– Впереди большая группа юнкерсов, направляются на юго-восток, – передала она по радио на командный пункт.
– Они летят не к нам, а на территорию Империи, – раздался ответ. – Возвращайтесь на базу.
«И что с того, что не к нам?» – возмутилась Надя и, вместо того, чтобы немедленно выполнить приказ, поднялась выше, пытаясь рассмотреть, куда так спешили немецкие бомбардировщики.
А спешили они к огромной колонне беженцев – там, далеко впереди шла эвакуация мирного населения из приграничных районов, и по дорогам тянулись длинные вереницы людей, телег и машин.
Надя до боли прикусила губу.
«Ну, давайте, давайте же!» – мысленно подбадривала она невидимую имперскую авиацию. Должны же они были заметить вражеские бомбардировщики! Должны были поднять тревогу! Вот сейчас появятся самолеты…
Но самолетов все не было.
А колонна беженцев полностью беззащитна – ни зениток, ни артиллерийских орудий для заградительного огня.
– Впереди проходит эвакуация мирного населения; бомбардировщики направляются прямо на них. Разрешите вступить в бой, – снова передала она на командный пункт.
– Это территория империи. Возвращайтесь на базу, – немедленно отозвалось радио.
Тем временем немецкие бомбардировщики достигли колонны беженцев и сбросили первые бомбы. На земле начался хаос.
И Надя больше не раздумывала. Круто бросив самолет вперед и вниз, она рванула на перехват разворачивающимся на повторный заход юнкерсам.
Надя даже не задалась вопросом, последуют ли за ней остальные самолеты или все-таки послушаются приказа командования. Но когда она бросила быстрый взгляд через плечо, то увидела, что на хвосте у нее висели Лиза с Натальей, за ними пристроился Василевский, очень рьяно взявшийся в последнее время изучать летное дело, а позади него держались оставшиеся два самолета отряда.
Немецких бомбардировщиков было слишком много для шести маленьких штурмовиков. И все-таки, отчаянно маневрируя, они смогли нарушить вражеский строй и отвлекали юнкерсов до тех пор, пока те не вынуждены были бесцельно сбросить весь бомбовый груз.
А потом, легкие и стремительные без бомбового веса, юнкерсы жадно набросились на помешавшие им самолеты.
В воздушном бою, подобном этому, Наде сражаться еще не приходилось. Немецкие бомбардировщики были повсюду. Садясь на хвост одному, она видела, что ей на хвост пристраивается другой, а за ним и третий. Выворачивая из отчаянного штопора, она обнаруживала, что ее уже поджидают на выходе другие.
Кажется, она подбила один. Потом еще один. А, может, и не она.
Перепуганный Гриша Василевский развернулся и полетел прочь – видимо, первый настоящий бой оказался для газетного героя слишком страшным.
Перестал стрелять один из штурмовиков их отряда. Надя не сразу поняла, что он просто растратил весь боезапас, и теперь ему оставалось только уходить от немецких атак – ответить было нечем.
Ожило радио, и пилот еще одного самолета выкрикнул: «Пробит бензобак, у меня кончается горючее!» И стремительно полетел вниз, отчаянно пытаясь выровнять непослушную машину и приземлить ее на безопасном для беженцев расстоянии. А позади, словно хищный ястреб, его преследовал немецкий бомбардировщик.
Внезапно воздух рядом с Надиным самолетом прошил беспорядочный веер трасссеров, а миг спустя мимо нее, едва не задев крылом, пронесся Гриша Василевский. Он безостановочно палил из пулемета и отчаянно, во все горло кричал. Надя увидела, что на Лизин штурмовик пикировал юнкерс. Он зашел на атаку с верхнего разворота, и потому Лиза его не видела. Но видел Гриша – и спешил Лизе на помощь.
Краем глаза Надя заметила сбоку густой дым – и вскрикнула. Дым валил из крыла Натальиного штурмовика. Черный, чадящий, он означал, что самолет продержится в воздухе еще от силы пару минут.
Знала это и Наталья. Знала и то, что не сможет безопасно приземлить подбитую машину. Круто развернулась – и повела самолет прямо на преследующего ее юнкерса с хищным красным ястребом на крыле.
Надя почувствовала, как мир на секунду замер, из ее груди вырвался беззвучный крик.
Натальин самолет врубился в юнкерс, и грудой горящего металла обе машины рухнули вниз.
* * *
Их арестовали сразу же по возвращении на аэродром.
Капитан Журавлев лично сопровождал Надю на гауптвахту и, закрывая дверь на замок, посмотрел на нее не столько с укоризной, сколько с облегчением, будто радовался, что она вернулась живой. В другое время Надю бы это окрылило – сдержанного, строгого капитана она очень уважала и, если уж быть с собой до конца честной, была в него немножко влюблена.
Но не сейчас. Сейчас ничего не имело значения.
Ни двое суток, проведенных на гауптвахте.
Ни приказ о наказании, который им начал зачитывать полковой политрук.
Ни будущее.
Перед глазами Нади стояли дымящиеся обломки Натальиного самолета, и, казалось, остальное просто потеряло смысл.
– За нарушение воинской дисциплины! – разносился над взлетным полем зычный голос полкового политрука, припечатывавший провинившихся каждым словом. – За невыполнение приказов командования! Назначить! В качестве наказания! Василевскому! Григорию Матвеевичу!
– Да пошли вы… со своими наказаниями! – неожиданно огрызнулся Гриша.
Стоявшая рядом с ним Лиза мягко тронула его за плечо, и тот, встретившись взглядом с девушкой, тут же взял себя в руки.
– Александровой! Надежде Дмитриевне! Назначить! – продолжал припечатывать политрук, но тут к нему стремительным шагом подошел капитан Журавлев – в неизменном кожаном летном плаще и с газетой в руках и, даже мельком не глянув на провинившихся пилотов, принялся что-то говорить.
Надя не слышала разговора Журавлева с политруком, но когда ветер пошевелил газетные листы, она увидела набранный крупными буквами заголовок на первой полосе: «Советы приходят на помощь Империи».
Что-то недовольно буркнув, политрук круто развернулся и зашагал прочь.
Капитан Журавлев подошел к провинившимся пилотам, остановился напротив них и сурово, чеканя каждое слово, сказал:
– Строгий выговор с занесением! Каждому! И чтобы впредь все приказы командования выполняли немедленно и беспрекословно!
– Так точно, товарищ капитан!
Лиза с Гришей пошли прочь; Надя заметила, что Гриша нерешительно взял Лизу за руку, а та подняла на него глаза и улыбнулась.
Надя переведя взгляд на своего командира. Он стоял напротив нее, как обычно, строгий и хмурый, в длинном кожаном летном плаще, и серые глаза его были холодными.
– Товарищ капитан, а почему нас все-таки отпустили? – нерешительно спросила она.
Капитан Журавлев несколько долгих мгновений смотрел на Надю, словно решая, отвечать или нет, а потом все-таки сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});