— Да кому он нужен?! — Борис раздраженно махнул рукой.
— Но ты же сам говорил о Павле, и я…
— Нинель, вот поэтому я с удовольствием расскажу тебе, как там живут люди. Ты узнаешь, какие у нас дома и магазины, как можно за час долететь от Москвы до Санкт-Петербурга, но об исторических событиях ты узнаешь только то, что я посчитаю возможным, и это не обсуждается.
Готовые было сорваться с языка возражения, Нинель благоразумно отставила на будущее. Вместо этого она задала давно мучавший ее вопрос:
— А люди у вас счастливы?
— Нет, конечно, — при этом прилагательное «конечно» прозвучало позорно буднично, — ты знаешь, только пожив в этом мире, я стал догадываться, что счастье в общепринятом смысле, скорее всего, не достижимо. Понимаешь, Нинель, все оказалось гораздо сложнее, чем казалось сторонникам социальных перемен, да и мне, если честно.
Федотов поведал, что жители некоторых «успешных» стран его мира могли всю жизнь прожить на социальное пособие. Они не голодали, имели кров, но счастливыми назвать их было бы издевкой. А еще Федотов припомнил диалог и Стругацких:
«А голодные бунты у тебя были?»
«Были, но я с этим справился, теперь люди не голодают».
«Значит теперь надо ждать сытых бунтов».
«Что ты несешь! Какие могут быть бунты от сытой жизни?!»
«Перестань на меня орать, я только показываю порядок вещей. Ты отнял у людей заботу о хлебе насущном, ничего не давая взамен. Людям становится тошно, поэтому потоком пойдут самоубийства, наркомания, сексуальные революции, дурацкие бунты из-за ничего. Если хочешь знать — это ты стал заложником и рабом толпы, ради которой ты, по факту, живешь».
— Борис, значит, все гуманистические теории лживы и мечты о счастье это фетиш?
— Нинель, они не лживы. Просто из всего созданного великими умами до толпы доносится сиюминутное, и это поверхностное закрепляется, как единственно верное. О глубинном, конечно, вспоминают, но не все и не часто, и это мягко сказано. Оказывается, есть у социума такая особенность — взять от великих идей самое простое и как тараном проломить закостеневшую систему отношений, но потом заснуть колодой до следующего кризиса.
— Ты имеешь в виду революцию? — уточнила Нинель.
— Не только. Похоже, любая трансформация общества, даже сугубо эволюционного свойства, проходит по одному шаблону. И вообще, революция или эволюция, — Борис пренебрежительно махнул рукой, — это всего лишь о темпах преобразований.
— Борис, — напряжение в голосе Нинель заставило Бориса насторожиться, — у тебя там осталась семья?
— Да, жена и дочь, — ответ на этот вопрос был давно готов, но все равно переселенцу было не по себе, — Наталья окончила институт и вышла замуж. У нас большинство женщин имеет высшее образование, а вот жену… — Федотов хотел сказать, что ему ее жалко, но с момента переноса его не покидала иррациональная уверенность — в это время попал не тот изначальный Федотов, а его абсолютная копия. — Я думаю, что из нашего исходного мира мы никуда не исчезали.
— Но как такое могло быть, а как же душа? — всполошилась Нинель и опять в ход пошла заготовка:
— Если бы ты знала, сколько открытий сделано о природе жизни, но если я сейчас начну рассказывать о генетике, то нам и следующих суток не хватит, поэтому, о душе в следующий раз.
«Следующий раз» начался и закончился. Ему на смену пришел очередной «следующий раз». Постепенно в голове Нинель складывалась картина другого мира, в котором кроме широченных дорог с миллионами автомобилей, с шикарными магазинами, жили люди, которые смеялись, плакали или, ничего не замечая, проходили мимо. Все как от сотворения мира. Федотов познакомил Нинель с сильно урезанной версией физического строения мироздания, с достижениями медицины и с генетикой. Нинель с грустью узнала, что большинство церквей были снесены. Будучи человеком трезвомыслящим, в чем-то даже передовых для этого времени взглядов, ей, между тем, было жалко церкви, в которой ее крестили, которую она посещала с детства, и вновь прозвучал вопрос о душе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Нинель, мне трудно об этом говорить. Пойми, я не знаю, что такое душа. Как и ты, я ее в себе чувствую, но что это такое, я не знаю. Если так проявляет себя какой-то набор генов, то о бессмертии говорить бессмысленно. Если душа это вечная нематериальная сущность, то, при чем тут гены?
