усну, а ты молись за меня, как я молилась за несчастных грешниц. За себя не бойся, все твои грехи я возьму на себя, как только взойду на суд. Ты не передумаешь?
– Мне незачем больше жить, Снежа.
– Завещание ты написал?
– Да.
– Хорошо. Ну, давай прощаться, родной…
… – Когда она умрёт?
– Сказала, что к утру.
– Так нельзя, Владик! Нужно вызвать врачей, её ещё можно спасти, вернуть, я уверен!
– Зачем?
– Затем, что она должна ответить за все те чудовищные преступления, которые совершила якобы во имя любви! Так не любят! Понимаешь ты или нет?! А ты будешь жить. Я свидетель, я до генерального прокурора дойду, если понадобится, мы докажем, что ты ничего не знал! Вернёшь девчонок, продашь к чёрту все свои дома, я тоже всё здесь продам, заберём детей и уедем.
Влад вдруг весело рассмеялся:
– Пашка! Да ты пьяный совсем! Завидую… Ну и куда же мы уедем?
– Да хоть в Италию! Да! А что? Что такого? У меня там семья, мать, сестра, отчим – мировой дядька! Купим дом и все там поселимся!
– Чушь какая! – весело фыркнул Влад.
– Нет, не чушь! Мы ещё сможем жить, я говорил тебе, нужно только постараться что-то такое найти, зацепиться… И уехать из этого серого города! Здесь все с ума сходят, ты заметил?
Влад вздохнул:
– Хороший ты мужик, Паша. И очень добрый. Никуда я не поеду и её не брошу. Я умру вместе с ней, я ей обещал. Со всеми делами я покончил, завещание написал, они не будут бедствовать и, может быть, сумеют быть счастливыми…
– Ты всё оставил детям?
– Да. Я всё оставил своим детям. И могу умирать.
Макс замотал головой:
– Нет, Владик! Я иду за полицией!
– Я тебя не выпущу, – спокойно сказал Влад, – Ты мне всё отдал, двери заперты, голыми руками тебе со мной не справиться.
– Владик, послушай… Ведь как только ты потеряешь сознание, я сразу побегу за помощью.
– Я не буду терять никакое сознание.
– А как?… – растерялся Макс.
– Так. Снежке я сказал, что тоже приму таблетки, но это так муторно и долго, да и вообще как-то не по-мужски… Смотри! – он протянул руку.
– Откуда у тебя пистолет?
Влад довольно улыбался:
– У родного папочки в секретере отыскал. И патроны есть. Называется Лепаж. Что на ум приходит?
– Пушкин.
– Именно. Солнцеподобный Александр Сергеевич и скотина Дантес.
– Они стрелялись не на Лепажах.
– Правда? – расстроился Влад, – Жаль!
– Эта фирма до сих пор существует?
– Нет. Этот вроде бельгийский… Ему, наверное, лет сто.
– Ты разбираешься в таких штуковинах?
– Совсем немного. Но я уверен, что моих знаний хватит, чтоб выстрелить.
– И что ты хочешь делать?
– Застрелю её, потом застрелюсь сам. Я хотел ещё поджечь дом, но раз ты здесь торчишь, то от этой мысли придётся отказаться.
– Владик, ведь ты станешь и убийцей и самоубийцей! Неужели, тебе не страшно?!
– Знаешь, Павлик, я утратил веру. Но она-то верит! Ей только самоубийства не хватало ко всем её грехам!
Он взял бутылку с остатками коньяка, откинул голову, допил из горлышка, довольно крякнул, посмотрел на Макса:
– Извини, я не поделился… Думаю, что это был мой последний глоток в жизни, так что не сердись. У тебя ещё много коньяка впереди…
Влад присел перед Снежаной на корточки, погладил пальцами её лицо, потом, таким же нежным движением приласкал пистолет.
– Избавление, Паша… Всё, наконец, закончится. Вряд ли ты захочешь на это смотреть, так что посиди пока на чердаке, с той стороны.
– Владик, я не позволю тебе это сделать!
– Позволишь. А если будешь мне мешать, то я тебя просто пристрелю. Патронов целый магазин.
– Ты не сможешь! Ты тогда станешь убийцей, ещё страшнее, чем она!
– Ну, так и не вынуждай меня! Я всё тебе рассказал, как на духу, всю нашу с ней жизнь, потому что ты имел право знать. Теперь ты знаешь. Уйди, оставь нас с нашей смертью!
Макс замотал головой, Влад пожал плечами:
– Что ж…
Он подошёл к Максу, щёлкнул пистолетом, вытянул руку, равнодушное дуло почти касалось покрытого испариной лба.
– Владька, не делай этого, прошу тебя! Не делай этого с собой!
– Я не хочу, Паша! Просто уйди и посиди там несколько минут.
Макс опять замотал головой и понял по глазам, что Влад сейчас выстрелит. Ноги стали слабыми, в горле застрял ком. Он попытался вспомнить Лёнино лицо. Алекс. Не получилось. Снежана тихо, с болью застонала. Влад посмотрел на неё. Макс коротко и сильно ударил по запястью Покровского, пистолет упал, сделал оборот на ковре, Макс изо всех сил пнул его носком ботинка. Оружие, как по льду, проскользило к стене и затерялось в куче антиквариата. Влад вздохнул:
– Ловко… Но это ничего не меняет, мы только потеряем время. Нам придётся драться, и я тебя, конечно, одолею. Не обижайся, ты сам знаешь, что я всегда был сильнее.
Влад вдруг коротко и очень сильно ударил Макса в солнечное сплетение, Макс полетел в дверь, она открылась, Макс вывалился на пустой чердак.
Подошёл Влад, схватил, лежащего Макса, за грудки, тряхнул.
– Пашка… посиди ты тут, я тебя прошу!
– Нет… – Макс вцепился ему в ногу.
Влад пытался разжать его пальцы:
– Ты что, не можешь просто подождать, чудик?!
– Не могу… – хрипел Макс, – Она должна ответить за всё… А ты должен жить…
– Не тебе это решать… – Влад задыхался. Он, наконец, освободил свою ногу, схватил Макса подмышки, швырнул к окну, Макс сильно ударился плечом, сполз на пол. Замер. У самых глаз были ботинки Влада, над ухом раздавалось его свистящее дыхание.
– Лежи здесь, дурак несчастный… Лежи… Не лезь к нам… Это только нас двоих касается, меня и моей жены. Слышишь?
Макс не слышал. Он незаметно сжимал и разжимал пальцы, пригоняя к ним кровь, пытался утихомирить лёгкие, и не отрывал взгляда от щели в полу под окном. Там, припорошенная пылью и мелкими муравьиными опилками, лежала оброненная им когда-то монтировка.
«Это последний шанс».
Макс поднял голову, посмотрел на Влада, кивнул ему и закрыл глаза.
Влад выдохнул:
– Вот и хорошо… Дом весь на запорах. Ключи я выбросил на улицу. Когда всё кончится – открой это окно и зови на помощь. Скоро утро, тебя кто-нибудь услышит.
Влад повернулся к нему спиной. Макс осторожно поддел пальцами монтировку, выхватил из щели, вскочил, в два коротких шага оказался возле Покровского, тот уже заходил в каморку. Макс с размаху ударил Влада железом по руке. Влад весь скукожился от боли, согнулся пополам, шагнул назад, растерянно посмотрел на Макса:
– Ах, ты сволочь! Ведь