Читать интересную книгу В когтях неведомого века - Андрей Ерпылев

– Вообще‑то да… – осторожно косясь на кулак охранника, ответил Горенштейн. – Только не червонец, а империал. Червонцем золотую монету в десять рублей назвали уже большевики…

– Один фиг, – равнодушно бросил авторитет. – Главное, что золотой. И немедленно. Косой! Ты у нас вроде спец… Сколько сейчас царский чирик стоит?

– Да баксов сто, наверное, – сообщил, подумав, один из бандитов, действительно несколько косящий правым глазом.

– Серьезная валюта… Так. Вижу: «одна тысяча восемьсот сорок четвертый» и «одна тысяча восемьсот сорок третий». А базар… пардон… разговор шел про сорок шестой.

– Тот, в коляске, – сообщил Сильвер, – сказал, что сегодня… тогда, в общем… двадцать пятое июня было. Восемьсот сорок шестого года.

– И все равно не седьмое июля… – задумчиво пробормотал Геннадий Игоревич, постукивая по столешнице серебряным полтинником с двуглавым орлом.

– Почему не седьмое? – опять вскинулся ученый. – Как раз седьмое!

– Как это?

– Ну, это по новому стилю седьмое, – принялся загибать пальцы Горенштейн. – А по старому, по Юлианскому календарю, значит… Да, двадцать пятое июня.

– А ведь точно… – что‑то посчитал в уме «предводитель команчей».

– Что‑то я не въеду! – честно признался Сильвер. – Седьмое, двадцать пятое…

– Ты Рождество когда отмечаешь?

– Рождество? Седьмого января. Как все.

– А оно ведь должно быть двадцать пятого декабря, как во всем мире. Седьмого января – это по старому стилю. Въехал?

– Нет.

– Ты старый Новый год тринадцатого празднуешь? – начал сердиться авторитет.

– Да. Все празднуют, и я праздную.

– Так это по СТАРОМУ стилю первое января. Понятно?

– Угу… – уставился тот в потолок, шевеля губами. – И все равно не сходится.

– Что не сходится? – обреченно вздохнул авторитет.

– Между двадцать пятым июня и седьмым июля двенадцать дней, а не тринадцать. В декабре‑то тридцать один день, в июне – тридцать.

– Да… Действительно, почему? – уважительно глянул Геннадий Игоревич на соратника, настолько неожиданно блеснувшего интеллектом.

– За каждый век набегает по одному дню, – устало сообщил Дмитрий Михайлович. – Поэтому к датам двадцатого века добавляем тринадцать, девятнадцатого – двенадцать, восемнадцатого – одиннадцать…

– Хватит, хватит… Тогда все в порядке. Да у вас не машина, а просто клад, Дмитрий Михайлович! Такая точность меня вполне устраивает. И, говорите, можно в любую точку пространства?

– Плюс‑минус километр…

– У‑у‑у… Это хуже… Но ничего – подходит. Итак, проверку, думаю, можно считать успешной. Реальную эксплуатацию вашего чуда техники начнем недельки через две: нужно еще экипировочку подобрать, людишек натаскать… Возьметесь, Георгий Владимирович?

Жора молчал. Он уже примерно понимал, для чего уголовнику понадобилась такая точность…

– Молчите? Как хотите. Два раза предлагать не буду. Ну, вы еще подумайте… А пока… А пока…

Авторитет задумался.

– А пока хотелось бы чего‑нибудь для души. Вы, господин Арталетов, вроде бы частый гость во Франции шестнадцатого века?

– Если два визита можно назвать этим словом, то да, – не стал спорить с очевидным Георгий.

– Чудненько. Знаете ли, всегда мечтал побывать именно в этом времени и месте. Дюма‑отец, королева Марго, шпаги, колеты, веера… Не согласитесь ли немножко побыть моим гидом?

– Почему бы нет… У меня там, кстати, остались незавершенные дела.

– Ну, о делах потом. Сперва я хочу побывать там просто так – туристом. В современном Париже я бывал, интересно бы сравнить. Да и поглядеть, что старик Дюма наврал, а что описал точно.

– Как прикажете. Получите истинное удовольствие, ручаюсь.

– В самом деле? Тогда немедленно в путь! Та машина, с которой вас сняли, вроде бы настроена на это время?

Горенштейн пожал плечами:

– Естественно.

– Восхитительно! Найдется в вашей костюмерной наряд на меня и двух моих оболтусов? Сильвер остается тут за главного…

17

Здесь он получил все, что ему причиталось.

Мистер Уильям Бонс, штурман

– Б‑р‑р… Вот это полет!

Действительно, полет оказался еще тот. Не зря, видно, предупреждал Горенштейн, что четыре человека, да еще такой комплекции, на одну машину – почти предел. Впечатления можно сравнить с теми, которые бывают у воздухоплавателя, застигнутого в воздухе десятибалльным штормом.