— Господи, Федотов, какой же ты безбожник, — сокрушенно покачала головой Нинель, — но ты же сам сказал, что чувствуешь в себе душу, значит, она есть, разве это не так?
— Э-э-э, стоп! Как у нас говорят, включаем голову, а по вашему логику. Если душа есть вечная нематериальная сущность, то с какого перепуга она может быть связана с материей? Она же НЕ МАТЕРИАЛЬНА, т. е. вне материи, и мы ее никак не можем чувствовать или наблюдать приборами!
— Федотов, но ты же сам говорил о неопознанности мира о каких-то непонятных полях, может это они, — судя по интонациям разговор стал женщину тяготить.
— В том все и дело, что поля это проявление материи в пространстве. Представь, наступил паж на платье королевы и та тут же шмяк об пол. Так и с полями, они как бы окружающее материю платье и от материи неотделимы. Поэтому, или мы снимаем версию нематериальности и вечности души, или говорим что ее нет.
— Но как же… — Нинель с отчаянием посмотрела на мужа, — как же со всем этим жить?
— Нинель, как все люди. Радоваться, стараться привнести в наш мир добро. Немного грешить, ибо без этого не бывает. Как говориться, не делай добра, не получишь зла. Ты пойми, как верно подметил один гениальный человек: «Религия это опиум для народа», но без нее мир скатывается в пропасть. Не весь, конечно, но четверть населения религия сдерживает от моральной деградации.
— Борис, и ты после этого ходишь в церковь?
— Нинель, я всего лишь человек и мне не чуждо желание окунуться в атмосферу нравственной чистоты. Некоторым попам можно открыть душу, но в принципе, верить им не стоит. За редким исключением, слишком они простые ребята.
— Борис! Так нельзя говорить о служителях церкви.
— А что Борис. Борис он и в Африке Борис, — ворчливо отбрехивался зарвавшийся переселенец, — ты лучше скажи, что мне думать об умственных способностях, придумавшего весь этот кошмар с кипячением грешников? Ты только представь: одни идиоты вечно пилят дрова, другие на этих полешках вечно варят похлебку из придурков. Нинель, куда мне деваться от понимания, что если вечно жечь один единственный костер, то на эту забаву уйдет вся материя вселенной. Вся до последнего атома водорода, и все это за ради кипячения идиотов, с отклонениями в генетическом коде.
Федотову хотелось поведать Нинель об очередной гениальной идее, на которую она его только что натолкнула. Если предположить наличие некоторых, неизвестных на сегодняшний день полей, вдоль которых автоматом структурируются спирали ДНК, то мы просто обязаны предположить обратное влияние на конфигурацию этих полей со стороны белковых молекул в процессе их жизни. Вместе с тем, полей без материи не существует. Значить, эта таинственная и крайне слабо связанная с вселенной материя, пропитавшись воздействием со стороны ДНК, несет на себе слепок живого существа. Фактически это и есть душа. Не вечная, конечно, но срок существования которой исчисляется минимум миллионами лет. И как тут не вспомнить о инкарнации? Вплыла такая субстанция с отпечатком дебила в пределы земли, и тут же вокруг нее скомпонуются гены, например, баобаба. А потом родятся стихи: «Но, если туп, как дерево — родишься баобабом, и будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь».
Ничего этого Федотов не сказал, зато стал убеждать плачущую Нинель, в том, что он полный идиот, и это ему надо жариться на сковороде, чтобы добиться прощения.
Глава 21
Даешь державный социализм
Апрель 1909 г.
— У тебя есть другое предложение?
— Нет, но Иван не предатель, — Федотов с трудом оторвал взгляд от лениво ползущей по столу мухи, — я его знаю четвертый год. Гнильцо в нем есть, но в его предательство я не верю! — Борис от души треснул линейкой по ползающей твари и брезгливо протер линейку салфеткой.