— Действительно нашли корабль! — подтвердил Карась радостно. — Только почему космический?
— А какой? — удивился академик.
— Поехали, — предложил Карась. — Сейчас покажем.
Батыев пошатнулся. Неужели даже Карась продаст?
Они спустились к подъезду. Академик задержался на секунду, с удивлением глядя на толпу людей, что рвались на огороженное пространство, громко конфликтуя с милиционерами.
— К кроссу готовимся, — быстро сказал Карась. — Сейчас старт будет. Бегом от инфаркта!
Машины не спеша добрались до пристани. Там стоял старый пароход, еще дореволюционный. Который год его собирались переделать под общежитие для туристов.
— Смотрите, — сказал Карась, подводя гостей к пароходу. — Он только на вид дряхлый. Мы нашли его, подняли со дна и теперь устроим здесь музей. Красиво? Хотите ознакомиться?
— Но нам сообщили, что космический. — пробормотал академик Вайнер.
— Если не секрет, кто сообщил? — быстро спросил Карась.
— Молодой человек, назвавшийся Александром Грубиным. Он привез письмо от профессора Минца. Кстати, мы хотим с ним поговорить.
— Ах, Грубин, Грубин, — вздохнул Карась. — Вечно он со своими розыгрышами. Хулиган.
— Хулиган, — согласился Батыев.
— Сам же провожал Минца в отпуск, — сказал Карась. — Позавчера. Отдыхает профессор.
Проводив до шоссе растерянных гостей, Батыев с Карасем победителями вернулись в город.
— Ну, спасибо, Карась, — сказал Батыев. — Помог ты мне.
— Себе тоже, — ответил Карась. — Мы с вами одной ниточкой повязаны. Если Чингисов увидит, что асфальта нет, обе головы полететь могут.
— Живем тихо, планы выполняем, культуру помаленьку развиваем, — произнес Батыев. — Зачем нездоровое внимание?
— Еще, не дай бог, — сказал Карась, — примчатся иностранные корреспонденты.
— И шпионы, — понизив голос, добавил Батыев. — Обязательно.
— Я так думаю, — предложил Карась, — когда проведем соревнование по домино, надо будет этот корабль все же вытащить, распилить или взорвать.
— Правильно говоришь, — согласился Батыев. — Пока он таится под площадью, мы с тобой сидим на бомбе замедленного действия.
Машина подъехала к площади.
На площади было неладно.
Уже громадная толпа кишела в ее центре. Точно огромные скомканные пласты копировальной бумаги, корежился на площади асфальт. Лопатами, кирками, а то и голыми руками население восстановило злополучную яму.
Открыв люк, Минц первым вошел в корабль. Там лежал в состоянии анабиоза вполне живой космонавт. Его перенесли в больницу и начали оживлять. И корабль на ночь заперли, чтобы никто не забрался внутрь.
Пока медицина возилась с космонавтом, на город опустилась летняя ночь. И никто не видел, как на площадь вышла массивная фигура Батыева. Он взял лопату и принялся засыпать яму.
Батыев работал до рассвета, но яма почти не уменьшалась.
Наступило утро, уже пошли на работу люди, местное радио передало второй бюллетень о состоянии здоровья пришельца, который раскрыл глаза и сказал всем спасибо. А Батыев все засыпал яму.
В девять часов к Батыеву присоединился Кобчиков из общего отдела. Он рассчитывал на повышение. Секретарша Людмила принесла Батыеву стакан чая с лимоном.
И тут на площадь въехала кавалькада машин во главе с товарищем Чингисовым.
Чингисов сидел на заднем сиденье и уже перекатывал пальцами в кармане горошину, с помощью которой проверял, хорошо ли заботятся о дорогах и площадях во вверенных ему городах и поселках. И что же он увидел? На центральной площади Великого Гусляра зияла яма с пятиэтажный дом, в которой лежала железяка гигантского размера. Возле ямы стоял Батыев и пил чай с лимоном.
Именно эта деталь более всего взбесила Чингисова — районный руководитель не только довел мостовые до жуткого состояния, но еще и цинично распивал чаи.
Все это Чингисов высказал Батыеву. И, не выслушав его объяснений, уехал.
Батыев уселся на краю ямы и первый раз в жизни заплакал.
А в больнице пришелец скушал чашку куриного бульона и сказал, что теперь положит жизнь, чтобы отблагодарить город.
Часть вторая
В кабинет осунувшегося Батыева вошел человек махонького роста с зеленоватым личиком.
— Я пришел, — сказал он, — от имени цивилизованной галактики высказать вам благодарность как отцу города за мое спасение.
— Садитесь, — сказал Батыев. — В ногах правды нет.
