ за докторомъ въ Миланъ и привезъ его къ вечеру. Токарь сказалъ, что черезъ полчаса всякая помощь была бы напрасна. Онъ выпустилъ изъ К. Дж. съ полведра крови, если не больше; потому-что, по новой лекарской системѣ, всѣ наши страданія происходятъ отъ крови. К. Дж. успокоился, благодаря ему, но очень ослабѣлъ, и теперь смиренъ какъ младенецъ. Его узнать нельзя, Молли; даже голосъ измѣнился. Кери не отходить отъ его постели. Иногда онъ даже забывается отъ слабости. Такъ, вчера, онъ принялъ лорда Джорджа за Джемса и началъ предостерегать сына отъ лорда:

«Остерегайся его, милый дружокъ мой Джемсъ: еслибъ равные не выгнали его изъ своего общества, онъ не сталъ бы таскаться за нами. Повѣрь мнѣ, милый, онъ ненадежный человѣкъ и какъ бы я радъ былъ отвязаться отъ него…»

Лордъ Джорджъ показалъ видъ, что не понимаетъ и хотѣлъ замять разговоръ, заговоривъ что-то о парламентѣ; но К. Дж. продолжалъ: «Вотъ мой милый, вѣдь кажется и по дѣлу о разводѣ Палата Лордовъ нашла, что онъ виноватъ».

«Онъ бредитъ», сказалъ лордъ и далъ намъ знакъ уйдти изъ комнаты, оставивъ съ нимъ одну Кери. Въ-самомъ-дѣлѣ, бѣдный К. Дж. говорилъ совершено-непонятно. Каролина умѣетъ за нимъ ухаживать. Хорошо, по-крайней-мѣрѣ, что, при недостаткѣ другихъ достоинствъ, отличается она хотя этимъ.

Вы не можете вообразить себѣ, милая Молли, какая тоска жить здѣсь. Вотъ ужь три недѣли, у меня не высыхаютъ глаза отъ слезъ. Бетти Коббъ тоже плачетъ: у ней свое горе: гадкій уродъ, за котораго она вышла, бѣжалъ, обобравъ у ней всѣ деньги, серьги, даже, платья. Горничная Мери Анны говоритъ, что у него дома есть жена. Прекрасную партію составила Бетти!

Не знаю, сколько времени прійдется намъ жить въ этомъ несносномъ мѣстѣ. Докторъ думаетъ, что выздоровленіе К. Дж. можетъ продлиться на нѣсколько недѣль. Мы даже опасаемся, что голова у него навѣкъ останется въ затмѣніи. Такъ, напримѣръ, вчера мы думали, что онъ дремлетъ; но онъ открылъ одинъ глазъ и попросилъ Кери приподнять стору, чтобъ видно было въ окно. Долго смотрѣлъ онъ на озеро, подходящее къ самому дому, и сталъ улыбаться. «Что онъ думаетъ?» сказала я шопотомъ; но онъ услышалъ и сказалъ: «Вотъ что я думалъ, Джемима: я думалъ, что это озеро хорошее убѣжище отъ тюрьмы». Тутъ я увидѣла, что его забвеніе прошло и прежній разсудокъ возвратился къ нему.

Вотъ, милая Молли, вѣрный разсказъ о нашей бѣдственной жизни. Пожалѣйте о вашей Джемимѣ. Кери идетъ на полчаса гулять по террасѣ. К. Дж., не заботясь ни о комъ изъ насъ, посылаетъ ее каждый вечеръ гулять, и я должна занять ея мѣсто на это время. Тоскуя и скучая, остаюсь

ваша навсегда

Джемима Доддъ.

ПИСЬМО XIII

Миссъ Мери Анна Доддъ къ миссъ Дулэнъ, въ Боллидулэнъ.

Villa della Fontana. Сото.