Жора потряс из стороны в сторону головой, в которой, казалось, что‑то перекатывалось, и только после этого открыл глаза.

На этот раз, видимо ради разнообразия, перенос состоялся в дневное время. И похоже, в несколько более позднее время года – трава под деревьями была устлана толстым слоем пушистого снежка, а воздух имел температуру заметно ниже нулевой.

«Слава богу, – облегченно подумал Арталетов, – хоть клопы проклятые спать улеглись до весны…»

Он поднялся на ноги и попрыгал, разгоняя кровь.

– Где вы, Геннадий Игоревич?

– Голову поднимите.

Авторитет, облаченный в красный, расшитый золотом кафтан и черный плащ, висел на горизонтальной ветке, вцепившись в растрескавшуюся кору всеми четырьмя конечностями не хуже давешнего лесного агрессора.

– А остальные где?

– Черт его знает… Впрочем, надо мной кто‑то сидит.

Примерно в метре над предводителем сидел, обняв руками и ногами ствол, Косой, не реагировавший ни на какие сигналы снизу. Очевидно, путешествие он перенес хуже всех.

Третий бандит, прихрамывая, пришел на голос предводителя откуда‑то из лесной чащи. Судя по разорванной цепочке «хрономобиля», он пытался куда‑то бежать в межвременном пространстве. Ему неимоверно повезло, что это был уже заключительный этап, а то пришлось бы его искать где‑нибудь в Швейцарии или Атлантическом океане, если вообще не на Марсе. По его собственным словам, беглец рухнул на землю с высоты третьего этажа. У страха, конечно, глаза велики, но ногу он себе растянул изрядно.

– Мне к тому же тварь какая‑то мелкая за шиворот провалилась, – плаксиво пожаловался он, корябая кривым сучком спину. – Кусачая‑а!..

Общими усилиями сняли с ветки старшего, затем, проявляя чудеса акробатики, спустили на землю Косого, не желавшего расставаться с позой австралийского медведя коала даже на земле. Лишь полстакана коньяку, влитые в разжатый кинжалом рот, понемногу вернули бедолагу к жизни.

Как ни странно, Геннадий Игоревич перенес «перелет» превосходно. Недаром, видно, говорят: «Подлецу – все к лицу»…

– Вперед! – торопил он. – Чего рассиживаться? Нас ждут великие дела!..

* * *

Корчма покойного Мишлена, естественно, никуда не делась, но при свете короткого зимнего дня вид у нее оказался еще печальнее. Никаких следов на дорожке, ведущей к ней, не просматривалось, поэтому Георгий легко убедил спутников в необитаемости жилья, сочинив на ходу сказку о том, что хозяин‑де со всей семьей помер от заразы. В чем, кстати, не слишком погрешил против истины, если считать заразой проклятого вампира.

Наш герой еще в Москве твердо решил избавиться от непрошеных гостей, особенно когда вник в их планы, но таким образом… У всего должны быть свои пределы. Есть масса других способов…

Простейший, увы, оказался нереалистичным, поскольку «хрономобиль» был изъят у него сразу по приземлении. Вернее, после того, как его общими усилиями откопали в снегу между основной «точкой приземления» и чащей, где оказался «диссидент». Оставалось надеяться, что предусмотрительность и осторожность Геннадия Игоревича тоже имеет свои пределы.

Возможность укорить себя за излишнее мягкосердечие Арталетов получил очень скоро.

Муки совести подступили вплотную после того, как была ограблена и едва не перебита семья поселян с одинокого придорожного хутора, отказавшаяся отдать свою единственную лошадь. В результате схватившемуся за вилы мужику намяли ребра и вывихнули челюсть, а поспешившей на выручку супруге так разукрасили лицо, что и без того не слишком привлекательная женщина теперь могла сниматься в фильмах ужасов без грима. Или наоборот, ее пришлось бы гримировать, чтобы не очень шокировать зрителей.

Возможно, ее и двух великовозрастных дочек постигла бы более суровая участь, если бы они были хоть чуточку чище. Стойкое сопротивление коренных галлов русским нововведениям в виде «варварских» бань сыграло свою положительную роль. Не знаю, выиграла ли от этого мамаша или проиграла, но дочки, по крайней мере, сохранили невинность.

Ездить верхом, естественно, никто, кроме Жоры, не умел, да и странно выглядели бы четыре всадника на одной‑единственной конфискованной лошади. Поэтому потери крестьян четвероногим транспортным средством не ограничились. В качестве контрибуции победители забрали телегу, а чтобы не скучно было ехать, загрузили ее кувшинами с домашним вином, копчеными окороками, сырами и прочими припасами, заготовленными бедняками на зиму. Судьба селян Геннадия Игоревича, не говоря о его подручных, не волновала совсем.