толк не возьму, почему они находят эти его дурацкие шутки смешными.
– Потому что он придурок, вот почему.
Она выждала и потом тихо спросила:
– Там ведь не очень плохо, котенок?
– На Таймс-сквер? – не поняла я. – Откуда же я знаю?
– В школе. – Бабуля не смотрела на меня. Ее пальцы сосредоточенно подбирали попкорн с дивана и кофейного столика и возвращали обратно в миску. – Тяжело приходится?
– Не так уж плохо, – ответила я. – Честно говоря, там даже ничего.
Она подождала, пока на экране не взревела какая-то группа, игравшая так громко, что завывания электрической гитары просто били по ушам, наверное, они все перепились до чертиков, к тому же звук она врубила на полную мощность.
– Ты чувствуешь, что занятия идут тебе на пользу?
Я знала, что она имеет в виду под этим «на пользу». Ей хотелось бы знать, стала ли я лучше, нормальнее, как все, но я сделала вид, что не понимаю скрытого смысла ее слов:
– Конечно, я чувствую, что занятия приносят мне большую пользу. Не могу объяснить, но…
Она с облегчением похлопала меня по руке:
– Что ж, тогда хорошо. Ведь это самое главное.
Мы смотрели, пока шар не скатился вниз, ознаменовав наступление нового 1993 года. Тогда впервые после долгого перерыва опять разрешили конфетти, и люди бросали их с верхних этажей и крыш Таймс-сквер, все эти разноцветные и даже металлизированные кружочки и завитки, большие, маленькие, длинные, короткие – всякие.
Яркие конфетти всё сыпались с экрана, и этот сверкающий дождь, эти вспышки фотоаппаратов и свет рекламных вывесок, эта толпа улыбающихся во весь рот людей в блестящих шляпах вызывали грусть от того, что ты всего лишь сидишь перед телевизором, на экране которого то появляется, то исчезает волшебный мир. Прямой репортаж не переносил этот праздник в гостиную, он только напоминал, сколько же ты теряешь, сидя на диване в пижаме, с куском пиццы на бумажной тарелке в подтеках рыжего жира и стаканом выдохшейся газировки, водянистой от растаявшего льда, о том, какое расстояние отделяет тебя от этого веселья. По крайней мере, именно так было в том году.
Глава 17
После каникул Адам Красный Орел вернулся обритый наголо, хотя волосы тут же начали отрастать. Его заставил отец. Спорить, по словам Адама, было бесполезно. Он передразнил его, повышая голос: «Мы уже не дикари. И, ради всего святого, не женщины». Забавным было то, что с бритой головой Адам не стал ничуть менее женственным или нежным, наоборот, его красота – высокие скулы, превосходная кожа, марлендитриховские брови, пухлые губы – была еще более заметной.
Изменения коснулись и других вещей. Я получила привилегию украшать комнату. Сперва, конечно, нужно было получить разрешение Лидии, но у меня не было ничего, что бы она одобрила, поэтому мой айсберг продолжил бороздить пустые просторы стены в полном одиночестве. Теперь вместо индивидуальных консультаций с Риком я раз в неделю принимала участие в группе поддержки. К сожалению, встреч с Лидией это не отменяло. Дома в Айдахо Джейн раздобыла порядочную порцию забористой травки, пополнившую наши истощившиеся запасы. О своем поставщике она отзывалась таинственно, что-то говорила про старую любовь, которая не ржавеет, и трагедию женщины. Эрин-викинг поклялась наконец всерьез взяться за фигуру и начала занятия христианской аэробикой.
Она привезла с собой несколько кассет, три новехоньких купальника и синюю степ-платформу с черными резиновыми прокладками сверху. Деловая она была – просто жуть. На кассетах были записи Тэнди Кэмпбелл, ведущей программы «Формы с верой», невысокого роста энергичной брюнетки, называвшей себя «христовой чирлидершей». В переливающемся топе из спандекса и черных легинсах выглядела она сногсшибательно.
Эрин не терпелось со мной поделиться. Я не успела даже вещи распаковать, а она уже совала мне в руки эти кассеты с улыбающейся во весь рот Тэнди. Поперек улыбки шла надпись «Шаги радости – кардио с Иисусом».
– Ты будешь заниматься со мной? – Она подтянула руку с кассетой к груди, словно это была гантель. – Лидия говорит, мы можем воспользоваться комнатой отдыха, если будем вставать пораньше.
– Не знала, что Иисус увлекался аэробикой, – ответила я. – Всегда думала, что он занимался ходьбой, по водам например.
– Неужели ты не знаешь Тэнди Кэмпбелл? – Не выпуская кассет, она вытянула обе руки перед собой и принялась делать махи и подъемы, что, видимо, должно было изображать аэробику, но скорее походило на движения уличного регулировщика. – Она же такая знаменитая! Така-а-ая! Мамочка с сестрами ездила на один из ее спортивных уик-эндов в Сан-Диего. Им посчастливилось лично с ней встретиться. Мамочка говорит, она такая крошечная, но энергетика у нее просто нереальная. Прямо чувствуешь это.
– Готова поспорить, тетя Рут ее знает, – сказала я. – Наверное, тоже ее поклонница.
– Конечно. – Ноги Эрин принялись двигаться в такт рукам, что ей не очень хорошо удавалось. По-моему, она даже тридцати секунд не могла нормально продержаться. – О, Тэнди великолепна. Ее все обожают. Ты должна, должна попробовать. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Мне нужна пара, а ты ведь все равно сейчас не бегаешь. И вряд ли сможешь до самого апреля.
Тут она была права. Первый снег в «Обетовании» лег где-то в середине октября, но за время наших каникул намело столько, что кроме подъездной аллеи, расчищенной для нас одним из окрестных фермеров, и дорожки к хлеву, за которой мы сами следили, убирая снег лопатами по очереди, все остальное представляло собой белую равнину, на которой то тут, то там вырастали холмы, такие высокие и причудливые, что невозможно было угадать, где под ними начинается твердая почва.
Сначала я решила позаниматься с Эрин несколько раз просто для смеха, чтобы было потом о чем посудачить с Адамом и Джейн. Лидия позволила присоединиться к утренним тренировкам только девочкам – видимо, занятия христианской аэробикой были недостаточно мужественны для мальчиков. Но вышло по-другому. Возможно, сработала магия видео, напоминавшего мне о днях свободы, но очень скоро я уже не могла представить утро без ослепительной улыбки Тэнди, ее неукротимой энергии и на удивление милой привычки переиначивать названия стандартных движений на христианский лад, хотя иногда получалась совершенная бессмыслица. «Скрестный шаг» она называла «крестным шагом», «марш на месте» – «маршем к славе», а все виды ударов – «взрывами радости».
Помимо этого и аранжированных госпелов, способных выдерживать темп Тэнди, единственной безусловной данью Иисусу были медитации во время разминок и заминок – она обращалась к нам со словами Писания, чтобы улучшить мотивацию. Больше всего она любила строки из Послания к Евреям (12:11): «Всякое наказание в настоящее время кажется