Забыть тебя… нѣтъ, моя несравненная Китти! Какъ могла ты написать такія жестокія слова? Забыть тебя, значитъ забыть о свѣтлыхъ дняхъ дѣтства, о драгоцѣнныхъ воспоминаніяхъ юности, о первыхъ волненіяхъ сердца, раскрывающагося невѣдомымъ дотолѣ ощущеніямъ, о томъ времени, когда мечты становятся дѣйствительностью. Причиною моего молчанія была тяжелая, можно сказать, опасная болѣзнь папа, возбуждавшая въ насъ даже опасенія за его жизнь. Только въ послѣднее время могла я отдохнуть душою и предаться наслажденію безпечности. Теперь онъ каждый день на два или на три часа встаетъ съ постели, можетъ кушать легкія блюда, даже принимать участіе въ разговорѣ; мы еще должны беречь его слабое здоровье, но съ каждымъ днемъ онъ замѣтно чувствуетъ себя лучше; онъ уже начинаетъ смѣяться, становится похожъ на себя.

Теперь ты видишь, почему я могла забыть о перепискѣ съ тобою, милая Китти. Я была такъ занята одной мыслью — о здоровьѣ папа, что даже не помню, писала ль тебѣ изъ Италіи и говорила ль о нашей восхитительной виллѣ. Она построена на мысѣ острова Комо, и принадлежитъ князю Бельджіано, владѣнія котораго такъ огромны, что онъ платитъ правительству однихъ налоговъ съ земли до мильйона франковъ, какъ слышала я отъ лорда Джорджа, которому, по дружбѣ, онъ согласился отдать въ наймы эту виллу, одну изъ прекраснѣйшихъ на всемъ озерѣ. Вообрази, Китти, великолѣпный мраморный фасадъ, съ дорическимъ портикомъ, отражающійся въ водѣ, которая омываетъ ступени крыльца. За виллою снѣговая гора; вилла осѣнена померанцевыми, лимонными, оливковыми деревьями, дикими кактусами, виноградными лозами, величественными кедрами; воздухъ наполненъ благоуханіемъ. Не только природа окружаетъ насъ картиною дивнаго своего богатства, чудной красоты; не только горы и холмы, лѣса и вода соединяются въ гармонически-прелестныхъ очертаніяхъ: самая атмосфера наполняетъ здѣсь грудь мою какимъ-то страстнымъ восторгомъ, котораго не знаютъ жители Сѣвера. Самый языкъ звучитъ магическою мелодіею: пѣсня гондольера, фонарь рыбака, скользящій ночью но темной синевѣ озера — все говоритъ здѣсь: Италія! Италія! дивная, несравненная страна! страна страстной, мелодической пѣсни, земля поэзіи, земля любви!

Ахъ, милая Китти, какъ восхитительны прелестныя ночи на террасѣ, гдѣ, слѣдя взоромъ за падающими звѣздами, прислушиваясь къ нѣжнымъ звукамъ далекой мелодіи, мы сидимъ, тихо нашептывая другъ другу свои чувства! Какъ тогда бьется сердце въ тактъ съ плескомъ озера о скалы прибрежья! Какъ восхищенъ духъ упоительною сценою итальянской ночи! Лордъ Джорджъ восхитителенъ; въ Италіи все существо его обновилось, оживилось. О! вы не знаете въ туманной-Англіи, что такое молодость, что такое жизнь. За Альпами, тамъ, на холодномъ Сѣверѣ, онъ былъ похожъ на этихъ людей, у которыхъ разсчитаны всѣ движенія. Но какія сокровища скрывались въ этой бурной груди подъ корою условныхъ фразъ и чувствъ! Какъ страстенъ, какъ откровененъ здѣсь онъ! Онъ разсказалъ мнѣ всю свою жизнь. Молодость его прошла въ Оксфордѣ, среди оргій и блестящихъ ученыхъ тріумфовъ; потомъ онъ былъ гусаромъ, сталъ членомъ парламента и покрылъ себя безсмертною славою на политическомъ поприщѣ. Но для меня было странно, Китти, что даже въ эти минуты безграничной откровенности онъ не касался воспоминаніемъ несчастныхъ узъ, убившихъ его жизнь; однажды, мнѣ казалось, онъ былъ близокъ къ тяжелому признанію; оно трепетало на его устахъ; но онъ только вздохнулъ, тяжело вздохнулъ и сказалъ: «Остается разсказать еще эпизодъ моей жизни самый печальный, самый ужасный эпизодъ ея… но я не въ силахъ говорить о немъ теперь». Мое сердце сильно билось; но онъ былъ погруженъ въ свою печаль. Наконецъ онъ прервалъ долгое молчаніе, пламенно прижалъ мою руку къ своимъ губамъ и вскричалъ: «А когда пріидетъ время говорить о томъ, прійдетъ мнѣ съ нимъ вмѣстѣ часъ повергнуть къ ногамъ вашимъ имя и богатство моё, назвать васъ нѣжнѣйшимъ изъ всѣхъ именъ, именемъ…» Вообрази же, Китти, что въ эту самую минуту, когда рѣшительное признаніе было почти высказано, въ этотъ самый мигъ сестра моя, незнающая деликатности въ подобныхъ случаяхъ, подошла къ намъ, спрашивая у меня, гдѣ лимоны, нужные для лимонада папа! Я никогда не прощу ей этого безчувственнаго поступка. Оправданіе, которое она потомъ придумала, еще болѣе увеличиваетъ вину ея. Вообрази, когда мы пришли въ мою комнату, она сказала:

— Я была увѣрена, что тебѣ будетъ очень-пріятенъ случай избавиться отъ этого скучнаго лорда Тайвертона.

О, Китти, еслибъ ты видѣла, еслибъ ты слышала того, о комъ она такъ выражалась! Но я только сказала ей:

— Такое замѣчаніе свидѣтельствуетъ о необыкновенной вашей проницательности; вы, Кери, первая открыли, что лордъ Тайвертонъ скучный человѣкъ.

— Я хотѣла только сказать, что его вѣчные толки о себѣ салонъ наконецъ должны наскучить, и что занимательнѣйшій человѣкъ въ мірѣ будетъ болѣе интересенъ, если иногда будетъ говорить о чемъ-нибудь, кромѣ себя…

— Какъ, напримѣръ, капитанъ Моррисъ, рѣзко сказала я.

— Пожалуй, сказала она, улыбаясь: — капитанъ Моррисъ даже совершенно не говоритъ о себѣ. Съ этими словами она вышла изъ комнаты.

Замѣчаніе Кери объясняется тѣмъ, что она завидуетъ высокому положенію, какое занимаетъ въ свѣтѣ лордъ Джорджъ. Она понимаетъ, какъ жалокъ ея капитанъ передъ нимъ; а чувство это неочень-пріятно. Впрочемъ, она должна знать, что я готова сдѣлать все, зависящее отъ меня, чтобъ уменьшить бездну, раздѣляющую этихъ двухъ людей; но видитъ также, что уничтожить ее выше моихъ силъ; но ужь это не моя вина.

Ты отдаешь справедливость моему сердцу, Китти, выражая свою увѣренность въ томъ, что я желаю всякаго счастія доктору Бельтону; я желаю ему успѣховъ на новомъ поприщѣ дѣятельности. Но мое знаніе свѣта и жизни увѣряетъ меня, что лучше было бъ ему остаться въ той скромной сферѣ, которая такъ соотвѣтствуетъ его талантамъ. Ты говоришь мнѣ, что въ Дублинѣ онъ имѣлъ счастіе на одномъ обѣдѣ познакомиться съ графомъ Дервудомъ, нашимъ посланникомъ въ Испаніи, который былъ такъ пораженъ его дарованіями, знаніями и скромностью, что предложилъ ему быть медикомъ при посольствѣ, и что докторъ Б. принялъ это предложеніе. Конечно, оно очень-лестно; но разсказъ твой совершенно-невѣроятенъ. Позволь тебѣ сказать, что, по всей вѣроятности Б. обязанъ своимъ счастіемъ единственно вліянію лорда Тайвертона графъ Дервудъ его дядя. Если даже допустить, что графъ и ничтожный деревенскій докторъ встрѣтились за обѣдомъ (что вовсе неправдоподобно), то вѣроятно ли, чтобъ завязался между ними разговоръ? А если даже и сказалъ ему графъ что-нибудь, то развѣ два-три бѣглыя слова о холерѣ, или что-нибудь подобное, и заговорилъ съ другими собесѣдниками, не дожидаясь его отвѣта. Согласись, что тутъ некогда и не въ чемъ было Б. обнаружить свои достоинства. Я прямо спрашивала объ этомъ лорда Дж.; сначала онъ не хотѣлъ признаться, но потомъ, улыбаясь, сказалъ: «Что жь, вѣдь съ моей стороны было очень-ловкою продѣлкою удалить доктора въ Испанію; вѣдь онъ былъ встарину вашимъ обожателемъ — не правда ли?»