Батыев старался улыбаться, хотя улыбаться было не из-за чего — вот-вот в город должны нагрянуть корреспонденты и шпионы.
— Чем могу быть вам полезен? — спросил пришелец.
— Вас, наверное, тянет домой, — сказал Батыев. — К родным. Мы вас не задерживаем.
— Вы благородны, — ответил пришелец. — Но родные подождут. Они ждали восемьсот лет, и ничего с ними не случится.
— Но ваш корабль мешает движению, — сказал Батыев.
— Разумеется, — согласился пришелец. — Десять минут назад я его перенес на берег реки.
Батыев метнулся к окну.
И в самом деле — корабля не было. И ямы не было. И площадь была гладкой, хоть катай горошины. Только покрытие было не привычного асфальтового цвета, а розового, с жемчужным отливом.
Батыев ахнул.
— Если не возражаете, — сказал пришелец, — я могу сделать покрытие для всех улиц вашего города.
Он полез в карман своего сиреневого комбинезона и достал мешочек.
— Здесь, — сказал пришелец, — затравка. Достаточно разбавить ее в стакане воды — один грамм, не более, а потом вот из этого пульверизатора разбрызгать смесь по улице, мысленно представляя себе, какой ширины должно быть покрытие. И улица замощена.
— Ну, молодец! — восхитился Батыев. — Чаю хочешь?
— Чаю не хочу, пил у Минца. Какую улицу будем мостить?
— Погоди, — сказал Батыев. — Вызовем начстроя и решим.
— Слушай, Слабенко, — сказал Батыев начстрою. — Вот тут товарищ имеет предложение по поводу благоустройства.
— Знаю, — сказал Слабенко, кивая пришельцу. — Площадь-то замостил в рекордные сроки. Плохо только, что без разрешения.
— Слабенко, не будь бюрократом! Лучше планируй, как дальше работать. Чтобы город к завтрему был образцовым. А то приедут иностранцы — что увидят? Вы сколько у нас еще останетесь?
— Сколько надо, — ответил пришелец. — Но не связывайте мое пребывание с хозяйственными работами. Затравку я вам оставлю. И каждый сможет делать любые дороги и так далее.
— Что значит «так далее»? — насторожился Батыев.
— Можно дома строить…
— Какие дома?
— Любые, — сказал пришелец. — Берете затравку, смешиваете со стаканом воды, поливаете на землю и мысленно представляете, какой нужен дом. И он растет.
— А скобянка? А сантехника?
— Все будет как положено, — сказал пришелец.
Батыев прошелся по кабинету, затем поглядел на Слабенко:
— Сечешь? Выходим на первое место в области. А ты — пришельцы, пришельцы. Надо верить в космическое братство!..
Батыев ласково положил руку на плечо пришельца.
— Так я пошел делать улицы? — спросил пришелец.
— Иди, — сказал Батыев. — С богом!
Пришелец ушел, а Слабенко, оставшись в кабинете с Батыевым, сказал:
— Кранты нам, товарищ Батыев.
— Ты о чем?
— Давно вы сидите начальником, а простых вещей не понимаете. Для чего я в городе?
— Чтобы строить, — сказал Батыев.
— Правильно. Поэтому у меня бухгалтеры есть, рабочий класс, кассиры — всего двести шестьдесят человек, не считая подразделений. И все при деле.
— И все план не выполняют! — перебил начстроя Батыев. — Зачем только хлеб едите? Пришел вот один пришелец.
— Вот именно, — сказал Слабенко. — Не выполняем, но стараемся, принимаем социалистические обязательства, боремся. А теперь что? Куда мне девать аппарат?
Батыев задумался. Потом спросил:
— У тебя всё?
— Нет, не всё! Он дороги строит вечные. Их ремонтировать не надо. Понял, какая для нас катастрофа?
— Займешься жилищным строительством. — голос Батыева дрогнул.
— Жилищным? А ты посмотри в окно!
Они подошли к окну. Вдали, на берегу реки, медленно поднимался, этаж за этажом, белоснежный дом. На глазах поднимался. И окна уже были застекленные.
— К обеду жилищная проблема в городе будет решена, — сказал Слабенко. — Значит, еще тысячу человек без работы оставим. А у тебя в конторе отделы промстроя, культстроя — куда их денешь? А меня куда денешь?
— Ну уж ты преувеличиваешь.
— Преувеличиваю? А знаешь, что он в интервью сказал?
— В каком?
— Он вчера интервью дал «Гуслярскому знамени». Он сказал, что покажет, как можно наладить производство тканей и обуви без фабрик и заводов. Он сказал, как можно навести порядок в бухгалтерском учете, установив компьютер, который никогда не сломается. Это же провокация!