Лаврентий спутал!
1977
В младенчестве нас матери пугали…
В младенчестве нас матери пугали,
Суля за ослушание Сибирь, грозя рукой.
Они в сердцах бранились и едва ли
Желали детям участи такой.
А мы пошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и — просто пылью по лучу.
К каким порогам приведет дорога?
В какую пропасть напоследок прокричу?
Мы север свой отыщем без компаса —
Угрозы матерей мы зазубрили как завет.
И ветер дул, с костей сдувая мясо
И радуя прохладою скелет.
Мольбы и стоны здесь не выживают —
Хватает и уносит их позёмка и метель.
Слова и слёзы на лету смерзают —
Лишь брань и пули настигают цель.
Про всё писать — не выдержит бумага,
Всё — в прошлом, ну, а прошлое — быльё и трын-трава.
Не раз нам кости перемыла драга —
В нас, значит, было золото, братва!
Но чуден звон души моей помина,
И белый день белей, и ночь черней, и суше снег —
И мерзлота надёжней формалина
Мой труп на память сохранит навек.
Я на воспоминания не падок,
Но если занесла судьба — гляди и не тужи:
Мы здесь подохли — вон он, тот распадок, —
Нас выгребли бульдозеров ножи.
Здесь мы прошли за так, за четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу, —
К таким порогам привела дорога.
В какую ж пропасть напоследок прокричу?
[1977]
Был побег «на рывок»…
Был побег «на рывок» —
Наглый, глупый, дневной:
Вологодского — с ног,
И — вперёд головой!..
И запрыгали двое,
В такт сопя на бегу, —
На виду у конвоя
Да по пояс в снегу.
Положен строй в порядке образцовом,
И взвыла «Дружба» — старая пила,
И осенили знаменьем свинцовым
С очухавшихся вышек три ствола.
Все лежали плашмя —
В снег уткнули носы,
А за нами двумя —
Бесноватые псы.
Девять граммов горячие,
Как вам тесно в стволах!
Мы на мушках корячились,
Словно как на колах.
Нам — добежать до берега — до цели,
Но свыше — с вышек — всё предрешено:
Там у стрелков мы дёргались в прицеле —
Умора просто, до чего смешно!
Вот бы мне посмотреть,
С кем отправился в путь, —
С кем рискнул помереть,
С кем затеял рискнуть.
Где-то виделись будто…
Чуть очухался я,
Прохрипел: «Как зовут-то?»
И — «Какая статья?»
Но — поздно: зачеркнули его пули
Крестом — затылок, пояс, два плеча.
А я бежал и думал: «Добегу ли?» —
И даже не заметил сгоряча.
Я к нему, чудаку:
Почему, мол, отстал?
Ну, а он — на боку
И мозги распластал.
Пробрало — телогрейка
Аж просохла на мне!
Лихо бьёт трёхлинейка —
Прямо как на войне.
Как за грудки, держался я за камни
(Когда собаки близко — не беги).
Псы покропили землю языками
И разбрелись, слизав его мозги.
Приподнялся и я,
Белый свет стервеня.
И гляжу: кумовья
Поджидают меня.
Пнули труп — сдох, скотина,
Нету проку с него:
За поимку — полтина,
А за смерть — ничего.
И мы прошли гуськом перед бригадой,
Потом — за вахту, отряхнувши снег.
Они — обратно в зону, за наградой,
А я — за новым сроком за побег.
Я сначала грубил,
А потом перестал.
Целый взвод меня бил —
Аж два раза устал.
Зря пугают тем светом —
Тут с дубьём, там с кнутом.
Врежут там — я на этом,
Врежут здесь — я на том.
…А в промежутках — тишина и снеги,
Да зайцы, да медведики, да лось…
И снова вижу я себя в побеге,
Неправду вижу: будто удалось.
Надо б нам вдоль реки —
Он был тоже не слаб, —
Чтоб людям не с руки,
А собакам — не с лап.
Вот и сказке конец:
Зверь бежал на ловца —
Снёс, как срезал, ловец
Беглецу пол-лица.
Я гордость под исподнее упрятал —
Видал, как пятки лижут гордецы.
Пошёл лизать я раны в лизолятор —
Не зализал, и вот они — рубцы.
Всё взято в трубы, перекрыты краны.
Ночами только воют и скулят…
Но надо, надо сыпать соль на раны.
Чтоб лучше помнить — пусть они болят.
1976–1977
ПРО РЕЧКУ ВАЧУ И ПОПУТЧИЦУ ВАЛЮ
Под собою ног не чую,
И качается земля.
Третий месяц я бичую,
Так как списан подчистую
С китобоя-корабля.
Ну а так как я бичую —
Беспартийный, не еврей —
Я на лестницах ночую,
Где тепло от батарей.
Это жизнь — живи и грейся!
Хрен вам — пуля и петля!
Пью, бывает, хоть залейся, —
Кореша приходят с рейса
И гуляют от рубля.
Рупь не деньги, рупь — бумажка,
Экономить — тяжкий грех.
Ах, душа моя — тельняшка
В сорок полос, семь прорех!
Но послал господь удачу, —
Заработал свечку он! —
Углядев, как горько плачу,
Он шепнул: «Валяй на Бачу,
Торопись, пока сезон».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});