— Извиняюсь! — сказала я и поспешно захлопнула дверь. Я промчалась еще один пролет, нашла свою комнату и закрыла дверь. Я не могла забыть выражения лица этого мужчины. Изумление, но не шок. Спокойная улыбка Будды. Он совсем не был встревожен.
Так значит, бывают люди, которые встают в полдень, подрезают ногти и сидят голые в гостиничных номерах, совсем не считая каждый день концом света. Удивительно! Если кто-нибудь ворвался бы в мою комнату и обнаружил бы меня голой и стригущей ногти на ногах, я бы умерла от неожиданности. Или нет? Может быть, я сильнее, чем думаю.
Но я также и грязнее, чем думаю. Несмотря на слова Одена о том, что все люди любят запах своих пуков, мой запах начал оскорблять мои ноздри. Хотя у меня нет «тампакса», и ванная под большим вопросом, но я должна что-то сделать со своими волосами, которые свисают мягкими и жирными веревками. Кожа зудела так, как будто у меня завелись блохи. Все заново. Я уже мыла, по крайней мере, волосы, погружалась в духи, как душистые куртизанки Версаля, и теперь призадумалась. Куда мне направиться? На поиски Беннета? На поиски Адриана? На поиски «тампаксов»? Или на поиски Изадоры?
— Заткнись и помой голову, — сказала я. — Первое должно быть первым.
На счастье, у меня было много шампуня, и, хотя раковина была маленькой, а вода холодной, мытье головы заставило меня поверить, что я в порядке.
Часом позже я упаковалась, оделась, подкрасилась и обвязала шарфом мокрые волосы. Я надела солнечные очки, чтобы защититься от дурного глаза. Я соорудила другую импровизированную гигиеническую салфетку из туалетной бумаги и засунула ее под трусики. Это было не слишком удобное приспособление, но верное, и я была готова оплатить счет, утащить свой чемодан и встретиться с миром.
«Спасибо, Боже, за солнце», — подумала я, когда вышла на улицу. Я, как бывший друид, знала, что богов надо благодарить за маленькие милости. Я пережила ночь! Я даже спала! На минуту я позволила себе роскошную мысль, что все будет хорошо.
«Не думай, — сказала я себе. — Не думай, не анализируй и не беспокойся… Просто сконцентрируйся на том, чтобы добраться до Лондона и соединить себя. Просто пройди сквозь этот проклятый день.»
Я дотащила свой чемодан до аптеки, купила «тампакс» и отправилась снова в то кафе на площади Сен-Мишель, где была накануне. Я поставила чемодан рядом со столиком, а сама ушла в туалет, чтобы засунуть «тампакс». Я испытала секундный приступ беспокойства по поводу оставленного чемодана, а потом решила: черт с этим со всем. Это было как заклятие. Если чемодан окажется там, где я его оставила, когда я вернусь (соответственно нашпигованная «тампаксом»), тогда и все будет хорошо.
Так и было.
Я села около чемодана и заказала чашку капучино и бриошь. Был почти час дня, и я ощущала покой, почти эйфорию. Как немного нужно для счастья: открытая аптека, неукраденный чемодан, чашка капучино! Внезапно я прониклась всеми маленькими удовольствиями одиночества. Прекраснейший вкус кофе, солнечный свет, струящийся сверху, люди, застывшие на углу улицы, чтобы я могла ими повосхищаться. Казалось, что весь Латинский квартал заполнили американцы. Справа и слева я слышала разговоры о курсах, преподаваемых в Мичиганском университете и о губительности сна на пляжах Испании. Туристическая группа негритянок средних лет, в шляпах с цветами, двигалась по направлению к Сене и Нотр-Дам. Парочка американцев с малышами и покупками. «Пикассо, конечно, фетишировал на груди…» — сказал тощий оскар-уальдовский тип своему приятелю (который был упакован во все последнее от Кардена). Я представила его маленькие яйца в трусиках-бикини. Какая сцена! Как пилигримы Чосера. Жена Бэт — черная американская леди, совершающая паломничество к Нотр-Даму; Эсквайр — студент с нежным лицом и белой бородкой, несущий «Пророка»; Настоятельница — милая студентка-искусствоведка, только что из «Мисс Хьювитт», котильон, или два котильона, и Сара Лоуренс (одетая в грязные джинсы, чтобы скрыть свое аристократическое прошлое и фигуру); Похотливый Монах — адепт естественного образа жизни и долголетия на углу улицы; Монах — укутанный доверху поклонник сознания Кришны; и Мельник — бывший политический активист из Университета Чикаго, ныне распространяющий литературу французского женского общества осво… («Почему ты феминист?» — спросила я недавно паренька, который, как я знала, был очень горячим приверженцем движения. «Потому что это единственный, черт возьми, путь, чтобы сделать себе карьеру в наше время» — ответил он). Чосер был бы здесь как дома. Ничего такого, с чем бы он не справился.
Я почувствовала себя такой холодной и уравновешенной, что на минуту решилась порадоваться, прежде чем вернулся страх. Итак, беременной я не была, по крайней мере. Конечно, это печально — менструация это всегда немного печально — но это также начало нового. Мне дали другую возможность.
Я заказала еще кофе и продолжала разглядывать парад. Все эти невинные голубки за границей! Парочка целовалась на углу улицы, и я глядела на них, думая о Адриане. Они смотрели друг другу в глаза, как будто в них находился секрет жизни. А все любовники смотрят друг друга в глаза? Один — другому? Я подумала, что Адриан был моим ментальным двойником, и как все плохо с ним обернулось. Я ведь этого всегда хотела. Мужчина, дополняющий меня. Папагено к моей Папагене. Но, может быть, это была самая большая иллюзия из всех. Люди нас не дополняют. Мы сами себя дополняем. И если у нес нет сил, чтобы себя дополнить, то все поиски любви оборачиваются поисками саморазрушения; и тогда мы пытаемся убедить себя, что саморазрушение и есть любовь.
Я знала, что не поеду за Адрианом в Хэмпстед. Я знала, что не переверну свою жизнь ради великой, саморазрушающей страсти. Часть меня этого хочет, а другая часть презирает Изадору за то, что она не такая женщина, которая отдаст все за любовь. Но и притворяться не стоит. Я не такая, у меня нет тяги к полному самоуничтожению. Может быть, я никогда не была романтической героиней, но я осталась жива. И это все, что имеет значение в данный момент. Я уеду домой и буду писать Адриану. Я удержу его тем, что откажусь от него.
Правда, что я потеряла его неожиданно и отчаянно. Я глядела на целующуюся парочку и почти ощущала язык Адриана у себя во рту. И у меня появились все прочие банальные симптомы: мне показалось, что я вижу, как его машина пересекает улицу и, может быть, я даже подбегу, чтобы разглядеть номер. Я подумала, что вижу его затылок в кафе, и затем обнаружила, что вдруг уставилась на совершенно чужое лицо. Я вспомнила, на несколько странных минут, его запах, его смех, его шутки…